Скорблю...
Время яблок
Лилианна Сашина
.. Л. ..
..
перезрелой смородины тусклые кисти —
бродят в лопнувшей ягоде пряные соки;
паутинною нитью — непрочной, искристой —
перевязаны ветви, — у яблонь высоких
незавидное бремя, и паданцы часто
вниз летят вперемешку с пожухлой листвою,
и, бока оцарапав, о землю стучатся —
вдруг откроют?
..
червоточины след под травинкой прилипшей,
бок распорот сучком, тёмных трещинок сетка:
у крыжовника — три, два — под шумною вишней,
а одно накололось на нижнюю ветку,
остальные нашли уголки понадёжней —
прелых яблок в саду аромат нескончаем;
не земля — барабан, перетянутый кожей, —
застучали...
..
пахнут яблоком волосы, губы, ключицы;
нет волшебней ночей, и луна-ворожея
в воды тёмные светом по капле сочится,
низко-низко зависнув; соломинкой шею
тронешь ласково — так мотыльки задевают
еле-еле крылом и сливаются с небом;
даже имя своё я с тобой забываю:
может, Ева?
послушать в моём исполнении:
http://lilianna.ucoz.com/index/0-11
Мне у дома до боли калиново...
Лилиана Сашина.
Январь.
..
Клином клин, говорят. Клину – клиново.
Только толку?
Ну, здравствуй, село!
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело!
..
Заблудились домишки, попрятались
в снегопад (в снего-ад? в снего-рай?)
Окна, будто невесты, нарядные –
налетай, женишки, разбирай!
Ветры – резкие, улочки – узкие,
тесно, братцы? Айда на простор!
Здесь во мне просыпается русское.
Сколько просишь, село, за постой?
Сколько скажешь да сверху полстолечко –
я щедра, а гулять – так гулять:
всё равно, что реветь о покойничках,
что шикарные свадьбы справлять.
Твой размах узнаю по застолиям;
их нехитрый мотив подхватив,
то ль посетую пьяно о доле я,
то ли выплачу горько: «прости».
..
Эх, прости городскую да гордую!
Всыпь, метель, не жалеючи, всыпь!
Мне в колени озябшими мордами
робко ткнутся соседские псы.
Знать, признали. Ласкаю да тискаю.
Пой, метель, нашу долгую, пой!
Погуляем с тобою по выселкам,
по сугробам побродим с тобой!
..
Стар сосед. Сед отец. Сад – серебряный.
Жаль, года не упрячешь в мешок.
Городская я, папа, да вредная;
у гроша нет души за душой –
за грошом не гоняюсь. Не спрашивай
отчего так давно не была:
мне судьбу, что шубейку, донашивать
вдалеке от родного села
то ль предсказано, то ль предначертано –
вру безбожно. Да ну тебя, па...
..
Птичьим шагом скамейка расчерчена.
Снего-ад. Снего-рай. Снегопад
заметает все птичьи послания
и касается нежно лица.
До чего ж ты, сторонушка, славная!
На столбах колпаки из песца
высоченные белые-белые!
На заборах собольи манто.
Лисы в лисьем, а белки – те в беличьем,
снегири в ярко-алом зато!
..
Не вздохнуть! А вздохнёшь – так не выдохнешь
колко-снежное счастье-комок;
все окошки – девчонки на выданье,
из трубы ускользает дымок,
завиваясь затейливо длинною
светло-серой тесьмой над селом.
..
Мне у дома до боли калиново,
мне у дома до неба бело.
Февраль
..
Полцерквушки в деревушке:
пожил Бог да вышел весь.
..
Цепь вцепилась крепко в дужку:
не колодец – душевед!
Попропало вёдер много,
доставать их – не с руки!
Ковш железный – недотрога
леденеет от тоски.
Три стеклянные ступеньки,
будто к храму! – чем не храм?
Помню, бабушка здесь пела
и молилась по утрам,
и несла святую воду,
и боялась расплескать.
..
Выйди, месяц! Ветер водит!
Вольно белым мотылькам
виться в воздухе морозном:
превратят метель в игру!
..
До весны – седой и грозный –
поселился маг в бору.
Выйдет ночью – окна тронет,
те – потрескивают чуть;
задремавшую сторонку
хлоп легонько по плечу:
не проспи, мол, нынче чудо!
Начинает колдовать:
вот уже снега кочуют
по дворам – из рукава
вьюгу вытряхнул, вздыхая.
..
Волшебство! Один в один!
Кто ледовыми стихами
на крылечке наследил?
..
Эх, романтика деревни:
красота и нищета,
русский дух на лавке дремлет,
вроде толстого кота;
сыт и – ладно, сыт и – хватит,
завтра – завтра, там поймём.
..
Здесь донашивают хаты
сто четырнадцать имён,
сто тринадцать, сто.. Бывает,
дом под снос и – нет судьбы,
будто рана ножевая,
пустота в ряду. Рябин
драгоценное колечко,
точно память, не сносить.
Песней что ль печаль полечим?
Пёс и тот – заголосил
в унисон тоске сердешной,
непонятной, но родной.
Что в диковинку нездешним,
то привычно мне.
..
В окно
глянет солнце по-февральски:
ярко-ярко. Не балуй!
Чай смородиновый. Кральки.
Самовар зовёт к столу.
Завтра – завтра. И об этом
горевать нам – не с руки!
..
В деревушке Бога нету,
но колодцы – глубоки.
Март
..
Март весенние качели раскачал:
жмёт шубейка прошлогодняя в плечах,
рукава по локоть – больно коротки,
а в карманах снег давно уже прокис!
Ввысь! – и ели веселели на ветру!
Прихорашивался грач: перо к перу
твёрдым клювом прибирал, так горд собой –
за гнездо, видать, нешуточный был бой!
Вниз! – и ладная прохладная капель
– пей, землица, – приговаривала, – пей!
..
Ввысь! – по веткам рассыпались воробьи!
..
Кто-то пруд стеклянный вдребезги разбил
так, что треск и звон в округе на полдня,
до краёв его водою наполнять
тут же примутся проворные ручьи.
..
Вниз! – штанины по колено засучив,
солнцу чучело подставило щеку,
хоть соломенное – тоже начеку:
не проспать бы, не прошляпить чудеса,
на которые щедра весна-краса!
..
Дом по ставеньки резные был в снегах,
только те снега ударились в бега.
Встрепенуться бы от крыши до крыльца –
дрёму зимнюю согнать, как тень с лица!
– Что, кручинушка, отмаялись, поди? –
Приосанившись, дом в люди выходил,
Слепо щурился, выскрипывал дверьми
Что-то вешнее – пойди его, уйми!
..
Раскачал качели солнечные март
и по-мартовски хвостатых свёл с ума,
Хоть и кажется похожим мур на мур,
Каждый мур немножко песня про лямур.
..
Ввысь! – и небо близко-близко! Хочешь – тронь!
Вниз! – и сердце гулко ухает в ладонь!
Апрель
..
То до льдинки выстывает
на залётном ветерке,
то румяным караваем
на лазурном рушнике
пышет жаром: хлеб да соль всем! –
расцеловывает лбы
переменчивое солнце.
..
Облюбованы столбы
вороньём со всех окраин –
заседают допоздна –
в громком грае разбираю:
– К нам нагрянула весна!
Шит по моде фрак сорочий,
говор галячий – учтив.
..
Холодна в апреле ночка,
но, зато, рассвет лучист!
Облака – точь-в-точь – как сдоба
из просеянной муки!
..
Сменит скоро шали вдовьи
на невестины платки
сад вишнёвый. Оживают
ульи нехотя. Вот-вот –
сотней солнышек взрываясь –
одуванчик зацветёт.
..
На пласты нарезан плугом
чуть подмёрзший чернозём,
грач да галка друг за другом –
неприметные на нём –
ходят важно, зорким оком
проверяют каждый ком,
поддевая клювом ловко
червяка за червяком.
..
Снег последний поразбросан
по оврагам да в бору,
малахитовые сосны
ветер на руки берут –
покачают-покачают
да и выпустят:
– Лети!
..
Порастаяли печали,
и пришла пора – цвести!
Май
..
Май – стремительный и светлый –
прошвырнулся по садам,
пошептался с каждой веткой –
слив и яблок нагадал;
точно с ветром сговорившись,
шелестел и выдыхал
так, что вспыхивали вишни,
словно девушки.
