Ода: Предположения вечности
на основе воспоминаний раннего детства.
Критерий радости – ребёнок;
Пускай же будут дни мои
Полны естественной любви.
(Вордсворт, «Радуга»)
Когда-то луг, холмы, ручей и лес, –
Сама земля, – обычный вид, –
Как свет небес
Меня пленяли; – как магнит
Мечтой притягивало всё окрест.
Теперь не то, что в прежние года, –
Той радости уж нет, –
Пропал тот свет, –
То ощущение исчезло без следа.
Сверкают небеса,
В траве блестит роса,
Луна свой путь вершит, –
Когда нет туч, на землю свет свой льёт
И реку серебрит;
Но мне не достаёт
Той детской магии любви;
Я, вспоминая, знаю:
Не ощутить вновь ликования земли.
Вот, птичьим пеньем полнится весь бор,
Ягнята на лугу,
Стоит пчелиный гул, –
И только почему-то грустно мне!
Но вдруг ударил звук в звенящей тишине, –
И снова стал я бодр:
То с круч трубит весёлый водопад, –
И ясным вновь становится мой взор, –
Звучат раскаты эха как укор, –
Я снова становлюсь природе брат.
Как радостна земля,
Долина, высь –
Весенней неге предались!
Доволен всем и я, –
Завидная стезя, –
Как радости урок, –
Я слушаю тебя; пой громче, пастушок!
Живые существа, я слышу глас, –
Как окликаете друг друга
Под музыку небес и пенье луга, –
И ваши песенки пою,
Надев на голову свою
Венец, – я счастлив быть в гостях у вас.
Зачем же грусть моя, когда
Бушует май на белом свете?
Цветочки дети
Рвут на лугах, журчит вода, –
Земля гудит,
Природа душу бередит;
Ребёнок в маминых руках –
Обрадован чириканием птах:
Я слышу, – чувствую, – я слышу!
– Есть дерево, – всего одно, –
И поле, – были мне даны давно,
О бренности вещать им суждено;
Цветы, что расцветали,
Мне то же повторяли:
Уходит вся земная красота!
И где же ты теперь, моя мечта?
Рождение – забвенье или сон:
Душа, явившаяся как звезда,
Уже была в ином
Пристанище, – всегда
Присутствие её сокрыто,
Но радость не забыта, –
Волшебно нам даёт её Спаситель,
Она есть Божия обитель,
В младенчестве нам дан небесный дом!
Роняет тени на дитя темница,
Когда взрослеет тот,
Но свет в нём всё же сохранится, –
Хотя придёт черёд
В жизнь погрузиться. И нелёгкий путь
В дальнейшем поведёт подросток
С природой, – в этом суть, –
Естественно и просто.
Но всё же человек его меняет, –
Обыденность виденье затемняет.
А у земли единственный закон, –
Придерживаться линии своей,
Ей всё-таки нет дела до людей, –
До подопечных, –
Приёмыш ей всего лишь человек, –
Не будет нянчится она весь век, –
И всуе забывает он
О славных ранних днях своих беспечных.
Ребёнку сызмальства игра готова:
В шесть лет достанет у него затей, –
Пускай простых, обыденных идей, –
При свете глаз его отца родного
И ласковости матери своей!
Смотри, что он уже от жизни ждёт,
В какой приходит раж от новых знаний,
Как всё воспринимает на свой счёт:
И празднество, и горе –
В согласии и споре.
В желаниях глядит вперёд, –
Для новых мыслей и занятий,
Общений и понятий:
Друзей, любви, лобзаний и страданий,
Прощаний и объятий, –
Изменит свой настрой,
И новою волной
Желание других ролей придёт;
И ставит жизнь, как режиссёр сатиру,
Свой кукольный театр являет миру,
Забрасывая собственную лиру, –
Как будто все старанья –
Пустые подражанья.
Дитя, в тебе совсем и не видна
Души величина.
Философ, не расставшийся с истоком, –
Слепой, подвигнулся ты зрячим стать, –
На глубину взираешь ненароком,
Где ум всегда стремится пребывать.
Провидец и пророк,
Ты – истины залог:
Всю жизнь мы тщимся правду отыскать, –
Её от нас закрыла склепа тень;
Лишь ты распутываешь жизни нить.
Висит бессмертье над тобой как день, –
Реальность невозможно отложить.
Ты мал, но небом наделён свободой,
Природною волшебной силой бодрой, –
Зачем так слепо определено
Тебе с годами попадать в ярмо, –
Когда мучений наступает время?
При всём благоволении небес,
Почувствуешь традиций старых вес, –
Достанется суровой жизни бремя!
Как пепел сохраняет
Сгоревшее быльё, –
Природа вспоминает
Покинувших её; –
Так прошлое отраду мне даёт, –
На крыльях памяти вершит полёт, –
При этом и не думаешь о ценном;
Воспоминание детства предстаёт
Свободным чувством, одарит волшебным
Настроем, – вроде, как и злободневным.
