Пастернак
коль во власти чувства-не было бы пусто.
«За поворотом»:
Насторожившись, начеку
У входа в чащу,
Щебечет птичка на суку
Легко, маняще.
Она щебечет и поет
В преддверьи бора,
Как бы оберегая вход
В лесные норы.
Под нею сучья, бурелом,
Над нею тучи,
В лесном овраге за углом
Ключи и кручи.
Нагроможденьем пней, колод
Лежит валежник.
В воде и холоде болот
Цветет подснежник.
А птичка верит, как в зарок,
В свои рулады
И не пускает за порог
Кого не надо.
За поворотом, в глубине
Лесного лога,
Готово будущее мне
Верней залога.
Его уже не втянешь в спор
И не заластишь.
Оно распахнуто, как бор,
Все вглубь, все настежь.
Да. Предчувствовал оттепель. И всё же не доверял Борис Леонидович оттепели и грядущей весне. Видимо слишком больно, слишком холодно было лютой зимой:
Холодным утром солнце в дымке
Стоит столбом огня в дыму.
Я тоже, как на скверном снимке,
Совсем неотличим ему.
Пока оно из мглы не выйдет,
Блеснув за прудом на лугу,
Меня деревья плохо видят
На отдаленном берегу.
Прохожий узнается позже,
Чем он пройдет, нырнув в туман.
Мороз покрыт гусиной кожей,
И воздух лжив, как слой румян.
Идешь по инею дорожки,
Как по настилу из рогож.
Земле дышать ботвой картошки
И стынуть больше невтерпеж.
Гамлет
Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Авва Отче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Р. Рождественский.
Взял билет до станции первая любовь.
Взял его негаданно, шутя, и невзначай.
Не было попутчиков, был дым голубой.
Сигареты кислые и крепкий чай.
А еще шаталась монотонная мгла.
А еще пронзительно гудел паровоз...
Там, на этой станции, вершина была.
Теплая вершина до самых звезд.
Ты ее по имени сейчас не зови,
Хоть она осталась лицом на зарю.
Встал я у подножия первой любви
Пусть не поднимусь уже, так посмотрю.
Потянулся к камню раскаленной рукой.
Голову закинул, торопясь и дрожа.
А вершины вроде бы и нет никакой.
А она, оказывается, в пол - зтажа.
Погоди, но, может быть, память слаба.
Снег слетает мудро, широко, тяжело.
В слове буквы смерзлись, во фразе - слова.
Ах как замело все! Как замело!
И летел из прошлого поезд слепой
Будто в долгий обморок в метели нырял.
Есть такая станция - первая любовь.
Там темно и холодно. Я проверял.
Наталья Захарцева
Старик, живущий сразу под холмом, считался магом низшего разряда. Возможно, деда сглазила наяда. Скорее, правда, что-то в нём самом сложилось чародейству вопреки, поскольку бытие определяло, зато не отменяло танец яла на безмятежной плоскости реки, зелёный шум, осиновый настил, дубовый веник. По закону дышл в углу возился постоянный Мышел. Из круга вечный Шишел выходил, а водяной топил за красоту кувшинки. Красота спасает, кстати. На финише, в конечном результате. Понятно пню, доходчиво кусту.
Рискну отметить — чаще чудеса случались смехотворного пошиба. Плыла неисполнительная рыба, катилась нехрустальная слеза, что капала то в кофе, то в "Агдам", то на письмо царя Сарданапала. Ножи тупились. Серость наступала по грозным климатическим фронтам. Но магия, туды её в мифрил, — помощник даже в каверзных вопросах. Волшебник взял, достал из шкафа посох. Из серости Собаку сотворил. Сонливую, как память сундука. Лохматую, как пыль из-под кровати. Ленивую, как водонагреватель. Большую, как вселенская тоска. Такого раньше не было нигде. В честь праздника сварили гномы брагу, поскольку меньше на одну Собаку расстройства в окружающей среде. Харон — в сердцах отрекся от весла — катал детей в коляске мотоцикла. Собака улыбнулась и привыкла, за ветром побежала, весела. Кошмарно подорвав авторитет, чудовище сплясало буги-вуги. Кого пугать? Вот запахи, вот звуки, вот с пяток до ушей прекрасный дед.
Старик, сидящий прямо на холме, глядел, как с неба машет гуманоид. Всё думал: хорошо, сустав не ноет. Старинная подруга в Костроме. Колдунья. Ведьма. Статус невысок и зелье с явным привкусом укропа. Начну с начала. Почитаю Проппа. Куплю цветы. Заштопаю носок. Воздам по лету должное возне жуков в саду приветливого пака.
Под боком на холме спала собака, подрагивая лапами во сне. И сказочник устраивал привал, и пастырь клал под голову солому. И человечность как-то по-другому творец того холма не толковал.
Другие статьи в литературном дневнике:
