(предыдущий фрагмент "Очищенный от всяких обвинений в совращении".
Роман «Миледи и все...». http://www.stihi.ru/2016/06/06/6180)
...Жан молод. Кондотьером стал недавно,
а личностью – чуть раньше. Вождь солдат.
Что личность в ратном деле не бездарна,
наёмники охотно подтвердят...
...Жан разный. То радушный, то угрюмый.
В любви он нежен, но суров в бою.
Да вот и жизнь отчасти – чёрный юмор.
Кружись и прыгай, словно на балу!
Резону нет держать в мешках по шилу.
По жизни Жан и весел, и пригож.
Подстроившись к любому дебоширу,
харизмою сведёт на нет дебош.
В гостях же у кузины – не до жиру!
У Жана настроение паршиво.
Меж этикой и «пылом в невтерпёж»
идёт единой Совести делёж...
...У девы – платья тонкого пошива,
для гостя декольте на платьях сплошь!
Мужской дух Жана чувствовал: пожива!
Отказы девы, безусловно, ложь!
Невинностью МонИк так дорожила,
что тело не сдалось. Но ведь могло ж!
Жан на правах кузена-старожила
опасно, тем не менее, к ней вхож...
...Прованс был из числа таких провинций,
где с блудом честь девиц вела войну.
Кузина по гордыне вроде львицы,
чей лев не искупил свою вину.
Росло сопротивление девицы.
Жан – к ней, она в ответ – ни «бе», ни «му».
Никак ей не дано определиться,
как быть по отношению к нему.
Чтоб лишь продлиться или удлиниться,
флирт не поднялся выше единицы.
МонИк дразнила Жана: «Я кивну,
когда устану жить лишь по уму».
Жан из числа поклонников не выбыл,
поскольку не питал дурных затей.
У юноши какой быть может выбор,
когда у чувства бешеный задел!
Душа в любви своих слёз не забыла.
Жан искренне любил, а из-за пыла
шальной натуры так попал впросак,
что сжился с сединою в волосах.
А песне суждено родиться было,
поскольку сам влюблённый – не простак
и был упрям, по страсти особливо.
В пути к любовной цели – к чёрту страх!..
* * *
...Скала с изящной аркой приглянулась Ветру:
искал пути вторжения с лица и тыла.
Не царственной, но яркой красотою светлой
она воображение его будила:
– С тобою самым слаженным поём дуэтом.
Тебе я посвящаю песни всей вселенной
и будущее скажет нам: породу светом
и пылом воплощаем, чтоб была нетленной…
Величие Скалы, ой, как несносно стало
для Ветра шаловливого. Взять арку пылом!
Ухваткою шкодливой он почти все скалы
в себя влюбил: лавировал, летал кумиром.
Слабея год от года, Ветер неустанно
бодался со Скалой, ник и лобзал подошвы.
И даже обихода неприступной дамы
не мог он как поклонник не воспеть истошно.
Где гордая порода – красоты основа,
посмел бы кто взобраться на неё! Всё тщетно!
Скала прекрасна издавна – и враг густого
Тумана, как и братца – непоседы Ветра.
Усталый Ветер истово Скалу целует.
Она ему поддаться не спешит игриво:
– Ты лес до голых веток, как дурной цирюльник,
обрил, а лес до встречи жил, гордился гривой.
К чему тебе дар речи предо мною сонной!
Зачем тебе краса моя? Полёт и скачка
нужны тебе далече от меня – пой сольно!
Холодная я самая: от Ветра – спячка.
Тебе я не доверю даже мха под аркой!
Морскую ты Таверну облюбуй – из глины.
Будь с нею откровенным, ей носи подарки.
Ну, а во мне кровь – термин не для пилигрима.
Ответил остро Ветер: – Я в любви рад бою,
но вовсе не зловреден и прощу отказы.
Во всём я беззаветен лишь с одной тобою.
Казни меня за это и умру от казни…
То ветреник, то скромник в арии с надсадой,
дождинками увитый, увлечён полётом.
Поёт одно поклонник: «Будь моей усладой»! –
и с горечью он видит: уговор бесплоден.
Она пред ним маячит гордою весталкой.
Окрестный мир огромен, но присох к ней Ветер.
Навеки очарован от и до весь аркой:
влюблённость, словно мальчик, на беду отведал.
* * *
…Спонтанно эта песня родилась,
гвардеец удалой пел вдохновенно.
На небе звёзды – что-то вроде глаз
сочувствующей юноше Вселенной.
И горестные тени на луне,
и скорбь ушедших туч – в такт песне зримей.
У путника печалью на уме –
любовь неразделённая к кузине.
Вышагивать он мог бы пару лье,
но город – лишь укол на Божьем шаре…
…Дозорные всплакнули в патруле,
что крался следом, пенью не мешая.
В ночь юноша настолько грустно пел,
что даже для собачьей дикой своры
неслыханно был жалостлив напев,
и уличные псы завыли хором.
Влюблённый Жан, в ударе от Мони'к,
исторг едва ли песню. Стон сердечный!
Он даже не запнулся ни на миг,
своим горд а капелла в лае встречном…
…Печаль определить бы на изгон!
О мире говорил, увы, не вечном,
заживший шрам, сроднившийся с виском…
Будь шевалье на компромиссы скор,
он в полночь не взглянул на мир вдруг косо б:
«…Отзывчивость провинции – не вздор.
Потратить там все силы – верный способ!
Повсюду искушенья – как из нор!
А я и рад. Такая вот я особь.
Как только жизнь меня куда забросит,
чтоб брать меня страстями на измор,
со мной любая вдовушка добром спит.
Когда бы так и город был весь мой!
Увы! Меня Мони'к до срока гробит.
В мечтах я утонул давно весной,
реальность – не блеснула новизной.
Меня от неудач с Мони'к коробит!
Я ночи ждал с азартом, но… иной.
Провал в любви пойдёт мне в горький опыт.
Для нас, вояк, помеченных войной,
по славе – встреча, и по рожам – провод.
Мне норов спать не даст ревнивый мой», –
к депрессии своей нашёл Жан повод
и брёл, сам не обласкан и не понят,
но чувственной подхваченный волной.
Шёл, словно из отчаяния в омут
задумал погрузиться с головой.
В душе скребутся ль кошки, волки ль воют,
но Жан и внешне с виду сам не свой.
Амур не проявил к нему раденья.
Неразделённость чувств страшней раненья.
Идущий предпочёл бы путь длинней,
но утром, а сейчас – ночь всё темней.
Он, даже не боясь терять равненье,
зажмуривался часто на мгновенье:
свет факелов претил игрой теней,
пугающей эффектом обновленья…
…Владенье мёртвых крыс и крыс живых –
грязь хлюпала у Жана под ногами
и в мысли проникала: «Не жених»!
Жан носом хлюпал, сам изнемогая
от крайней неустроенности в них.
И лишь луна светилась, не моргая,
по уличной пройдясь коросте вмиг,
тьму уличную бликами «марая».
Жан истинно обидчив и ревнив:
«Уж лучше стать мифическим сатиром!
Среди любвеобильных в поле нимф
и всяких там наяд речных ретивым
любовником скакать я не ленив!
Средь них легко быть инициативным.
Да, дочери природы не соврут.
Никто не скажет там, что я не крут»…
Не чувствуя ни трепета, ни дрожи,
на шляпе Жан нёс розы: из-под ноши
взор грустен был, поскольку Жан не плут…
…Прогнать в ночи разбойников – не труд,
поскольку шпага – лучше нет партнёрши!
А вот в делах взаимности – берут
его за шкирку ручками подросшей,
но очень целомудренной Моник,
к нему не ставшей ближе ни на миг.
Не потому, что Жан не вышел рожей…
По настроенью с уличною тьмой
сравнявшись, в мыслях тоже спотыкаясь,
брёл шевалье к полуночи домой.
Перебирая эпизоды, каясь,
он память ворошил, казнясь виной:
– Надеясь на запас задора, пыла,
события напрасно торопил я.
Безумство ситуации? В иной
я так не поступал бы! И ценой
падения не спасся, как рапира,
от ломки. В пик чумы искал я пира?
В душе моей родился пёс цепной?
Нёс семя, но далёк от посевной.
Истаяв от любовных унижений,
я собственную честь весь день глодал!
Не жди в ответ любви иль утешений,
коль дама недоступна и горда…
(продолжение в http://www.stihi.ru/2018/07/28/4968)