«Я МОЛЬБОЙ РАЗВЕЮ МУКИ»
Звёзд на небе не видать,
Утро красками бледнеет,
Пробуждаясь, благодать
Росы капельками сеет…
По тропинке через поле
Я пойду сегодня в Храм!
Сколько, можно, жить в неволе,
Мучась без Церковных рам?
Без Крестов и без Распятья,
Алтаря и Куполов?
Держит приговор проклятья —
Беса лысого улов!
Ладан. Пение и Свечи.
Трепет. Звуки. Голоса.
Старца дрогнувшие плечи,
Девы русая коса…
Ног не чувствую, а руки
Словно два больших крыла:
Я мольбой развею муки
Поминального стола…
Предки, души родовые,
Я помин вам принесла!
В Храме только вы живые
От Господнего Посла!
От Него мы все Воскреснем,
От Него наш Вечен Путь,
От него жить интересней,
Жаль, Его нам не вернуть…
Видим только на Распятье,
Чувствуя Огонь Живой,
Да несём в сердцах проклятье,
Наклоняясь головой…
Крест накладываю с болью
И поклон бью от стыда,
Примиряясь с грешной ролью
От позорного плода…
Плачу тихо, вытирая,
Слёз прегорькие слои:
Видим только, умирая,
Тяжкие грехи свои…
* Х *
Расскажу я вам историю, такого плана, про церковный наш помин:
Отстояли мы воскресную литургию. По обыкновению, в выходной день или
в какой-нибудь Большой Двунадесятый Праздник, всегда бывает много народу
в храме, я обычно, зная всё это наперёд, дабы не попасть в «народную толчею»,
прохожу вперёд к алтарю поближе к певчим и стою там до самого окончания службы.
Стою три часа, не отходя. Когда же причастники надвигаются к Чаше,
то я, бывало, только чуть посторонюсь, прижавшись к клиросу,
да и пою себе спокойно вместе с ними.
В один из таких прекрасных воскресных дней, после Божественной Литургии,
подойдя к Кресту, что означает окончание службы, после чего сразу же последует
незамедлительный выход всех верующих прихожан из пределов церкви и своевременное
их удаление домой, я стала медленно вслед за людьми пододвигаться к выходу.
Перед самым порогом храма, поворачиваясь назад, для того чтобы, перекрестившись,
испросить пред алтарём последнее благословение «на благополучный исход и дорогу
домой», я заметила, обрадовавшись сильно, свою одноклассницу, ибо не виделась
с той сравнительно давно!
Бедная, она стояла вся в полной растерянности, не зная, как ей надлежит
поступить. Это было неподалёку от «кануна», куда ставят свечки и где
оставляют «для помина» гостинцы, молясь «об упокоении» сродников.
Волосы её под шерстяным платком сбились в кучу, она не осмелилась в храме
раздеться, потому сильно пропотела в своём демисезонном драповом пальто,
от многочисленно дышащего народа, горения лампадок и бессчётного количества
пылающих свечей в храме в Большие Праздники всегда бывает душно, пряно
и духмяно от каждения ладана. Это выдерживают не все.
Отдельные прядки её чёлки, поначалу убранные под платок, а затем от постоянного
поправления их рукой, вырвавшиеся из-под платка наружу, прилипли ко лбу.
Вид у неё, скажем прямо, был неопрятный, отчасти даже немного убогий,
вся она, казалась, какой-то обойдённой вниманием со стороны людей.
Явно, что она пребывала в смятение из-за нервного перенапряжения,
оттого, что все проходили мимо неё, и никто из прихожан даже не соизволил
взять из её рук «помин».
А как ей, скажите на милость, ещё было поступить? Она впервые столкнулась
с такой страшной потерей. Это было естественно, что она пришла в храм!
Проплакав всю ночь, на рассвете она всё-таки взялась стряпать кутью.
Блины выпекала, обливая их горечью своих женских слёз и смазывая тёплым мёдом
дочерней огромной и преданной любви к матери. Принесла всё это в храм, а народ
почему-то побрезговал, шарахаясь от неё, как от прокажённой, выказывая полное
безучастие с элементами непросвещённого бескультурья.