У хат,
подбоченившихся гордо,
взгляд лукав и говорлив:
– Ставни крашу раз в три года,
банки с краской сберегли
аж с советчины! –
Сосед так
похвалился. Крякнул:
– Да-а...
..
Нянчит выводок наседка,
утки в сторону пруда
бодро шлёпают.
Просторно
мысли, взгляду и строке;
ощущаю жизнь, которой
не висеть на волоске –
быть и быть,
сбываясь,
будто
самый светлый детский сон
про наседку, солнце, уток,
речку, сад..
и колесом
всех и вся вертеть,
кружиться,
с каждым маем закипать.
В этой жизни – столько жизни:
вникнуть, слиться и пропасть!
..
Очерёмуховел вечер,
воздух – розовый насквозь.
У реки неспешны речи –
деревенские авось,
кабы, если бы, нехай с ним,
будь, бывай.
– Не куксись, дочь.
Ветер ласковый, нахальный.
Май.
Отец.
Деревня.
Ночь.
Июнь
..
А в лугах – по колено травы,
а в бору медуница – звонче, –
то ли слева, а то ли – справа
разливается колокольчик:
утром – розов, сиренев – к ночи;
..
по оврагам кукушки хнычут –
коль расщедрятся – напророчат
лет побольше, чем – земляничин,
что разбросаны часто-часто
по глубоким канавам просек, –
но не скажут, где нынче счастье
деревень непутёвых носит;
а в полях – зелены колосья,
по обочинам – вьюн лепечет;
..
тает небо на дне колодца,
он так стар, не иначе, – вечен,
и – ведром по воде ударив –
слышишь эха студёный отклик;
..
далеко-далеко, где дали
от свинцовой воды намокли, –
просветлеет, и гром-бродяга
растрясёт напоследок выси,
и двойные перила радуг
высоко-высоко повиснут;
..
в перелесках – шиповник дикий,
и пчела в нём души не чает;
по реке – то круги, то блики –
красноталовые печали;
..
ах, июнь – голубое блюдце
с золотой полосой по краю:
то дождями исхлёстан люто,
то купавками отгораешь,
словно яркий цветастый ситец, –
не полвека носить – пол-лета, –
ясный взгляд горечавки синей
в дымке пепельной бересклета.
Июль
..
Соловел прищур оконный –
зной полуденный тяжёл –
головой на частоколе
спал подсолнечник-пижон.
Чан чугунный – гулкий, грузный –
на боку дремал – устал
без работы, в солнцекузне
раскалённый до полста.
Ветерок – с одышкой пряной –
теребил кусты едва,
рой капустниц над поляной
одолела сон-трава.
Подорожник лист кукожил –
грезил втайне о дожде;
одуванчики встревожив,
шмель на запад погудел.
..
В кадках пусто, в кадках гулко,
воздух – вата, ветер – жар.
Деревенский переулок
от рябины рыжей ржав.
Край июльский. Рай стрекозий –
пруд – подсох до камышей;
солнце по небу елозит
и толкает жизнь взашей.
* * *
Розоватая роздымь. Прохладная лента реки.
Редкий солнечный луч не спесив и по-ангельски кроток –
золотит, не спеша, сыроватые космы ракит;
тишина переходит в настойчивый лиственный рокот –
утро ветрено. Дали – далече. В зените июль.
Облака растушёваны тонкой стремительной кистью –
ясноглазый художник легко у мольберта вздохнул,
вновь найдя подтверждение самой безумной из истин.
Август
..
Август – ласков и степенен –
студит в росах телеса;
разговорчивых ступеней
различимы голоса.
У колодца жизнь проснётся –
звякнет-брякнет поутру –
вновь со дна смурное солнце
черпать старому ведру.
Петушиные тирады.
Бремя яблонь. Пруд – речист.
Жесть над низенькой верандой
ловит первые лучи.
..
Скошен, высушен и сложен
в невысокие стога;
васильки, вьюнок, горошек
окаймляют берега
жёлтой речки – ниже-ниже
гнётся колос ржавой ржи –
то взъерошит, то оближет
ветер,
дальше побежит.
..
Что-то лопнет, что-то треснет
и пойдёт полосовать
колко, ярко.
Чаще, резче –
ливень больно нагловат –
вытанцовывает лихо
мелко,
дробно,
колесом.
Присмирев чуть-чуть,
затихнет,
и опять
наискосок
так хлестнёт, что впору ахать
над случившейся рекой:
точно белая рубаха,
прополоскан день-деньской.
Сентябрь
..
Ухнет жёлтым, рыжим грянет:
– Поздно, паря, суетиться!
..
Жжёт калиновый багрянец;
клин выстраивая, птицы
то ли кличут, то ли плачут,
то ли осень проклинают;
сад, как старенький сарайчик,
расскрипелся.
..
Спеленает
туго-натуго землицу,
точно дитятко – в пелёнки,
в продырявленные листья –
золотые распашонки.
..
То ли лето недопето,
то ли осень поспешила –
солнца ниточка продета
сквозь еловую вершину –
на просвет весь свет прозрачен!
Ломкий листик – до прожилок.
То ли август снова начат,
То ли – осень пережили.
..
Прело. Пряно. Ветер пьяный
пристаёт к резной калитке,
в палисаднике буянит –
на черёмуховой скрипке
запиликает-заноет
о душе, в которой пусто,
что-то горькое, родное...
И ветра грустят – по-русски.
..
Так непрошено-нежданно
проберётся непогода;
сад роскошным был недавно –
обтрясён-обобран – голый.
Столь причудливо застынет
в вечереющем и топком
остов яблони. Пустынно.
Дождь осваивает тропки:
то плетётся псом побитым,
то расходится, наглея...
..
И – сироткой позабытой –
в ветках яблоко алеет.
Октябрь
..
Облетело, отшуршало:
сад – блаженный – гол и весел;
поистёртый полушалок
поносил да сбросил ветер:
знай, топчи, кому не жалко!
Роскошь прежняя – отрепье!
Переругиваясь, галки
делят брошенный скворечник
перья дёргают, клюются,
тишину разрушив граем.
..
Высоко и бесприютно.
В перелесках догорают
тонкокостные осинки,
сплошь – боярышник рассыпан.
Небом синим, речкой синей
вдоволь душу не насытишь;
не напьёшься у колодца –
глубока у сердца жажда...
..
Вязнут в слякоти колёса,
звон – в рябиновом и ржавом;
что он – долгий и протяжный –
по дворам теперь разносит? –
То ль октябрьский ливень в тягость,
то ль о чём-то Бога просит...
..
Дом стареет, чахнет будто:
хмур, скрипуч, ворчлив, приземист
и – по окна в незабудках –
до весны врастает в землю,
нахлобучит крышу низко,
точно тёплую ушанку;
дверь, зайдясь в противном визге,
выпускает спозаранку
русский дух в туман белёсый –
скрипнут дряхлые ступени.
..
На деревне нынче – осень,
а для сердца осень – песня.
Ноябрь
..
Было – полно, стало – пусто:
голытьба на голытьбе!
Лужи выстыли до хруста.
Под окошком воробей
попрошайничает:
– Бросьте
пару крошек, что вам, жаль?
..
Как непрошенную гостью –
ветер осень провожал –
выпроваживал далече:
чтоб ни духа, ни следа!
Выдувал золу из печек,
забирался на чердак –
нахозяйничался вволю,
на заре замёрз в кустах.
..
Ржавый плуг остался в поле,
где его ноябрь застал –
зубы в комьях поувязли
до тепла иль на года.
У коровы лето в яслях,
у деревни – холода.
Худ кафтан, штаны в прорехах,
пуп и вовсе – наголе.
..
– Вот бы взять да переехать,
да зажить бы на селе,
припеваючи... Куда там!
Всяк за домик свой – горой! –
первый валенок подлатан,
дед берётся за второй,
и в засаленной жилетке,
крепкой примою дымя,
сам себе – и поп, и лекарь,
что имеет окромя
шаткой низенькой избушки,
трёх курей и пса с котом? –
Самогон, баян, частушки
да извечное «потом» –
вот богатство, так богатство!
..
Стынет всё и всё – звенит;
на калине сплошь агаты –
ярче девичьих ланит!
Глянь – серебряные змейки
соскользнули вон с крыльца
и свернулись на скамейке
в два затейливых кольца;
двор расписан-разрисован –
нынче белое в чести! –
От ворот до будки псовой
каждый камушек блестит!
А от инея до снега
ерунда – рукой подать!
Долгий отпуск у телеги,
у деревни – холода.
Декабрь
..
И глазам, и сердцу – больно
от осеннего разора;
..
надевай меха собольи
да присматривай узоры –
понарядней, побогаче!
На рукав опушку – гуще,
На подстёжку пух – гагачий,
да хрусталь – позвонче – в уши.
..
Тосковали, было, сани –
в слякоть серую продрогли –
Им бы тройку с бубенцами!
Им бы – долгую дорогу!
И откуда только удаль?!
Полетели-поскрипели!
..
Бор – темнее изумруда,
сосны – выше, тише – ели.
Ни шагов, ни птиц, ни треска.
Белка ловкая – бесшумна.
Снег соседний перелесок
одарил песцовой шубой.
..
Дремлют белые деревья,
спит измученная пашня.
Хороша зимой деревня:
что забыто, то – неважно!
Кто здесь Богом поцелован,
кто судьбой своей обласкан?
Только – общие колодцы,
год за годом – те же сказки.
Сны еловые на стёклах –
лапы-иней, иней-лапы.
И мотает срок истёкший
по осиновым полатям
русский дух – табачно-русый.
..
Кто пожар такой потушит:
жгут калиновые бусы
то ли шею, то ли душу...
© Лианна Сашина, 2010–2012.
© 45-я параллель, 2012.
Стихи со странички Ли на сайте Гостиной "Diligans", здесь, ниже.
Я до последнего дня верила, что она вернётся.
Кто-то в комментариях попросил её не исчезать надолго, не помню уже, кто именно.И пообещал, что тоже исчезнет. Она ответила: не думаю, что так надолго, как я.
Теперь понимаю, что она никуда не исчезала. И уже не исчезнет.
Пожалуйста, не надо рыдающих смайликов, комментариев...Если помните и знаете её стихи, поделитесь стихами.
Тесно
..
Сжигаешь кожу — шкурку мою спасительную —
до срока, до времени
огню скармливаешь.
Выпроваживаешь,
как случайного посетителя,
холодно так.
Закаливание.
..
Мир отчего-то
стал тесен,
как старое школьное платье;
слышишь, не надо песен..,
слышишь, и писем — хватит.
Чуть позже.
Руку свою оправдываю:
она не пишет, нет, —
выцарапывает;
и плевать бы, и чёрт бы с нею,
но ведь это —
боли самой больнее.
..
Сумрак ворует — ушлый —
свет с моего стола.
Комнаткой тесной душной
о четырёх углах
видится мир мне тот, что
прежде был — высь и ширь;
я задыхаюсь, точно
душа без самой души,
сердце — без сердца.
Вечером.
Бездушная.
Бессердечная.
..
Я, как ребёнок,
оставив игрушку,
за новой и яркой тянула руку —
всем своим нет
жизнь обрушилась,
ещё и спрашивает:
— Что, скушала?
..
Тошно.
Стихи опротивели.
Брошу.
Но — завтра.
..
Скорлупка ореха грецкого
без пола и потолка,
здесь — раненая и резкая,
баюкаю на руках
болезненно тонких,
женственных,
при всей их некрасоте,
любовь.
Изъясняюсь жестами,
когда прогоняю тень,
мол, тихо,
ещё разбудишь вдруг
уставшую.
Помолчим.
Сменяются будни буднями
безликие, как врачи.
..
Чем ты спасалась, когда расправляла ночь
чёрные крылья,
чёрные, словно ужас?
Тесно, Марина,
можешь ли мне помочь? —
как никогда,
дружеский
локоть нужен,
нет,
не безвольный —
заточенный. С силой
ткни,
чтоб душа кровоточила,
может быть, станет легче,
а впрочем,
днём выживать сложнее, чем ночью.
Этой нежности мотив
.. Этой нежности мотив только нам двоим известен;
ты вычёркиваешь мир, потому что мир — мираж,
потому что здесь никто не поймёт такую песню,
потому что нам с тобой проще жить в других мирах,
где сквозит сквозь простоту небывалое доверье,
где рождаются слова, осеняя Светом свет.