Нет, не себя хвалю,
И – не благодарю, –
О том, как это может быть
Стараюсь говорить, –
Что не могу забыть.
Свои законы существуют
В мирах, непостижимых для ума, –
И существам, что правила диктуют,
Земная жизнь была подчинена,
Сомнений нет;
И думается мне,
Что, – будь они чем быть могли, –
То свет бы стал обителью любви
И сохранил бы вид земли красивым;
О, дайте людям тишины отраду,
И сделайте наш бренный век счастливым;
Установите твердо в мире правду
На вечный срок;
Устройте так, чтобы никто не мог
Предать забвенью,
По нерадивости или стремленью,
Её забыть,
Самоуправно радости искоренить,
Разрушить или всуе отменить!
Так, чтобы вечный океан,
Что был нам колыбель,
Стал душам нашим виден и теперь, –
Являлся нам
Как на душу бальзам,
И видел бы играющих детей,
Исполненных приятностью затей.
Что ж, птицы, пойте, пойте ваши песни!
Ягнята, флейтой блейте,
И ножкой в землю бейте!
Мы с вами будем вместе, –
Со всеми, кто резвится,
Играет, веселится, –
Пусть радость вечно длится!
Но свет, столь яркий в прежние года,
Меня покинул, видно, навсегда.
Хотя нельзя цветенья возродить,
Не стоит и не следует грустить, –
Нам сил придаст былое, –
Для нас всегда живое, –
Что было раньше дорогим
Уж не становится другим;
Спокойствие бывает
Из мук душевных возникает,
Из веры, игнорирующей смерть, –
Нам надо философский ум иметь.
О, родники, распадки и холмы –
Поддерживали вами чувства мы!
Самой душой узнал я вашу мощь;
Одно мне жаль, – что я уехал прочь,
И нахожусь теперь от вас вдали.
Что по утрам не шлют ручьи привет
Как раньше мне, – живому как они;
Всё так же, как в мои младые дни,
Люблю рассвет,
И облака, плывущие в заветных
Лучах зари, небесного светила,
Взирающего с высоты на смертных, –
При этом ставшим не таким как было.
Я благодарен сердцу, что бывает
Ещё обрадованным, полным грёз;
Но, вот цветок, – мне думы навевает
Излишне отдалённые для слёз.
Текст оригинала:
William Wordsworth
Ode: Intimations of Immortality from
Recollections of Early Childhood
The child is father of the man;
And I could wish my days to be
Bound each to each by natural piety.
(Wordsworth, "My Heart Leaps Up")
There was a time when meadow, grove, and stream,
The earth, and every common sight,
To me did seem
Apparelled in celestial light,
The glory and the freshness of a dream.
It is not now as it hath been of yore;—
Turn wheresoe'er I may,
By night or day.
The things which I have seen I now can see no more.
The Rainbow comes and goes,
And lovely is the Rose,
The Moon doth with delight
Look round her when the heavens are bare,
Waters on a starry night
Are beautiful and fair;
The sunshine is a glorious birth;
But yet I know, where'er I go,
That there hath past away a glory from the earth.
Now, while the birds thus sing a joyous song,
And while the young lambs bound
As to the tabor's sound,
To me alone there came a thought of grief:
A timely utterance gave that thought relief,
And I again am strong:
The cataracts blow their trumpets from the steep;
No more shall grief of mine the season wrong;
I hear the Echoes through the mountains throng,
The Winds come to me from the fields of sleep,
And all the earth is gay;
Land and sea
Give themselves up to jollity,
And with the heart of May
Doth every Beast keep holiday;—
Thou Child of Joy,
Shout round me, let me hear thy shouts, thou happy Shepherd-boy.
Ye bless;d creatures, I have heard the call
Ye to each other make; I see
The heavens laugh with you in your jubilee;
My heart is at your festival,
My head hath its coronal,
The fulness of your bliss, I feel—I feel it all.
Oh evil day! if I were sullen
While Earth herself is adorning,
This sweet May-morning,
And the Children are culling
On every side,
In a thousand valleys far and wide,
Fresh flowers; while the sun shines warm,
And the Babe leaps up on his Mother's arm:—
I hear, I hear, with joy I hear!
—But there's a Tree, of many, one,
A single field which I have looked upon,
Both of them speak of something that is gone;
The Pansy at my feet
Doth the same tale repeat:
Whither is fled the visionary gleam?
Where is it now, the glory and the dream?
Our birth is but a sleep and a forgetting:
The Soul that rises with us, our life's Star,
Hath had elsewhere its setting,
And cometh from afar:
Not in entire forgetfulness,
And not in utter nakedness,
But trailing clouds of glory do we come
From God, who is our home:
Heaven lies about us in our infancy!
