НАЧИНАЮЩЕМУ ПОЭТУ
Как путник, повстречавший среди терний
Или в закуте грязном по весне
Посевы удивительных растений,
Незнаемых никем в родной стране, -
Так на беспутице, среди бурьяна,
Я, вдруг ошеломленный новизной,
Шаг замедляю пред благоуханной
Твоею поэтической весной.
Но большинству привычней безмятежно
Прогуливаться парковой тропой.
Цветок твой дикий обойдут небрежно.
Тюльпан, пион возлюблены толпой.
Твое порой еще не точно слово,
И как бы горечь ты не ощутил,
Что вдалеке от скопища людского
Непрошеное чудо насадил!
Я знаю, к высшей цели ты шагаешь
И то, что ты творишь, твой дух творит;
Что в музыку ты силу облекаешь –
Грудь ширится, и мысль воспламенилась,
Но временами вялая Унылость
Отравою своей тебе грозит:
Столь безутешны времени итоги,
Что ты в рассеянье уйти не прочь
Поверив, что тебе должны помочь
Исчезнувших времен седые боги.
Тут надобно сказать о поколенье,
С которым жить и петь нам предстоит;
Оно провозглашает самомненье,
Но нерешительность в душе таит,
Тревогу вечную иль опасенье.
Ему присуще много прегрешений:
Сомненья, злобы, зависти, клевет,
И против них, как ни огромен гений,
Противоядья у поэта нет.
Прекрасный дар не станет разрешеньем
Того, что Бог связал своей рукой,
А лишь подмогой, празднеств украшеньем,
Работником на день нетрудовой.
Представь еще себе, что тьма мелодий
Рассеет, за собой ведя, народ, -
И гений никакой уже в народе
Тогда порядка вновь не наведет.
.Пусть дар ты получил от аониды,
Пускай снискал ты имя, звук лия,
Пусть был увенчан после всей обиды –
Не многих очарует речь твоя.
Поэзия теперь ушла из храма
В то, что зовется промыслом пера:
Фантазия редакторов, реклама,
Лихие толкачи et cetera.
Она приемами культуры ложной
Стремится овладеть себе во вред,
Простую вещь учась представить сложной
И напустить красот, где смысла нет.
Для слабых нервов соль литература,
Для грубых – перец, чтоб сильнее жег.
И примешалась к творчеству халтура –
Таков, увы, печальный наш итог.
Лишь претерпев такое превращенье,
Находит отклик у толпы поэт.
Она ж ему сулит вознагражденье,
Какого у нее, Бог видит, нет.
О, не безумье ли, когда поэт,
Затерянный в толпе писак продажной,
При этом хочет быть особой важной,
Иметь неоспоримый пиетет?
Рукоплещи, внимая уст глаголы!
Но, как ни легкомысленна толпа,
Она, однако, уж не столь глупа,
Чтоб не почувствовать: король-то голый!
Что хочет мир, и мудрым не смекнуть!
Колеблясь вечно меж поста и пира,
Назавтра он вчерашнего кумира
Вниз головой с высот готов спихнуть.
Толпа не спросит никогда: «Что с вами?»,
Когда повесишь голову на грудь –
Тетрадь неси ей с новыми стихами!
Творя, мы меру и предел свой знаем,
Нам дух искусства проложил пути,
И линию прекрасного прейти
Не смеешь ты, свободой увлекаем.
Ты понимаешь: слов порядок ровный
Постигнуть суть не даст нам никогда,
Что истине один лишь жар духовный
Румянец дарит зрелого плода,
Чье имя Истина. Твоих Идей
Туман и хаос лишь она просветит.
И вот еще: где круг таких людей,
Кто на призыв твоей души ответит?
Да, есть ли круг людей у нас в отчизне,
Кто нас не просто с радостью прочтет,
Но тех, кто вместе с автором растет,
Без слов его своей не мысля жизни?
И кто готов, как Гете говорил,
Все бросив, ехать в край, где он творил?
Кто понял тайный, скрытый смысл стихов,
Кого их прелесть и манит, и ранит,
С кем книга не прейдет и не увянет –
Он вновь и вновь читать ее готов!
И если этот круг с его делами
В народе совесть и авторитет,
То, как в печи бушующее пламя,
Себя в отчизне чувствует поэт.
Ты, верно, спросишь: «Где ж он, этот круг,
Небезразличный столь к своим поэтам?»
Ты прав, его в помине нет, мой друг.
Мы можем лишь мечтать о круге этом.
Как знать? Быть может, годы промелькнут
И труд наш добрым словом помянут
В счастливый век… Но грустно петь для малых
Неразвитых умов и чувств усталых,
Для тех, чье имя – публика, для них,
Кому, как сам заметил ты резонно,
Стихи едва ль важней пустого звона…
Но все же ты, мой друг, от жизни взяв
Одно из лучших благ – талант поэта,
Фальшивых не захочешь брать октав
И грубого не воспоешь предмета.
Не забывай же: истинный поэт
Людскую душу силой наделяет,
Он чудного преображенья свет
С высот сюда, на землю, посылает,
Свет чудотворный, как любимой взгляд.
