Цветаева - Гронскому Pontaillac, 12 июля 1928 г.

Марина Штих: литературный дневник


Мой родной мальчик! Я в полном отчаянии от всего, что нужно сказать Вам: скажу одно - не скажу всего - значит не скажу ничего - значит, хуже: раздроблю все. Все, уменьшенное на одно, размененное на "одно" ("два"). Ведь только так и надо понимать стих Тютчева ("Silentium". - Ред. ): когда молчу - говорю все, когда говорю - говорю одно, значит не только не все, но не то (раз одно!) И все-таки говорю, потому что еще жива, живу. Когда умрем заговорим МОЛЧА.
Родной мой! Мы за последние те дни так сроднились, не знаю как. Заметили, кстати, на вокзале воздух отъединения, которым нас - может быть сами не думая - окружали все? Другие просто отступали, Вы все время оказывались рядом со мной, Вам молча уступали место, чтя в Вас - любимого? любящего? Просто ТО, оно, божество, вечный средний род любви (кстати, как ночь, мощь - не мужское (ъ) не женское (а) - мягкий знак, умягченное мужское, утвер(ж)денное женское). < ... >
О другом. Не люблю моря. Сознаю всю огромность явления и не люблю. В который раз не люблю. (Как любовь, за которую - душу отдам! И отдаю.) Не мое. А море здесь навязано отвсюду, не хочешь, а идешь, не хочешь, а входишь (как любовь!), не хочешь, а лежишь, а оно на тебе, - и ничего хорошего не выходит. Опустошение.
Но есть для нас здесь - непростые рощи и простые поля. Есть для Вас, дружочек, долмэны и гроты.
Если то, что Вы и я хотим, сбудется (не раньше 1 сент< ября >!) Вы будете жить в Vaux-sur-Mer, в 1,5 кил< ометрах > от моря и от меня, в полях, - хорошо? И лес есть. Там в сентябре будут дешевые комнаты. Там Вы будете просыпаться и засыпать, все остальное - у нас. < ... >
Вчера вечер прошел в семье Лосских (философ) - большая русская помещичья семья с 100-лет< ней > бабушкой - доброй, но Пиковой дамой, чудаком-папашей.., мамашей в роспускной кофте, и целым выводком молодежи: сыновей, их невест, их жен, друзей сыновей, жен и невест друзей - и чьим-то общим грудным ребенком.
Умные сыновья у Лосского, умней отца, - загорелые, с грубыми голосами и добрыми лицами. Цветет велосипед. Вчера, сидя со всеми ними над обрывом, под звездами, ноги в море, я с любопытством думала - заменили ли бы они все Вам - одну меня. Все они - куда образованнее меня! И все - велосипедисты (кроме 100-летней и месячного). Я, напр< имер >, вчера искренно удивилась, когда узнала, что Константинополь в... Европе! - мало удивилась: разъярилась. - "Город в котором есть ЕВРОПЕЙСКИЙ квартал!! Да это же вздор!!!" - "Если Константинополь в Азии, тогда и Петербург в Азии" - мрачно прогудел один из Лосских. - "Петербург? На том свете" - установила я. ВСЕ ЗАМОЛЧАЛИ. (Все-таки - "поэтесса!") Потом дружно заговорили о тендерах, тормозах и педалях. Тогда замолчала - я.
Ненавижу "компании", всегда страдала дико, убегала, опережала. Так и вчера. (Все небо поделенное на разновидности звезд - и глаз, на них смотрящих - и гул, их называющих. Что же остается - мне?) < ... >
Обнимаю тебя.
М.



Другие статьи в литературном дневнике: