КАРТИНЫ СУАРЕ
Сегодня в суаре явиться
Мечтают все у нас в краях.
Ведь там лишь призваны явиться
Ум, дарованья, вкус, размах!
Там никому не новость вальсы –
Вступает новый ритм в права,
Все пущено на волю: пальцы,
Ступни, живот и голова.
И тот поставлен вне закона,
Кто на подобных вечерах
Не обмирает восхищенно
Или выказывает страх.
Войдешь и чувствуешь - культура
Нахлынула со всех сторон:
Изыски, гувернеры, туры –
И к смерти буф приговорен.
Новейшей моды проявленья
Творят диктат, казнить грозя,
И мы все время в затрудненье –
Что можно, а чего нельзя.
Заносчивость оленем диким
По залам прыгает легко.
Размах у нас подстать великим,
Хоть до великих далеко.
Пусть общество бы разрешило
Сомнения на этот счет:
Как может зародиться сила,
Когда с землей не связан плод?
Чтобы развиться гармонично,
Должно питаться существо,
Не то оно теоретично,
Безароматно и - мертво.
Начнут, бывало, с толком, с блеском,
Парижский аромат острот –
И лишь проваливаться с треском
Приходится в норвежский лед.
Ах, право, кто мы суть такие,
Где пребывает наше я?
Как будто маски шутовские
На карнавале бытия!
Превыше головы не прыгнуть.
Разбег с уверенностью взят,
Но цели не сумев достигнуть,
Мы возвращаемся назад.
Где мягкие, простые лица?
Где женственности аромат?
Цветок, посаженный в теплице,
Ростком еще к земле примят.
Да и откуда быть сноровке?
Взяв юношей из хмурых сел,
Их подвергают дрессировке
В стенах отечественных школ.
Им, как солидную науку,
Старательно преподают
Полубрутальность, полускуку
И полунекультурность тут.
Среди докучной молодежи
Грустила женщина одна
О днях, когда была моложе
И дружеством окружена.
О, что за годы наступили!
Как скучно жить в родном краю
Без прежних маленьких идиллий,
Струивших свет на жизнь мою!
П.
За пасторскою дочкой следом
Пойдем, читатель, в суаре.
Прервали вист, конец беседам,
Уже кареты на дворе.
И легкокрылый эльф долины
Шестнадцати без мала лет
Привносит летние картины
В по-зимнему унылый свет.
Но как обрисовать в печати
Такое чудо красоты?
С эпитетов ли нам начати?
Но в том не будет простоты.
Пожалуй, отобрать вернее
То, что запомнится легко:
Стан юный, тростника стройнее,
И щеки – кровь и молоко.
Ее проверке подвергали
Ценители и знатоки
И восхищались, коль не лгали,
Расширившиеся зрачки.
Не все сужденья были схожи,
Но однозначной похвалы
Заслуживали нежность кожи
И локоны черней смолы.
Но что повсюду, безраздельно
Внушало и восторг, и страсть –
Ее характер детски цельный,
Самой не ведомая власть.
В венке незримом, безучастно
Она входила в модный зал,
И женственности пламень ясный
Ее из многих выделял.
Ш.
И вот пришел Амур. Заметьте,
Что он идет, а не летит.
Мужчинам в мозг – не в сердце – метя,
Он дам, как правило, щадит.
И вот свои тупые стрелы
Приносит в суаре божок –
Здесь для души его и тела
Почти родимый очажок.
И жертвой нового Амура
Стал некий современный муж,
Из тех, чья высока фигура,
А дух согбен и неуклюж.
Его однако привечали
Охотней, чем других мужчин.
Три доблести в нем отмечали:
Имение, коня и чин.
Заметив нашу розу в зале,
Он всем признался, что влюблен.
«Уж это слишком!» - все сказали,
Но, не смутясь, промолвил он:
«Имейте, господа, терпенье,
Позвольте мне рискнуть сперва.
Держу пари, что обрученье
Мы совершим до Рождества».
Не знаю, как оно случилось,
Но спорщик выиграл пари.
Что ж! Солнце юности садилось,
Бледнел в тумане луч зари.
Тут было и не то возможно,
Не диво, что случилось так…
И мы мечи вложили в ножны,
Сказав: «Ну, что ж! Удачный брак».
Во имя нового глагола
Забудем старый лексикон.
Не сердца зов – влеченье пола
Новейших суаре закон.
В норвежских уголках угрюмых
Мы грезим в полузабытьи
О выездах, охоте, грумах,
Влача как бремя дни свои.
Ну, как? Еще роман затеем,
Заденем старую струну:
Невинность в браке со злодеем
И у семейных дрязг в плену.
Потом еще любовник нежный
Ворвется в надоевший быт
И страстью вольной и мятежной
Ее борьбу усугубит.
Нет, я остановлю, пожалуй,
Повествованья круговерть.
Страданья этой жизни малой
Не новы и грустны, как смерть.
Лишь пусть живую душу ранит
Постылой сказки эпилог:
Прекрасный цвет, бледнея, вянет,
Ручьи бегут по розам щек.
(С норвежского)