(из цикла «Общение по интернету»)
Начало здесь: http://www.stihi.ru/2012/05/17/3828
Ты помнишь, когда писал сценарий «Воспоминания о мартыне», остановился, на фразе: «Стою я на скале, и мысленно проигрываю свой полёт...»
Так слушай дальше.
Стою я на скале, и мысленно проигрываю свой полёт,
как наберу побольше воздуха, вздохнув всей грудью,
взметну руками вверх, и чуть согнув колени, слегка
присев и резко руки опустив и снова, взметнув их вверх
одновременно оттолкнувшись от скалы, я полечу,
расправив руки-крылья в стороны, как чайка,
и только у поверхности воды, сомкнув их над собой,
над головой, стрелой войду, как чайка входит в море,
когда стремительно ныряет за добычей.
А погрузившись в озеро, не сразу вынырну: уйду
на дно, на глубину, как ихтиандр.
И может быть, я что-нибудь найду, –
нет, нет, не ожерелье: монетку старую,
колечко, браслетик, или еще какой-то талисман,
поскольку видел, как многие из чудаков-чудачек,
бросали в озеро предметы в надежде на то,
что снова вернутся вместе, в эти места, где провели,
как в сказке незабываемые дни-недели в любви,
в согласии с природой, в гармонии с душой...
и улетали в фиолетовое небо днём,
а ночью к огромным, как Юпитер – звёздам.
А если не найду, что либо из артефактов то, на худой конец какой-нибудь из ярких камушков – для срезов. Но после этого, не сразу вынырну, и не поплыву туда, где загорают все. А под водой, крадучись, у дна, совсем в другую сторону направлюсь – за скалу, и вынырнув тихонько, затаюсь на время – мне интересно как отзовутся студенты и руководитель – поднимут ли тревогу? Но больше всех переживал за то, как мой кунак Хуссейн забеспокоиться – ведь если мы хотели породниться, то станет трагедией и горем для него, когда мой труп найдут – утопленника. У мусульман, ведь как – если охотник или рыбак, погибнет, утонув – то не хоронят его на общем кладбище, со всеми остальными, не отпевают душу, – а вдруг он добровольно с собой покончил – грех большой, зачем же бередить покой – других усопших.
И потому так важно, спасти и сохранить здоровье, жизнь, а с ними душу тонущего. Затем воскликнуть: – Слава, Всевышнему!!! Предотвратил беду.
И помня, обычай этот и завет, я трижды спасал других людей, которые тонули. Тот первый случай произошёл в далёком детстве, когда рассохшийся «кулас» (лодка плоскодонка), я паклей конопатил – готовились к весенне-летнему сезону – и так случайно получилось, что спас сестру-ребёнка.
А вот в другой раз, когда мне было всего двенадцать, спасал парнишку лет двадцати пяти – осознано. И было это в Небит-Даге (сейчас он по другому называется, ты не ищи его на карте). Сказать по правде – не люблю я вспоминать, тот случай – чуть не зарезал тогда меня – то ли лезгин, то ли аварец. Кто их поймет, там, в Дагестане, (Расул Гамзатов говорил их около 80-ти национальностей) – такая путаница с ними. Но помню, в одной из мизансцен, он говорил: «Векере школды... Векере роков».
Тогда не понимал. Это сейчас, с натяжкой, перевожу, примерно, как: «Куда суёшься школьник... Злой рок тебя настигнет... Прочь, уйди с дороги... щенок». Схватил своею мощной, левою рукой пом-бура, за правое моё плечо, а правой своей рукой с кинжалом – то поднимет, то вдруг опустит, над самым сердцем, примеряясь, раза три, как бы точней ударить в грудь.
Не тренирован был, похоже, людей он убивать не то, что всем известный, гол.. и вудский Бред и Пит. Который (Бред) после, ночных утех с прекрасными девицами, так нехотя надел доспехи, сел на колесницу-одноколку, приплёлся на поле битвы, где воины на солнце полдня уже стоят, как на ученьях наши дивизии, когда закончиться солярка. Ругают все его, Бреда этого из Пита, по чём зря. А он, этот актер известный, как тот маньяк убийца-рецидивист (обычного – на роль такую, не пригласили бы играть), взглянул небрежно на гиганта-голиафа, и так легонько разбежался, как не менее известный всем и знаменитый – Валерий Брумель, подпрыгнул и пролетел над голиафом, как над планкой в два двадцать восемь, – теперь уже никчёмным, устаревшем способом. Он раньше назывался «перекатом», но в школе мы, когда сдавали нормы ГТО, не знали тогда ещё об этом способе и едва могли перескочить всего лишь через метр пятьдесят, использую прием, который назывался «ножницы».
А этот Бред, он же и Пит, так славно пролетел как птица-чайка над гигантом и приземлившись четко, как на соскоке с колец, иль перекладины... а может быть и с брусьев, – что я, признаться, не сразу понял, в какой момент он «ткнул» своим мечём, пронзив так метко, быстро сердце гол и афа, что не понадобилось кровь стирать с меча. Наверно это было в двадцать пятом кадре, когда ты вроде бы его не видишь, но в мозгах – в извилинах глубокого сознания, тебе твердят: «Всё это было... Было». А в ином сюжете, уже не Бред а Пит, совсем другой, он столько много «мазал», когда стрелялся на дуэли, прикинь, – с возлюбленной своей. И так пронзительно свистели и летели пули... и гильзы. Но как назло, всё мимо, мимо цели. То в штукатурку (что вылетала на встречу пуль из-под обоев), то в мебель, то в стёкла, то в посуду, – что пролилось всё молоко. И двадцать пятый кадр тут не помог.