Он сад разбить способен на суглинке,
Жемчужинами серых дней песчинки
Он сделает, чтоб праздничный наряд
Украсить ими!.. Но ведь не с картинки,
Которую учитель в класс принес,
Иль песни, переписанной в тетради, -
Из сердца твоего твой дар возрос,
Как солнце встав из океанской глади.
Вся суть твоя – родник чудесный тот,
Где свежести глоток душа берет,
Живя у прозы жизненной в осаде.
Да, свежестью ты должен дух лечить.
Я знаю, как тебе бывает трудно,
Когда под гнетом надо жизнь влачить,
Когда не чаешь отклик получить
И угасает дар свечой подспудной.
Но, как бы ни был ты нуждой томим,
Не должно допустить того, чтоб масса
Принудила тебя к стихам больным,
Невнятным, смутным, как туман иль дым,
К тому, что любо так ушам Мидаса.
О, лучше уж молчи, совсем не пой,
Чем внять хотя бы одному совету,
Идущему от мертвенно-тупой
И любопытной публики к поэту.
Страшись свое живое существо
Канона ради превратить мгновенно
В навязанный стереотип того,
Чем должно быть поэту непременно:
Воображенья бездна, мыслей чуть,
И вся неисчерпаемость свободы
Ему дыханьем распирает грудь,
И голос у него, как шум природы.
Такая вольность и такой размах,
А главное – развязанные руки,
Такой у многих образ на устах.
Иль вот еще: Эола арфы звуки.
Подобье соблазняет и влечет –
Чтоб без усилий, без прикосновений
Осенний аромат или весенний
Выхватывал из струн ветров наход.
Им в головы, видать, не приходило,
Что хоть чужая сила изводила
Из струн цевницы благодатный звук,
Но инструмент, однако, дело рук,
Его создать, настроить надо было.
Поэзия и мысль – где грань раздела?
Я с точностью ответить не берусь.
Одушевлять, манить – поэта дело,
Для легких крыльев мысль – тяжелый груз.
Мы, зная время сладостных парений,
Порой в оковах жить принуждены.
Но, чтобы мир признал в творенье гений,
Мы дух поэзии стяжать должны,
Которого у многих нет и тени.
Поэзия туманностям подстать,
В которых форму обретут светила –
Мы сами, наша жизненная сила –
Вот мысль, которой надо форму дать.
Не в форме дело и не в содержанье.
Все форма там, где упразднен туман;
Всему закон и путь в пространстве дан,
Оттенки слов имеют жизнь, призванье!
Ты знаешь все, но думаешь порой:
Как к точному, простому изложенью
Добавить поэтический настрой;
Как, слов препятствуя нагроможденью,
С туманом совладать и пустотой?
Покой, блаженство должно обрести,
Возможность быть наедине с собою,
Чтоб мыслей войско весело вести
За идеал бескровною войною.
Унынье прочь гони! Оно уж вот,
По всем дорогам за тобою бродит,
И рать скорбей вслед за собой ведет,
И ахиллесову пяту находит.
Ты сил своих не станешь отдавать
В служение бездарности надутой.
Хоть может нас хвала околдовать,
Но счастье только труд нам может дать,
А совершенство – вздор в глазах минуты.
О малом пой, но ты услышан будешь,
Но отклик все ж твое возбудит слово –
Не у толпы, у кучки небольшой,
Но судящей, как сам себя ты судишь,
Тех, для кого звучанье и настрой –
Стиха животворящая основа.
Ты помнишь сказ, всем памятный давно,
Про дочку короля и королевы,
Как вельва ей дала веретено
И от укола жизнь взялась у девы?
Сказ много толкований получил.
Я поделюсь с тобой своей идеей:
Двор королевский царством песен был,
Принцесса же – его волшебной феей.
А злая вельва – кто была она,
Что дом Поэзии опустошила?
С ней Индустрии губящая сила
Явилась в образе веретена.
Едва к игле притронувшись, ни слова
Не проронив, принцесса впала в сон,
И с ней из замка в Смерть был унесен
Всяк, в чьей груди дыханья ток живого,
Все впали в сон от жала ведовского:
И рыцарь храбрый со своим конем,
И девочка, что убирала дом,
И голуби на черепицах крова,
И сокол, и сокольничий, и пес…
Зато разросся дивною стеною,
Скрыв замок за своею вышиною,
Благоуханный куст нездешних роз.
С того куста обломанные ветки
На грядах приживались и в горшках,
И на базар таскали их в корзинах,
Чтобы продать за жалкие монетки,
Их можно видеть и на пустырях –
На нечистотах рыбных и куриных.
Но перед наступлением весны
Проснулся и заговорил розарий
О том, что замок неподвластен чаре
И что воскреснуть мертвые должны.
Принцесса, как и прежде хороша,
От сна, одушевленная, восстанет,
И стая голубиная воспрянет,
И жизнь обрящет каждая душа.
Для племени, в котором ты рожден,
Победа над тобой житейской прозы –
Порядок, непреложность и закон.
Все ж не ропщи и чашу пей до дна,
И в горестные помни времена,
Что голос твой – благоуханье розы,
Чья родина – Поэзии страна!
(С норвежского)