Словно не было разлук и неверия за дверью,
словно кто-то убедил нас в магическом родстве,
мы глядим — глаза в глаза — две Вселенных друг на друга,
постигая высоту запредельной глубины:
каждый выстрадал себя и не раз был загнан в угол,
впрочем, что до всех углов — нам, немножечко иным.
Создаёшь словесный храм, я — стихи ношу под сердцем;
грустным ангелом храним будь отныне, светлый бог,
вдруг случится, что ему негде будет отогреться —
приютим до листопадов безутешного его?
Мы глядим — глаза в глаза — есть ли зеркало правдивей?
Сотни истин не нужны, если Истина — одна.
И, разучивая все незнакомые мотивы,
мы угадываем жизнь по оттенкам и тонам.
Мы глядим — глаза в глаза — так на пламя смотрит пламя,
в беззаветное тепло превращая страсть костра,
а из пепла поутру воскресает птица-Память.
Мы вычёркиваем мир, потому что мир — мираж.
Мне, отрицающей Бога
.. Мне, отрицающей Бога, вдруг нужен стал бог —
не для того, чтоб в ночи ворковать над иконой,
не для того, чтоб свечу утомлять ворожбой:
свет, как письмо, отправлять в полумрак заоконный.
Сколько их там — неотвеченных писем, Господь?
Сколько невскрытой тоски и забытых прошений?
Люди — под Богом, а я — не желаю быть под!
Стану для кары небесной бегущей мишенью?
.. Как нужен ты! Ты поймёшь. И, объятья раскрыв,
в строках моих никогда не прочтёшь богохульства,
не разглядишь за горячею мыслью — корысть.
Вместо привычного «Веруй!» ты скажешь мне: «Чувствуй!»
«Чувствуй, любимая!» — ласковым эхом судьбы
по лабиринтам сердечным твой отклик гуляет.
Я — просто так — никогда не умела любить.
Я — не люблю Тебя, слышишь?.. А — обожествляю...
Алым сердцем
..
Не душите заботой-неволей,
не поите заботой-отравой.
Мне в неволе — немыслимо больно!
Оттого я свободе и рада.
..
Алым сердцем и любится — ало:
так, порою зардевшись от слова,
забывает, что нужно быть — сталью,
забывает, что завтра — жить снова.
Что поделаешь, сердце — есть сердце,
всё теперь — ненадёжно и зыбко.
Не в твои ли шелковые сети
заплыла краснопёрая рыбка?
Ах, ловец серебристых жемчужин,
не считай, что улов тот — негожий:
о глубинах морских занедужишь,
рыбка вслед распечалится тоже.
..
Ах, ловец облаков и рассветов,
алым сердцем и любится — ало.
Не в твои ли шелковые сети
красногрудая птичка попалась?
И щебечет довольно о счастье:
вот нелепая птичья природа!
Ей на веточках счастья качаться
всё равно, что крылом небо трогать.
..
Засмотрелась на белые звёзды
и на тысячи лет задержалась.
Мир не умер, он просто — не создан.
Не придумали мир сердцеалым.
Ах, ловец галактических музык,
кто же знал, что сумеешь ты сбыться?
Алым сердцем единожды узнан,
чтоб остаться вовек не забытым.
..
Всё теперь — ненадёжно и зыбко,
Как-то даже — беспомощно, страшно:
то грустит краснопёрая рыбка,
то поёт красногрудая пташка.
Что поделаешь, сердце — есть сердце.
Ах, ловец Непокорных из Пленниц,
загляни поутру в чудо-сети —
там бескрайнее небо алеет.
Если любовь
..
Дикий мой, дикий, сколько в тебе огня,
неба и ветра, шорохов, полнолуний —
будто услышал кто-то и жажде внял,
будто с размаху в сердце кинжал воткнул мне.
Чей бы он ни был — благословляю нож,
руку бы целовала — так долг огромен.
Ты понимаешь столько, ты всё поймёшь:
если любовь — пусть с лезвиями и кровью.
Если любовь — пусть с пламенем и до дна,
жизнь коротка, так стоит ли мелочиться?
..
С тайным и сокровенным — луну познать —
рыщет в ночи полынной тоска волчицы,
рыщет, презрев и логово, и волчат, —
это сильнее,
это нельзя расслышать.
