Герман Власов
*
СОСЕД УВИДЕЛ ЛАСТОЧКУ
*
*
Герман Власов — поэт, переводчик, эссеист. Родился в 1966 г. в Москве. Окончил филологический факультет МГУ, член студии И. Л. Волгина «Луч». Лауреат премии Фазиля Искандера (2021), дипломант Ахматовской премии (2023). Автор книг стихов «Мужчина с зеркалом овальным» (2018), «Серебряная рыба золотая» (2020), «Пузыри на асфальте» (2021), «Птица с малиновой грудкой серая» (2023) и др. Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Звезда», «Новый берег» и др.
*
*
*
За руку берёт и ведёт туда,
где на белой простынке свет;
головной убор на уроке труда
назывался берет, берет.
Там кромсал напильником он дюраль,
сам сверлил её, фальцевал.
В рекреации у морозных рам
первым её целовал;
целовал, как трогают длинный мех,
оголённый провод, огонь,
чтоб потом она ему не при всех
оглаживала ладонь,
говорила, нетрудный урок прошёл,
всё на свете урок труда,
всё пройдёт, останется снежный шёлк.
На простынку белую смотрит волк —
не пускают его туда.
***
Дождь лил и не показывал лица.
Как лодка, унесенная с причала,
шел настоящий ливень без конца,
был ливень без конца и без начала.
Текла терраса, подставляли цинк;
просачивался дождь и барабанил,
о том, что жизнь не только глупый цирк;
он сузил круг, он близких круг убавил.
Алхимия дождя, его лицо,
мелькнувшее в разгоряченном тигле,
в одно соединившее кольцо,
окно, деревья, штору и крыльцо;
и дождь ушел — шаги его утихли.
Он в капюшоне, он в дождевике
его спина сутула, серовата;
меж яблонь удаляется к реке,
в руке дождливой молния крылата.
На полчаса заставил замолчать
сорок, людей и ангелов за ними,
но без него могли не прозвучать,
раскачиваясь, высветлив печаль,
на ветках капли солнечные в нимбе.
Верлибр
мне позвонила западная славистка
сказала власов почему вы пишете в рифму
тексты ваши с душком 70-х
вот каневский давно исправился
караулов старается
и посмотрите какая у нас молодежь
это просто вредительство какое-то
ну как мы станем вас переводить
друзья я не знал что ответить этой даме
теперь я не получу гранта
(о эти дети капитала гранта)
я никогда не увижу америку
обо мне не расскажут по радио свобода
я всегда буду появляться в свитере и джинсах
курить явскую яву (о явская ява)
с этой острой мыслью я проснулся
солнце ломилось в комнату жидким янтарем
снег плавился я услышал стук капели
напоминающий короткие гудки
международной телефонной связи
ну вот и весна
***
мелочь карманная тишины
люди в сером смеются
понимаешь ты из какой страны
ласточки к нам вернутся
от радости прыгая на весу
ныряя наискосок
воздух в клюве какой несут
желтый в зобу песок
не знаешь ты из каких земель
там жжется тугая синь
пирамиды там и сладкий хмель
и корабли корабли пустынь
утром садясь на велосипед
чтобы ехать в районный центр
ласточку увидел мой сосед
пожилой с сединою серб
задумался и закурил
калитку закрыл ключом
он пять минут со мной говорил
и я понял о чем
***
Взять себя в кулак, разжать
и — расплакаться, влюбиться;
птицу взглядом провожать,
с птицею летящей длиться.
И на станции одной
оказаться на платформе
в будни или выходной
выросшей сосны покорней
и решительней тропы
цвета извести, суглинка.
Все мы беглые рабы
городского поединка.
Скройтесь в темные леса,
птицы, звери и народы —
первой влаги полоса
на двойном окне природы.
Так скрывайся и молчи,
сетуй, не греми вещами.
Не нашел впотьмах ключи —
разговаривай ключами.
***
бабушка под веткою сирени
в летнем сарафане и платке
перешла в другое измеренье
стала с тишиной накоротке
ты беглянка в глянце черно-белом
словно льдом охваченный ручей
не шумишь ни голосом ни телом
но блестишь из глубины вещей
а вокруг все; также без умолку
жизнь без промедленья и числа
ты однажды теплою иголкой
в речью мою как заговор вошла
и прошила крестиком лиловым
этот лепет сонный горловой
если я к тебе иду за словом
бабочку увижу над травой
неприметный и неуловимый
танец твой свободы естество
мимо грядок мать-и-мачех мимо
и не обрывается родство
яблоня сирени куст и выше
бросив взгляд июньским и живым
ты уже над цинковою крышей
с облаком сливаясь кучевым
***
не смотри на сверкающий ливень
майский дождь несговорчив и прям
сколько желтых изломанных линий
разделили окно пополам
и к стеклу не спеши прикасаться
там качаются ветви гурьбой
их зеленые листья двоятся
и в отрыв уведут за собой
в акварельной такой мешанине
где гремит и рябит без конца
как у тернера в новой картине
дирижера не видно лица
но когда отшумит – будет создан
удивительной радости день
словно кто-то расчесывал воздух
и прогнал его дымную тень
и теперь она в глине и смальте
метростроевской шахты внутри
оттого пузыри на асфальте
настоящей земли пузыри
***
памяти Аси Каревой
со мной это было
я шел у подъезда курить
на длинной скамейке
спиною к стене прислонялся
и близилась полночь
и куст начинал говорить
и голос черемухи
ветром больным обрывался
и вышла луна
как наверно выходит на пруд
соседка-подросток
и были шаги ее наги
и воздух звенел
в продолжении долгих минут
я видел такое
чего не сказать на бумаге
и то хорошо
что чудесному имени нет
что ночь безоглядна
и в темном таится живое
и сорванный лист
это чья-нибудь жизнь на просвет
и светится в малом
значенье ее грозовое
откуда не знаю
начало такой красоты
наверное в том
что она умолкание шума
что нету страшней
и прекрасней ее наготы
когда она смотрит в упор
словно кто-нибудь умер
я вижу и слышу
и я не могу рассказать
а только вхожу
как чужой в пелену грозовую
глядят испытующе карие эти глаза
той вечной и первой
которую не назову я
светилась черемуха
ночью когда при луне
она появилась
сначала взглянувшая мельком
потом будто вспомнив меня
обернулась ко мне
со мной это было
я вышел курить на скамейку
Другие статьи в литературном дневнике:
