Катер я случайно встретил,
Обещали подвезти.
Всё случается на свете,
Расписание, прости.
Это был простой «трудяга»,
Дизелёк – неверный друг.
Сколько раз терялась тяга,
Моторист ругался вслух.
Рулевой, глядевший строго,
Вдруг задал такой вираж!
Обошли подобье стога,
Чуть ещё бы и - в тираж!
Проплывает стороною,
Узнаю: Сарай? Сарай!
Был бы ты тогда со мною,
В первый год, хоть помирай!
С опозданьем, но услышал
Про легенды здешних мест:
Как срывало море крыши,
А сады цвели окрест.
Не крутила ль вас кривая,
Становясь в пути добрей,
Душу настежь открывая:
- Николай! А я, Андрей!-
Незаметно рассветало,
Резче холод от воды.
Наш мотор тянул устало,
Подвывал на все лады…
Я молчал, припоминая
Удивительный рассказ.
Незнакомого Миная
Будто видел много раз.
Будто был не раз в той хате,
Ел пирог, наливку пил.
Деду зимники на вате
Обещал купить, купил.
Будто это я в те годы
Жизнь степняцкую будил.
Будто ту большую воду
Самолично проводил!..
Вижу, как с бабусей древней,
Сам давным-давно седой,
Не покинувший деревни,
Дед в беседе за едой.
За стаканчиком наливки,
Был за ним такой грешок,
Слово к слову, без заминки,
За стожком кладёт стожок.
- Вот ты, старая, намедни
Выговаривала мне,
Что, мол, с нашею обедней
Мы окажемся на дне.
Ну, какое это море? –
Лужа-лужей, сколь не рой!
На Цимлянском-то подворье
Морю справиться с жарой!?
Ты ответь-ка мне, залётный,
Бабку вымело во двор,
Почему зимой, подлёдный
Начинается замор?
Пища есть, воды немало.
Дед, как снайпер, щурит глаз.
- Просто воздуха не стало!
Не пригоден к жизни газ!
И заметь, всплывает первой
Та, что не выносит грязь!
Там, где тоньше, значит, нервы.
Выживает лишь карась!
Он и летом осторожный,
В ил зароется, замрёт.
Хоть вздохнуть там невозможно,
Но и бредень не берёт…
Сам Андрей, как на пружинах.
Да, сгони попробуй с мест!
Но сказал-таки с нажимом:
-Завтра общий переезд!-
Сколько здесь их голосило,
Вздрогнул, вспомнив про своё.
А старик про рыбью силу,
Про повадки всё её.
Отчего она худеет,
Почему глаза кольцом,
Где зимует, где радеет,
И когда жирует сом…
Поглядел Андрей на деда.
Да, пойди, уговори.
Ведь и эта вот беседа
Для отвода глаз задета,
Если надо, - до зари!
Тут Андрей наш замечет:
Дед не только говорит,
А наливку вместо чая
Влить упорно норовит.
Вот, опять засуетился.
Ищешь тему, вижу, дед!
Ишь, горошком подкатился.
Так, во что я был одет?
На скамеечке потёртой
Молча, ёрзает Андрей.
Дед Минай упрямей чёрта,
Хоть сдавался бы скорей.
Про генетику, про рыбу,
Всё с далёкого конца,
Добродушная улыбка
Сходит медленно с лица.
-Всё! Кончаю с вами мОрочь!
Ухожу, нет больше сил.
Чтоб тебя, Минай Егорыч,
Чёрт побрал бы и побрил!
За неделю вас затопим,
Хуторишко, Важин лог.
«Бугорок» твой станет топью.
Уж прости, сказал, как мог.
Грушу резал дед на дольки,
Но сказал - откозырял:
Быстро стал, Андрей, ты горьким.
Весь свой сахар растерял.
Отвернулся и заплакал.
Меж лопатками мороз.
За любую в мире плату
Не прощу себе тех слёз.
Помню, вышел. А старуха
За калиткою ждала.
-Как он там?- Крутнул над ухом.
Та вздохнула: да, дела…
-Ну, а вы-то, как вы сами?-
А старуха, верь-не верь,
Усмехнулась лишь глазами,
И кивнула мне на дверь…
Мы снимали деда с крыши
Вместе с бабкой и козой.
Всё же море стало выше,
Чем их дом под рогозой.
Дед кряхтел на баке с нами,
Оттопырена губа.
И ныряла меж волнами
Небелёная труба.
Но и здесь он, как на печке,
Всё гудел в свою дуду:
-Рыбе вольно только в речке,
Рыба душится в пруду…
(конец этой главы напечатан
ранее см. –« О русском характере»)
http://www.stihi.ru/2009/07/08/1670