Юхан Себастиан Вельхавен
Johan Sebastian Welhaven, 1807-1873
РАССВЕТ НАД НОРВЕГИЕЙ
(фрагмент стихотворной книги)
ВСТУПЛЕНИЕ
Пока в кольчуге из ледовой стали
Норвегия нам стужей дышит в лица
И мы спешим мехами утеплиться,
Чтоб соки в нас бежать не перестали;
Пока вся радость в свечек чадном сале
И выряженной к Рождеству елице,
И наших чувств простая пятерица
И в четверть силы служит нам едва ли, -
Все только ищут, чем бы возбудиться:
Там варят пунш, куря и балагуря,
Там предложенье сердца шлют девице –
Меж тем, как я решил в сугроб зарыться
(Сей Адрианов вал в миниатюре)
И в колкостях словесных изощриться.
1.
Нагим сверкая льдом, ясней кристалла,
Средь ночи, день превысившей трикраты,
Нагую ставя грудь под волн раскаты,
Меж чудищ злых страна моя восстала.
И где бы путник ни ступил усталый,
Он только слышит, как древес солдаты
Погублены лавиной бесноватой
Иль чей-то дом подмыт водою талой.
И, словно затерявшийся обломок
Поверженного судна-исполина
Норвегия плывет в волне кипучей:
Мерцает мертвый корпус из потемок,
Ввысь рвется мачтой сломанной вершина,
Как скорбный флаг, над всем чернеет туча.
2.
Направь твой взгляд на кроткий пламень чистый,
Что от земли к нам рвется безустанно
И тешит сердце – так героев раны
Венчает Красоты букет душистый;
Так роща нас впускает в зал свой мглистый,
Где блещут водопады, как фонтаны,
Где меж листвы алеет плод румяный
И глетчер кажет щит свой серебристый.
Благодаря смиренной этой силе
Является весна в наш край студеный;
Она у нас дворянство замещает,
Жезл Красоты Победа ей вручает
И с почестями в зал приводит тронный,
Где розы рукоять копья обвили.
3.
Ужели не подтает льдов плотина
И стужа с непреложностью металла
Навеки сердце матери сковала
И овладела помыслами сына?
Ужели с гор не двинется лавина?
Ужель природа нам не приискала
Иного дара, чем зерно и сало,
Треска, убоина и древесина?
Ужель родов старинных честь, отвага
Лишь изредка у нас встречаться стала,
Лишь на горах – и то меж стариками?
Ужель она – всего лишь отсвет малый
Тех дел, о коих нам вещает сага?
Слой патины, накопленный веками?
4.
Что минералов краски и растений
Настаивает на природной силе,
Чтоб нашу душу к небу возносили
Они под звон и аромат каждений?
Что растворяет в чистоте весенней
Крупицы злобы и житейской пыли,
Повелевая нам, чтоб дорожили
Землей, которой нет на свете бренней?
Не сердце ли людей творит все это?
В нем, как на дне волшебного бокала,
Земля и небо зыблются в смешенье,
Даруя нам от свежести и света…
Хоть в песнях далеко нам до вокала
И рыцарственной доблести в сраженье.
5.
О том, что измельчанье наступило
И в жизни умственной мы поотстали,
Нам спорить грех: мы как туземцы стали,
Мы все глотаем не смакуя, с пыла.
Земли довольно, чтобы нас кормила.
Но все за месяц съедено, а дале?
Глядишь, не так бы дети голодали,
Когда бы впрок зерно семья копила.
Дух крепнет в им одержанных победах;
Материя для нас не явит блага,
Коль искры Божьей нет в погасших взорах.
Мы строим дом на глиняных опорах,
И умирают сила и отвага
В духовной немощи, в житейских бедах.
6.
Горы сверкает белый пик манящий,
Но кто на гиппогрифе прянет въяве,
Чтобы, подняв с земли, причислить к славе
Сегодняшний наш день быстролетящий?
Не виден на восходе конь парящий,
Лишь сквозь туман уныло светит гравий,
И стонами об ущемленном праве –
Не песней день отмечен уходящий.
О, бледный огнь в чертогах академий,
Где муза трудится для пропитанья,
По желтой борозде влачась за плугом!
А в храме веет затхлостью, недугом –
Ключей забвенья слышно лишь журчанье,
И лавр в расселину роняет семя.
7.
В деревне землю орошают поры,
И бедный муж труждается, чтоб дочке
На платьице скопить или чулочки,
Богач – чтобы добыть нарядов горы.
А в городах писаки, хроникеры
Для знати и толпы строчат листочки
На тему «Как помогут нам сорочки,
Когда шинель нести на свалку впору?»
Когда своим кичатся люди мненьем,
Остерегает небо их знаменьем:
Холера, наводнения, пожары.
И вновь тоска сердцами овладела:
«О Господи, куда все улетело?»
Что ж делать! Новый век сменяет старый.
8.
В столице против нового теченья
Восстала местечковая причуда,
Но в станах двух сплоченья нет покуда:
Тот и другой рассыпались на звенья.
И, хоть не сходят с языков у люда
О духе современности сужденья,
Но дух наш – у отцова поколенья
На парике кудрей и пудры груда.
Камены ропот скорбный и жеманный
С национальной раздается сцены:
«Узнается ль искусство наше в мире?»
Но публика шумит на зов камены,
И вновь в норвежском явлен нам мундире
Герой датчан – солдатик оловянный.
9.
Кит, брошенный на пирс из океана
И слушающий рокот волн с тревогой,
И капер, словно печь среди пожога –
Вот вид несчастного Кристиансанна.
Нет-нет, прибьет к нам парус чужестранный,
Чтоб мы себя потешили немного –
С обломков поживились ради Бога,
Хваля рапу и небо невозбранно…
Прочь из тюрьмы на голос избавленья
Туда, где Арендаль стоит в сиянье
На плитах черно-белого узора.
Там что-то есть от ритмов и томленья,
И в шуме поэтического взора
Услышишь даже и Пегаса ржанье.
10.
Как между райских кущ стада овечек,
Так бергенцы воскресным днем гуляют.
Увы, здесь редко люди помышляют
О том, что дальше их углов и печек.
Здесь про народ не скажут двух словечек,
Здесь просто счастья вам не пожелают –
Лишь все улов, как счеты, исчисляют
В верховьях и низовьях наших речек.
Зависимость от средств передвиженья
Жить научила просто, мыслить ясно –
Здесь люди сердцем и умом ганзеи.
Но всякой музе сущее мученье
Здесь жизнь влачить с обычаем согласно –
Жить лавочницей в городском музее.
11.
Трондхейм другие рад побить столицы
Надежным козырем, норвежцу милым:
Там, по подмосткам прыгая прогнилым,
Картонный Олав славою гордится.
Где крылья, Тронд, твои, чтоб в небо взвиться?
Ужели подвиг впрямь тебе по силам?
И если так – с каким уродом хилым
Надеешься ты славой поделиться?
С твоим Научным обществом, быть может, -
Коровой пожилой, чье вымя жестко,
Слепой, хромой, средь плесени и пыли?
Иль храм героя честь твою умножит?
Его когда-то шведы разорили,
А ты руины выбелил известкой.
12.
Свет цвета седины над городами
Нас опускает к низким сферам быта,
Уча считать, что дух – желудок сытый,
И над газетой сиживать часами.
Теперь бы манны облако над нами
Внушило мысль хозяйке домовитой
Испечь пирог; сановник бы маститый
Казну пополнил Божьими дарами.
А в городках потопчут дар свободы.
Там и не знают, что без снегопада
Моря нас рыбой не прокормят в леты,
Что засадить поля вначале надо,
Чтобы к столу явились корнеплоды,
И парк разбить, чтобы дарить букеты.
13.
Конь был в упряжке, ангел белокрылый
Парил над нами в стужу и ненастье,
И сквозь чугунную решетку счастье
С улыбкой нас от демонов хранило.
И все-таки оно нам изменило,
Когда распалась наша жизнь на части –
Так красноречье самой лучшей масти
К нам не склоняет сердце девы милой.
Броском счастливой кости не берется
Жизнь жизни, продуктивность дарованья –
Все то, чем побеждается дробленье,
Чем ритм и в малом деле задается,
Что нервом служит в совокупном теле,
Что бреши заполняет и зиянья.
14.
Страна в дни возмужанья впала в спячку,
В чужие ребра сердце в ней забилось;
Она хватать добычу разучилась,
Из храброй львицы превратясь в собачку.
Пока она во сне жевала жвачку,
Вся завязь наземь, не дозрев, свалилась,
И впору было ей, когда хватилась,
Не бить в литавры, а играть заплачку.
И этот сумрак утренний туманный,
Когда во сне качаются предметы,
Расслабленность во всем – в словах и деле –
Все это оскудения приметы,
Все той же спячки следствия дурманной,
Которую, гордясь, мы проглядели.
15.
Весною облачною пробужденный,
Восстал народ – мы помним, как все было.
То время нам свободу подарило,
Разбив устав насилья беззаконный.
На нас венок, свободою сплетенный,
Но мысль по-прежнему к земле пристыла,
На дне тюремной ночи гибнет сила,
И весь наш край – как хутор разоренный.
Соседи медлят нам давать кредиты,
Норвежский май нейдет на зов природы,
Земную толщь росток не пробивает.
И яблонь лепестки внутрь почек вбиты,
И приуныло все от непогоды,
И луч из пелены едва мерцает.
16.
И вот, когда бесплодный день и хмурый
Восходит над тобой, страна родная,
И тучи наползают, угрожая
Едва набухшим зернам в почве бурой,
Нас фея гор прельщает той культурой,
Где стрел колчан и арфа золотая,
Где сердце храброе и мысль живая
Под панцирем иль под медвежьей шкурой.
Не истребился твой мятежный пламень:
Проносишь мирный щит, но мне сдается,
Ты спишь и видишь меч в твоей деснице.
Стоит над высотою старый камень,
Над ним легенда жаворонком вьется,
В чьих темных перьях свет зари струится.
17.
И этот яркий свет на горных склонах,
Как память лучшего, что было ране,
Благословляет нас на собиранье
Расцветших сил в деснице обновленной.
Он светит бонду на полях зеленых
И мужу чести в час духовной брани –
Геройство дедов возродит преданье
В умах пытливых, в мышцах закаленных.
От зелени полей и фьордов глади
Со словом вещим сага к нам стремится,
Дивя и теша красотой звучанья:
«Бонд! Родина твоя – святые пяди.
Верь, что былое снова возродится
В морях, на суше, в высоте призванья!»