Строки, написанные на берегу реки Уай
в нескольких милях вверх от аббатства Тинтерн
Пять лет прошло, они тянулись долго
И тягостно, как зимы. Снова слышу
Я нежное журчание реки
Текущей от истоков горных, снова
Смотрю на грандиозные утёсы,
Которые усугубляют чувство
Глубокого уединенья
Своею связью со спокойным небом.
Настал тот день – опять, расположившись
Под этим клёном старым, озираю
Внизу сады – зелёные участки:
В такое время года в них созреть
Плоды пока что не успели, и они
Среди лесов и рощиц затерялись –
Совсем не выделяются на фоне
Всего весеннего ландшафта. Вновь
Ряды оград зелёных созерцаю,
Не то что изгородей – перелесков,
Весёлыми волнами добежавших
До самых стен домишек пасторальных,
И дыма завитки, над кронами деревьев
Плывущие спокойно, так, что может
Вообразиться: там в лесу безбрежном
Бездомный странник основался,
Или отшельник у своей пещеры
Развёл огонь.
Отсутствуя так долго,
Не представлял себе я эти виды
Виденьями слепого человека:
В домашней скуке, в шуме городском
Я им обязан был успокоением,
Чудесным ощущеньям сердца,
Уму дававшим пищу и спасавшим
Меня от горестного пессимизма
Спокойным возрождением души,
Благодаря былому созерцанью.
Возможно, что такое происходит
С людьми, вершившими дела благие,
Которые они не вспоминают –
Простые бескорыстные поступки.
В не меньшей мере благодарен я
Картинам этим за другой подарок,
Гораздо более высокий: чувство
Уверенного мирного настроя,
Когда все тяготы гнетущей
И непонятной ноши этой жизни
Становятся терпимей, оптимизма
Оно добавит в жизни и ведёт
Вперёд, пока дыханье в бренном теле,
А также крови токи, не пришли в упадок;
Мы засыпаем телом, становясь
Живой душой; и взглядом окрылённым
Гармонией и радостью великой
Мы постигаем суть вещей.
Пускай
Такое рассужденье излишне,
Но как же часто для меня во мраке,
И при дневном унынии, когда
Моей душой овладевала тщетность
Усилий вырваться из бесполезной,
Капризной, неприятной суеты,
К тебе взывал я сердцем, Уай лесная,
Блуждающая весело в дубравах!
Придя сюда с почти потухшей верой,
Со знанием туманным и мизерным,
В растерянности грустной пребывая,
Спокойствие ума я возрождаю,
Когда стою здесь, – а не только чувства,
Приятные душе в момент конкретный,
Но также те, что будут мне служить
В дальнейшей жизни, и не важно,
Что изменился я – не тот, кем был,
Когда впервые появился в этих
Горах, когда я как косуля прыгал
По ним, по берегам ручьев слонялся
Куда вела Природа. Но теперь
Хочу скорее избежать унынья,
Чем вновь прекрасным видом насладиться.
Тогда, в дни детства, дикая Природа
Была причиной радости движенья,
И обитанья сферой. Но теперь
Себя я прежним не могу представить.
Звук водопада был моею страстью;
Холмы зелёные, леса густые, реки, –
Цвета и очертанья, и движенья, –
Всё было мне по вкусу, как любовь,
Которую словами не опишешь,
Не объяснишь, – так мыслям не подвластна.
Те времена прошли, и боль и радость,
Весь их ошеломительный восторг.
Во мне нет чувства горестной утраты,
Нет сожалений, жалоб и стенаний:
Другие радости мне заменили
Былое наслаждение сторицей;
Воспринимать Природу научился
Не с точки зренья юности бездумной –
Её благому голосу внимать, –
Не может голос этот грубым быть, –
Его могучей власти подчиняться.
И я почувствовал ту радость,
Блаженство воспаривших чувств и мыслей,
Такое смешанное ощущенье,
Которое в закатах обитает,
В широком океане, воздухе плывущем,
И в синем небе, в мыслях человека:
Движенье духа проникает в думы,
Во все осознаваемые вещи,
И через них проходит. Потому
Как прежде обожаю я леса,
Луга, холмы – всё, что даёт земля,
Могучий этот мир нам в ощущеньях,
Как то, что явно слышим мы и видим,
И так же то, что сами сотворили.