Если любовь, то будем её молчать,
будем кричать. А кто-то — был сам Всевышний.
..
Дикий мой, дикий, жаждет огонь костра,
ветра и неба — поят его водою
глупые люди, им — что огонь, что страх:
смотрят на чудо, видят за ним чудовищ.
Дикий мой, дикий, плачет по нам весна;
я — не волчица, ты — не луна,
но как же,
чем же утешить это — сильнее нас?
Ветер подскажет, может.
Ветер расскажет.
Дикий мой, дикий...
Ангел мой, здравствуй
К моему маленькому ангелу Лёле
..
Ангел мой, здравствуй. Снег и мороз под тридцать.
Снег и январь. Холодно? Нет. Ничуть.
Кофе остывший с сахаром и корицей.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел. Толку-то, мой Небесный.
Знаешь, я верю в чувства, но чтоб вот так.
Выгони беса, Ангел. Выгони бесов:
месяц в лиловой бездне и тот — хвостат,
звёзды и те — рогаты до отвращенья.
..
Знаешь, дышу и — колко, так воздух остр.
Думаешь, это ветер прошёл сквозь щели?
Глупый мой Ангел.
..
В пробнике для духов
ноты благоухающего Lacoste —
замкнут в стекле. Тесно ему.
А мне?
Где-то внутри замкнут огромный Космос.
Выпустим, Ангел? Чтоб не окаменел.
Чтобы не скис. Не выдохся. Не истлел он.
Может быть, я — хранитель. Совсем, как ты?
Выпустим, Ангел? Вызволим, а? Из плена.
Мол, мы сегодня добрые.
Слышь? — Катись.
Пробник о стену — магия аромата.
Тихо. Не плачь. Глупая — нет ума.
..
Снега не надо. Мне бы дыханье марта
Губами растрескавшимися
поймать.
..
Ангел мой, слушай, может, пришлёшь мне крылья?
Что тебе стоит? Тоже хочу летать
вместе с тобой.
Скомандуешь:
— Ли, на вылет!
Так. Приготовиться. От винта.
Тихо. Не смейся. Знаю, я — дура дурой.
Сердце — о нём. Мысли — о нём. Лечусь.
Толку-то, Ангел?
..
Ангел мой белокурый.
Сердце заштопал? Душу теперь врачуй.
Вот же работка. Вот же клиентка. Вот же.
Сам выбирал? Да ладно. Не сочиняй.
Впрочем, я понимаю. Оттенок кожи.
Тонкие руки. Волосы. Дочь огня.
..
Ангел мой, только снега не надо. Полно.
Есть и мороз под тридцать, и стёкла гжель.
Мне б целовать и губы его, и голос.
Запоминать улыбки и каждый жест.
..
Ангел, стихи туда же — с ума и в бездну.
Помни про крылья. Пару чужих присвой.
Знаешь. А ну их. Я обойдусь, Небесный.
Просто храни отныне.
Нет. Не меня.
Его.
Lyudmila Sharga: Лилианна ещё, помимо всего прочего, писала стихи для детей) И создала проект "Книга Радуг". Она любила жизнь. Разлетелись птицы в страхе,
Флот бумажный затонул,
Я под мамочкины ахи
Мерил лужи глубину:
Вот – вода до половины
Голубого сапожка,
Вот – краёв уже не видно,
Но не мокро в нём пока!
Что-то лужи стало мало,
И притих морской прибой,
Погрозила пальцем мама,
Потянула за собой,
Говоря при этом: знаешь,
В луже – грязная вода!
..
– Для чего же покупаешь
Ты сапожки мне тогда?
*** (Кто-то в доме...)
Кто-то в доме вещи прячет –
где я только ни искал! –
не нашёл любимый мячик,
свитер, ручку. И носка
не хватает, чтобы оба
можно было мне носить!
Я заглядывал в коробку,
чтоб котёнка расспросить,
он лениво буркнул что-то:
недосуг, мол, сам найдёшь.
Может, мама на работу
их берёт с собою? Что ж,
поищу, ещё не вечер...
Только прятать так нельзя!
Всё, теперь я буду вещи
возвращать туда, где взял... (Лилианна Сашина)
Другие статьи в литературном дневнике:
