Над пеленою облаков
Светило-божество
В слепящем одеянии
Стремительно взошло;
И сонный динго посмотрел
Как солнце дымку рвёт,
Роняя ночи жемчуга,
И по небу плывёт.
А пересмешник хохотал
Свой утренний мотив,
И эхо стало гоготать,
Тот хохот подхватив
В крутых ущельях, где лоза
Издревле разрослась,
Со старою седой сосной
Навек переплелась.
Дремали папоротники
На крутизне холмов,
И гулко отражался звук
От влажных валунов,
Между которыми земля
Питает виноград,
Неприхотливые цветки
Даруют аромат -
Сокрыты эти островки
Земли среди камней;
Вообще-то трудно ожидать
Таких плодов на ней!
Так от скупого старика
Никто добра не ждёт,
А, может быть, в его душе
Остаток чувств живёт.
Где дыбятся отроги гор,
Утёсами грозя, -
Лилея, белая как снег! -
Белее быть нельзя!
Восточной девою она
Пред ними предстаёт,
Что под чадрою красоту
Увидеть не даёт:
Подобие невинности
Среди грехов и бед,
В безжизненной безликости
Имеет яркий цвет;
Вне времени и вне судьбы,
Как образец мечты;
Она как светоч доброты,
И только доброты.
Сочится чистая вода
С растений и камней,
И солнечный весёлый луч
Уже бежит по ней!
Крадутся игуаны и
В расселинах шуршат,
А завихренья ветерков
Как стрелы шелестят.
Овчарка шеферд подняла
Свой лай на игуан,
Вскочив на дерево, в ручей
Поваленное там.
Неподалёку на траве,
Где от акаций тень,
Её хозяин возлежит,
Встречая новый день.
Под эвкалиптами в кустах
Приятная прохлада -
Там в безмятежном полусне
Лежит овечье стадо.
По мановенью ветерка,
Что в эвкалипты взмыл,
Звук блеянья на голый холм
Прерывисто поплыл,
Смешавшись со звучанием
Ручья и пеньем птиц,
Число которых в зарослях
Не знает и границ! -
Порхают весело они
В тени и серебре:
В небесных сумерках ночных
И утренней заре.
Средь узловатых яблонь вдруг
Расселись попугаи,
Туда-сюда, и вверх и вниз
Как сполохи витали!
Громкоголосый какаду
Там, где растёт камедь,
Кричит, - как будто бы зовет
На вечность посмотреть.
Кругом чириканье и писк,
Безвестных пташек трели -
Они среди густой листвы
Порхают словно феи!
Спустилось утро к нам с небес
Унынье побороть,
Природный дух развеселить,
Презреть земную скорбь.
Текст оригинала:
Henry Kendal
Morning In The Bush
Above the skirts of yellow clouds,
The god-like Sun, arrayed
In blinding splendour, swiftly rose,
And looked athwart the glade;
The sleepy dingo watched him break
The bonds that curbed his flight;
And from his golden tresses shake
The fading gems of Night!
And wild goburras laughed aloud
Their merry morning songs,
As Echo answered in the depths
With a thousand thousand tongues;
The gully-depths where many a vine
Of ancient growth had crept,
To cluster round the hoary pine,
Where scanty mosses wept.
Huge stones, and damp and broken crags,
In wild chaotic heap,
Were lying at the barren base
Of the ferny hillside steep;
Between those fragments hollows lay,
Upfilled with fruitful ground,
Where many a modest floweret grew,
To scent the wind-breaths round;
As fertile patches bloom within
A dried and worldly heart,
When some that look can only see
The cold, the barren part!
The Miser, full with thoughts of gain,
The meanest of his race,
May in his breast some verdure hide,
Though none that verdure trace.
Where time-worn cliffs were jutting out,
With rough and ragged edges,
The snowy mountain-lily slept
Behind the earthy ledges;
Like some sweet Oriental Maid,
Who blindly deems it duty
To wear a veil before her face,
And hide her peerless beauty;
Or like to Innocence that thrives
In midst of sin and sorrows,
Nor from the cheerless scene around
The least infection borrows,
But stayeth out her mortal life —
Though in that lifetime lonely —
With Virtue’s lustre round her heart,
And Virtue’s lustre only.
A patch of sunshine here and there
Lay on a leaf-strewn water-pool,
Whose tribute trickled down the rocks
In gurgling ripples, clear and cool!
As iguanas, from the clefts,
Would steal along with rustling sound,
To where the restless eddies roamed
Amongst the arrowy rushes round.
While, scanning them with angry eyes
From off a fallen myrtle log
That branchless bridged the brushy creek,
There stood and barked, a Shepherd’s Dog!
And underneath a neighbouring mass
Of wattles intertwining,
His Master lay — his back against
The grassy banks reclining.
Beneath the shade of ironbarks,
Stretched o’er the valley’s sloping bed —
Half hidden in a tea-tree scrub,
A flock of dusky sheep were spread;
And fitful bleating faintly came
On every joyous breath of wind,
That up the stony hills would fly,
And leave the hollows far behind!
Wild tones of music from the Creek
Were intermingling with the breeze,
The loud, rich lays of countless birds
Perched on the dark mimosa trees;
Those merry birds, with wings of light
Which rival every golden ray
Out-flashing from the lamps of Night,
Or streaming o’er the brow of Day.
Amongst the gnarly apple-trees,
A gorgeous tribe of parrots came;
And screaming, leapt from bough to bough,
Like living jets of crimson flame!
And where the hillside-growing gums
Their web-like foliage upward threw,
Old Nature rang with echoes from
The loud-voiced mountain cockatoo;
And a thousand nameless twittering things,
Between the rustling sapling sprays,
Were flashing through the fragrant leaves,
And dancing like to fabled fays;
Rejoicing in the glorious light
That beauteous Morning had unfurled
To make the heart of Nature glad,
And clothe with smiles a weeping World.