Апрельским утром чистый ручеёк
Бежал восторженно, с лихим задором,
Как юноша, весною окрылённый;
И голос вод, зимою порождённых
Уже весенний мягкий тон обрёл.
Дух радости и страстного желанья, –
Надежд и ожиданий всех существ, –
Кружился, словно звуков карусель.
Зазеленевшие ростками рощи
Казалось поступью июня занимались:
Как будто их различные оттенки
Препятствиями были достиженью
Их цели окончательной; но всё же
Витало в воздухе успокоенье
Всеобщее; и каждый голый ясень,
С ростками запоздавший, без листочков,
Имел тот вид, как будто в это утро
Он чувствует по-летнему себя.
Под впечатленьем брёл я вдоль ручья:
Воспринимал всё не запоминая;
На поворот внезапно я наткнулся –
Сворачивало круто вдруг ущелье,
Поток со скал стремительно свергался,
И звук его был так неугомонен,
Что всё услышанное в этот день
Слилось в один приятный сердцу гул:
В нём звери, птицы и ягнята,
Собака пастуха и коноплянка
С водой соперничали в пении.
Мне показалось это вечным звуком,
Для воздуха весною характерным.
Зелёная листва уже имела место,
Но это было обрамленье скал:
Тис, падуб и колючие кусты
Со сказочными островками дрока;
А если вверх посмотришь, над лощиной
Увидеть можно домик на горе.
Я от него не мог глаз оторвать;
И вдруг сказал себе: «По крайней мере,
Принадлежат нам наши мысли, Эмма!
Тебе я посвящаю это место».
И скоро стал тот уголок моим
Вторым жилищем – в глубине ущелья.
И пастухи, что там со мной общались,
Кому я рассказал о той причуде,
Когда пройдёт уж после нашей смерти,
Быть может, два-три года, в разговоре,
Как речь пойдёт об этом самом месте,
Его лощиной Эммы обозначат.
Текст оригинала:
William Wordsworth
It was an April morning: fresh and clear
The Rivulet, delighting in its strength,
Ran with a young man's speed; and yet the voice
Of waters which the winter had supplied
Was softened down into a vernal tone.
The spirit of enjoyment and desire,
And hopes and wishes, from all living things
Went circling, like a multitude of sounds.
The budding groves seemed eager to urge on
The steps of June; as if their various hues
Were only hindrances that stood between
Them and their object: but, meanwhile, prevailed
Such an entire contentment in the air
That every naked ash, and tardy tree
Yet leafless, showed as if the countenance
With which it looked on this delightful day
Were native to the summer.--Up the brook
I roamed in the confusion of my heart,
Alive to all things and forgetting all.
At length I to a sudden turning came
In this continuous glen, where down a rock
The Stream, so ardent in its course before,
Sent forth such sallies of glad sound, that all
Which I till then had heard, appeared the voice
Of common pleasure: beast and bird, the lamb,
The shepherd's dog, the linnet and the thrush
Vied with this waterfall, and made a song,
Which, while I listened, seemed like the wild growth
Or like some natural produce of the air,
That could not cease to be. Green leaves were here;
But 'twas the foliage of the rocks--the birch,
The yew, the holly, and the bright green thorn,
With hanging islands of resplendent furze:
And, on a summit, distant a short space,
By any who should look beyond the dell,
A single mountain-cottage might be seen.
I gazed and gazed, and to myself I said,
'Our thoughts at least are ours; and this wild nook,
My EMMA, I will dedicate to thee.'
----Soon did the spot become my other home,
My dwelling, and my out-of-doors abode.
And, of the Shepherds who have seen me there,
To whom I sometimes in our idle talk
Have told this fancy, two or three, perhaps,
Years after we are gone and in our graves,
When they have cause to speak of this wild place,
May call it by the name of EMMA'S DELL.