Я радуюсь тому, что обнаружил
В Природе, как и в проявленьях чувства,
Поддержку и опору чистым мыслям,
Защитника, поводыря для сердца,
Духовную обитель.
Всё же, если
И не был в это знанье посвящён я,
Мои бы чувства сердца не увяли,
Поскольку ты со мною рядом здесь,
На берегах такой реки прекрасной,
Мой самый лучший, настоящий друг,
И в голосе твоём я узнаю
Былой язык неопытной души,
В твоих сверкающих глазах читаю
Счастливые моменты юности моей.
Сестра моя, пусть ненадолго, но
В тебе храню я прежнего себя.
И в той молитве, что творю сейчас,
Осознавая: ведь Природа никогда
Не предавала любящее сердце,
Поскольку так присуще ей в теченье
Всей этой жизни нас вести к блаженству,
И красотою образов она
Даёт нам пониманье, наделяет
Спокойствием, рассудком, и питает
Высоким благородством мыслей, чтобы
Обидные и грубые сужденья,
Глумленье злых людей, презренье,
И холод всех неискренних приветствий,
Встреч неприятных в повседневной жизни,
Не одолели нас и не лишили
Счастливой веры в то, что мы имеем
Всё для того, чтоб испытать блаженство.
Поэтому пусть путь твой одинокий
Луна в высоком небе освещает,
И горные туманные ветра
Препятствуют движенью твоему:
С годами все восторги превратятся
В простое удовольствие от жизни,
Ты в этом храме будешь находится
И в памяти гармонию хранить;
И если одиночество, печаль,
Страх или боль тебе судьба пошлёт,
Меня ты с тихой радостью припомнишь,
Тебя увещеванье это укрепит.
Когда же мне придётся удалиться
Туда, где голос твой не слышен будет,
Сверканья глаз твоих где не увижу,
Ты не забудешь, как мы вместе здесь
Стояли, восхищенье обретая,
Как, обоготворяющий Природу,
Творил я здесь молитву неустанно;
О, не молитву, а в любви признанье,
Святой восторженной любви сердечной.
Ты помнить будешь, как, после скитаний
И долгого отсутствия, вот эти
Леса величественные и скалы,
И сельские зелёные ландшафты,
Ещё дороже стали для меня,
Не только потому что хороши,
Но также потому что ты со мною.
Текст оригинала:
William Wordsworth
Lines Composed a Few Miles above Tintern Abbey, on
Revisiting the Banks of the Wye During a Tour.
July 13, 1798
Five years have past; five summers, with the length
Of five long winters! and again I hear
These waters, rolling from their mountain-springs
With a soft inland murmur. - Once again
Do I behold these steep and lofty cliffs,
That on a wild secluded scene impress
Thoughts of more deep seclusion; and connect
The landscape with the quiet of the sky.
The day is come when I again repose
Here, under this dark sycamore, and view
These plots of cottage-ground, these orchard-tufts,
Which at this season, with their unripe fruits,
Are clad in one green hue, and lose themselves
'Mid groves and copses. Once again I see
These hedge-rows, hardly hedge-rows, little lines
Of sportive wood run wild: these pastoral farms,
Green to the very door; and wreaths of smoke
Sent up, in silence, from among the trees!
With some uncertain notice, as might seem
Of vagrant dwellers in the houseless woods,
Or of some Hermit's cave, where by his fire
The Hermit sits alone.
These beauteous forms,
Through a long absence, have not been to me
As is a landscape to a blind man's eye:
But oft, in lonely rooms, and 'mid the din
Of towns and cities, I have owed to them
In hours of weariness, sensations sweet,
Felt in the blood, and felt along the heart;
And passing even into my purer mind,
With tranquil restoration:-feelings too
Of unremembered pleasure: such, perhaps,
As have no slight or trivial influence
On that best portion of a good man's life,
His little, nameless, unremembered, acts
Of kindness and of love. Nor less, I trust,
To them I may have owed another gift,
Of aspect more sublime; that blessed mood,
In which the burthen of the mystery,
In which the heavy and the weary weight
Of all this unintelligible world,
Is lightened: - that serene and blessed mood,
In which the affections gently lead us on, -
Until, the breath of this corporeal frame
And even the motion of our human blood
Almost suspended, we are laid asleep
In body, and become a living soul:
While with an eye made quiet by the power
Of harmony, and the deep power of joy,
We see into the life of things.