Я чуть приостановилась, пытаясь понять, что происходит: заплаканная, она
продолжала по прежнему стоять в растерянности. Не зная, как ей поступить,
бедняжка, так и держала в правой руке, прижав к пальто, завёрнутую в полотенце
глубокую тарелку… с блинами!
Она пришла в храм помянуть свою новопреставленную мать. Заказала панихиду
и принесла, как положено блины. Но никто из прихожан не взял ни единого
из её блюда:
— Здравствуй, моя милая! Кто у тебя умер?
— Мать… она долго болела… мы знали с отцом, что это непоправимо,
но всё же верили, надеялись на чудо и ждали… до последнего!
— Ладно-ладно, не надо, не плачь, успокойся, ей там теперь хорошо,
раз дочь пришла в храм помянуть свою мать!
— Какой там, «помянуть», никто даже ни единого блинка не взял! Я сама, вот,
один съела, чтобы дать пример остальным, думала, подойдут, присоединятся!
Даже её подружки, бывшие, мимо меня пробежали, словно тут в блинах вся её
«болезнь запечённая» лежит!
— Ну, вот, моя дорогая, ты всё сама и рассудила, всё и рассказала.
Ты всегда у нас в классе, да и во всей школе, пожалуй, самая смышлёная была!
— Галя, ты, хотя бы возьми пару блинов у меня! Помяни мою мать! Только они
остыли наверняка, я ведь их горячими сюда принесла…
— Давай! Имя мамы твоей мне назови, как звали-то новопреставленную?
Царство ей небесное и вечная память…
— Вечная память...
Одноклассница моя стала доставать блины, засуетилась, как заправская
хозяйка. На меня пахнуло ароматом свежевыпеченной сдобы. Я стала поминать.
Откусила немного. Господи, какая же вкуснятина! Чуть вместе с языком
не проглотила! И это после трёх-четырёх часовой службы, на которую все
приезжают только натощак, такая награда:
— Певчие всегда, такие голодные, — говорю я своей однокласснице, прожевав
один блин и беря в руку второй, — они же приходят ещё задолго до службы.
А батюшка? Он вообще с ног падает от усталости. И пока до сторожки своей
покушать дойдёт, сам в голодный обморок едва чуть не упадёт. А тут прямо
в приходе у кануна, такое блаженство в руки тебе подают: определи, Боже мой
Праведный, рабу Твою усопшую в тихий Свой покой и приют… аминь.
Мы постепенно с ней стали успокаиваться, как вдруг:
— Галюша, доченька, мы кого это поминаем нынче? Дай блинка-то!
Поделись с «ближними», а то, нам ещё весь храм вымыть надо
успеть до Всенощной, поесть совсем некогда, а тут такое изобилие!
Спаси, Христос, мою душу, — это мои старушки налетели и смели
всё подчистую: и кутья «улыбнулась» им и блины «пролетели на ура»!
Вышли мы с одноклассницей из храма и сразу же за воротами разошлись
в разные стороны, кто куда, по своим домам. Прощаясь с ней, я заметила
на лице у неё прежнюю улыбку:
— До встречи! Ну, что, «с души, словно камень упал»?
— Спасибо тебе! Не знаю, как бы я без тебя тут сама справилась?
Мы поцеловались с ней и разбежались, я увидела, что она почувствовала,
как мать её с небес довольная осталась тем, что дочка себе утешение
в храме среди народа обрела.
Вот, что значит, помянуть родных и близких тебе людей по церкви:
в приходе всегда, можно, встретить своего знакомого и поддержку получить
от него, или ещё, чего доброго, самому оказать посильную помощь крайне
нуждающимся в ней!
Так что, милые мои поэты, советую вам всем незамедлительно и срочно,
коли нужда заставит, сразу же идти в Божий Храм!
И никуда из храма на сторону не отходить ни на полшага,
нигде самим не блудить, чтобы в отчаянье не впасть
и духом своим не пропасть.
Усекли? То-то же!
* Х *
http://www.stihi.ru/2012/02/19/866
«О, всё ль ты БОГУ рассказал?»