Shades of the prison-house begin to close
Upon the growing Boy,
But he beholds the light, and whence it flows,
He sees it in his joy;
The Youth, who daily farther from the east
Must travel, still is Nature's Priest,
And by the vision splendid
Is on his way attended;
At length the Man perceives it die away,
And fade into the light of common day.
Earth fills her lap with pleasures of her own;
Yearnings she hath in her own natural kind,
And, even with something of a Mother's mind,
And no unworthy aim,
The homely Nurse doth all she can
To make her Foster-child, her Inmate Man,
Forget the glories he hath known,
And that imperial palace whence he came.
Behold the Child among his new-born blisses,
A six years' Darling of a pigmy size!
See, where 'mid work of his own hand he lies,
Fretted by sallies of his mother's kisses,
With light upon him from his father's eyes!
See, at his feet, some little plan or chart,
Some fragment from his dream of human life,
Shaped by himself with newly-learn{e}d art
A wedding or a festival,
A mourning or a funeral;
And this hath now his heart,
And unto this he frames his song:
Then will he fit his tongue
To dialogues of business, love, or strife;
But it will not be long
Ere this be thrown aside,
And with new joy and pride
The little Actor cons another part;
Filling from time to time his "humorous stage"
With all the Persons, down to palsied Age,
That Life brings with her in her equipage;
As if his whole vocation
Were endless imitation.
Thou, whose exterior semblance doth belie
Thy Soul's immensity;
Thou best Philosopher, who yet dost keep
Thy heritage, thou Eye among the blind,
That, deaf and silent, read'st the eternal deep,
Haunted for ever by the eternal mind,—
Mighty Prophet! Seer blest!
On whom those truths do rest,
Which we are toiling all our lives to find,
In darkness lost, the darkness of the grave;
Thou, over whom thy Immortality
Broods like the Day, a Master o'er a Slave,
A Presence which is not to be put by;
Thou little Child, yet glorious in the might
Of heaven-born freedom on thy being's height,
Why with such earnest pains dost thou provoke
The years to bring the inevitable yoke,
Thus blindly with thy blessedness at strife?
Full soon thy Soul shall have her earthly freight,
And custom lie upon thee with a weight,
Heavy as frost, and deep almost as life!
O joy! that in our embers
Is something that doth live,
That Nature yet remembers
What was so fugitive!
The thought of our past years in me doth breed
Perpetual benediction: not indeed
For that which is most worthy to be blest;
Delight and liberty, the simple creed
Of Childhood, whether busy or at rest,
With new-fledged hope still fluttering in his breast:—
Not for these I raise
The song of thanks and praise
But for those obstinate questionings
Of sense and outward things,
Fallings from us, vanishings;
Blank misgivings of a Creature
Moving about in worlds not realised,
High instincts before which our mortal Nature
Did tremble like a guilty thing surprised:
But for those first affections,
Those shadowy recollections,
Which, be they what they may
Are yet the fountain-light of all our day,
Are yet a master-light of all our seeing;
Uphold us, cherish, and have power to make
Our noisy years seem moments in the being
Of the eternal Silence: truths that wake,
To perish never;
Which neither listlessness, nor mad endeavour,
Nor Man nor Boy,
Nor all that is at enmity with joy,
Can utterly abolish or destroy!
Hence in a season of calm weather
Though inland far we be,
Our Souls have sight of that immortal sea
Which brought us hither,
Can in a moment travel thither,
And see the Children sport upon the shore,
And hear the mighty waters rolling evermore.
Then sing, ye Birds, sing, sing a joyous song!
And let the young Lambs bound
As to the tabor's sound!
We in thought will join your throng,
Ye that pipe and ye that play,
Ye that through your hearts to-day
Feel the gladness of the May!
What though the radiance which was once so bright
Be now for ever taken from my sight,
Though nothing can bring back the hour
Of splendour in the grass, of glory in the flower;
We will grieve not, rather find
Strength in what remains behind;
In the primal sympathy
Which having been must ever be;
In the soothing thoughts that spring
Out of human suffering;
In the faith that looks through death,
In years that bring the philosophic mind.
And O, ye Fountains, Meadows, Hills, and Groves,
Forebode not any severing of our loves!
Yet in my heart of hearts I feel your might;
I only have relinquished one delight
To live beneath your more habitual sway.
I love the Brooks which down their channels fret,
Even more than when I tripped lightly as they;
The innocent brightness of a new-born Day
Is lovely yet;
The Clouds that gather round the setting sun
Do take a sober colouring from an eye
That hath kept watch o'er man's mortality;
Another race hath been, and other palms are won.
Thanks to the human heart by which we live,
Thanks to its tenderness, its joys, and fears,
To me the meanest flower that blows can give
Thoughts that do often lie too deep for tears.