If this
Be but a vain belief, yet, oh! how oft -
In darkness and amid the many shapes
Of joyless daylight; when the fretful stir
Unprofitable, and the fever of the world,
Have hung upon the beatings of my heart -
How oft, in spirit, have I turned to thee,
O sylvan Wye! thou wanderer thro' the woods,
How often has my spirit turned to thee!
And now, with gleams of half-extinguished thoughts
With many recognitions dim and faint,
And somewhat of a sad perplexity,
The picture of the mind revives again:
While here I stand, not only with the sense
Of present pleasure, but with pleasing thoughts
That in this moment there is life and food
For future years. And so I dare to hope,
Though changed, no doubt, from what I was when first
I came among these hills; when like a roe
I bounded o'er the mountains, by the sides
Of the deep rivers, and the lonely streams,
Wherever nature led; more like a man
Flying from something that he dreads, than one
Who sought the thing he loved. For nature then
(The coarser pleasures of my boyish days,
And their glad animal movements all gone by)
To me was all in all. - I cannot paint
What then I was. The sounding cataract
Haunted me like a passion: the tall rock,
The mountain, and the deep and gloomy wood,
Their colours and their forms, were then to me
An appetite; a feeling and a love,
That had no need of a remoter charm,
By thought supplied, nor any interest
Unborrowed from the eye. - That time is past,
And all its aching joys are now no more,
And all its dizzy raptures. Not for this
Faint I, nor mourn nor murmur; other gifts
Have followed; for such loss, I would believe,
Abundant recompence. For I have learned
To look on nature, not as in the hour
Of thoughtless youth; but hearing often-times
The still, sad music of humanity,
Nor harsh nor grating, though of ample power
To chasten and subdue. And I have felt
A presence that disturbs me with the joy
Of elevated thoughts; a sense sublime
Of something far more deeply interfused,
Whose dwelling is the light of setting suns,
And the round ocean and the living air,
And the blue sky, and in the mind of man;
A motion and a spirit, that impels
All thinking things, all objects of all thought,
And rolls through all things. Therefore am I still
A lover of the meadows and the woods,
And mountains; and of all that we behold
From this green earth; of all the mighty world
Of eye, and ear, - both what they half create,
And what perceive; well pleased to recognise
In nature and the language of the sense,
The anchor of my purest thoughts, the nurse,
The guide, the guardian of my heart, and soul
Of all my moral being.
Nor perchance,
If I were not thus taught, should I the more
Suffer my genial spirits to decay:
For thou art with me here upon the banks
Of this fair river; thou my dearest Friend,
My dear, dear Friend; and in thy voice I catch
The language of my former heart, and read
My former pleasures in the shooting lights
Of thy wild eyes. Oh! yet a little while
May I behold in thee what I was once,
My dear, dear Sister! and this prayer I make,
Knowing that Nature never did betray
The heart that loved her; 'tis her privilege,
Through all the years of this our life, to lead
From joy to joy: for she can so inform
The mind that is within us, so impress
With quietness and beauty, and so feed
With lofty thoughts, that neither evil tongues,
Rash judgments, nor the sneers of selfish men,
Nor greetings where no kindness is, nor all
The dreary intercourse of daily life,
Shall e'er prevail against us, or disturb
Our cheerful faith, that all which we behold
Is full of blessings. Therefore let the moon
Shine on thee in thy solitary walk;
And let the misty mountain-winds be free
To blow against thee: and, in after years,
When these wild ecstasies shall be matured
Into a sober pleasure; when thy mind
Shall be a mansion for all lovely forms.
Thy memory be as a dwelling-place
For all sweet sounds and harmonies; oh! then,
If solitude, or fear, or pain, or grief,
Should be thy portion, with what healing thoughts
Of tender joy wilt thou remember me,
And these my exhortations! Nor, perchance -
If I should be where I no more can hear
Thy voice, nor catch from thy wild eyes these gleams
Of past existence - wilt thou then forget
That on the banks of this delightful stream
We stood together; and that I, so long
A worshipper of Nature, hither came
Unwearied in that service: rather say
With warmer love - oh! with far deeper zeal
Of holier love. Nor wilt thou then forget,
That after many wanderings, many years
Of absence, these steep woods and lofty cliffs,
And this green pastoral landscape, were to me
More dear, both for themselves and for thy sake!