Но думаю, быть может, он, аварец, сомневался, когда три раза примерялся, чтобы кинжал вонзить, похоже от того, что всё не мог никак понять – где сердце у меня. Поскольку, ещё раннею весною ключицу я сломал: открытый перелом, – упал с велосипеда. Так сильно торопился, в той в ночи, под утро, чтобы до зорьки попасть в порт Аладжу – пошла «ратанга» (морской бычок, но только покрупнее), что сразу не осмыслил, когда на полной скорости наехал на блок-кирпич из белого известняка, приняв его, за кем-то выброшенную, обычную газету. А кость не правильно срослась – «топырилась». А сам рубец, переливаясь красно-белым глянцем, не однозначно о чём-то говорил – необъяснимом и непонятном, как... глаз дракона.
С аварцем-дагестанцем история случилась летом. На стадионе, в Небит-Даге был бассейн для плавания, длиной примерно метров пятьдесят. И целый день купались все бесплатно – мальчишки и девчонки, и разные парнишки. И помню, глупость-шутка была так часто в моде, в те времена: толкнут кого-нибудь, кто в первый раз пришёл и плавать не умеет, ну и давай смеяться-ржать над бедолагой, как тонет он и бьёт руками хаотично по воде, как лапами собака, когда её впервые бросят с высокого причала в море. Да что там говорить, мои двоюродные братья, когда впервые к ним приехал в гости, однажды привели в бассейн, только другой поменьше, пожарный, и спросили: «Жарко? Хотелось бы поплавать!?» А я ребёнок, которому пять лет, стою у кромки и не догадываясь о коварстве, им утвердительно кивнул. «Так плавай», – сказали, и толкнули в воду. Какой был ужас, очевидно, в моих глазах, когда пытаясь упереться в дно ногами, я не почувствовал опоры под собой. Стал бить руками по воде, фонтаны брызг, и дрыгать под водой ногами, а толку никакого. И это не смотря на то, что опыт был – купался-бултыхался в море на берегу, под маминым присмотром – «ходил», скорее ползал, по дну на ручках, как головастик, когда мне было всего-то два-три года.
Так вот парнишка, тот аварец, стоял себе спокойно и загорал на солнце. Не трогал никого, как говориться, стоял так просто наблюдал за остальными. Подходят к нему трое, прохвостов: то... да сё, а нет ли закурить, и не холодна ли вода. Аварец отвечает: «Не курю. Не знаю... Не пробовал».
А самый главный, из тех троих, стоял всё время сзади – не вмешивался в разговор. Но после слов «...не пробовал», так резко в спину двумя руками толкнул, да так, что мой лезгин-аварец, равновесие теряя, руками зачем то, воздух, рассекая, как пропеллерами ЛИ-2, стал падать в воду. А главный (узнал я позже – был сыном прокурора), кричит ему в вдогонку: – Так пойди, попробуй!!!
Я думаю, аварец эту реплику, пожалуй, не услышал, поскольку в ужасе от страха, лицо его так сильно исказилось, что занят мыслями был о другом, всё от того, что, как выяснилось позже, – он плавать не умел.
Естественно, раз плавать не умеешь, от страха, что сейчас утонешь, инстинкт самосохранения подсказывает: надо бить руками и дергаться ногами и звать на помощь. Аварец так и поступил – стал бить руками (как ноги дёргались, лично я не видел, поскольку вода была зелёная и мутная: так в объяснительной записке, потом и написал) и кричать как бешенный: – Тону... То - ну... У... И знаешь как поплавок, когда клюёт сардина: то спрячется под воду, то опять появиться на солнце. Бассейн тот не глубокий был, и я так, думаю, что он касался дна, когда под воду погружался. А эти трое, которые его толкнули, схватились за животы и ржут. Не могут остановить свою больную эйфорию, да так что слёзы, вижу, выступили на глазах у них.
А я стоял напротив, на стороне другой бассейна, и живо себе представил весь ужас страха. Хоть и прошло семь лет с того момента как сам тонул, но ярко так себе представил весь ужас утопающего, – кому охота умирать без толку, ещё и в годы молодые. Ну ладно там старик - любовь познал, колодец выкопал, создал семью, родил ребёнка, пожил, увидел многое: социализм, капитализм и т.д и т.п. и пыр-пыр. А тут совсем ведь молодой: три года как из Армии пришёл, приехал в Небит-Даг, работать верховым пом-буром (помощником бурильщика) в Дарвазинском УБР, чтоб денег заработать и дом себе построить, там в селении своём, что рядом с Кубачи, жениться, завести семью, родить детей. А тут, напали хулиганы, и так случайно, по неосторожности, возьми да утопили (это, он аварец, так в объяснительной своей записки, потом подробно написал). И если будет на то Аллаха воля, думал аварец, и я погибну, то братья мои, всех их троих зарежут – за смерть нужно платить своею жизнью, и кровью искупить, поскольку, в горах, тогда, царил закон о кровной мести.
А я, как только понял, что не розыгрыш всё это, так сразу в воду – «нырк» и у него за пол- секунду оказался. Да что там десять метров, когда с разгона прыгнешь в воду, то можно, как торпеда врезаться во вражий корпус корабля, не рассчитав энергию разбега, да так, что «вдарившись» о стенку бассейна, настолько сильно, что звон послышится, аж на другом конце бассейна. Поскольку скорость звука под водой во много раз быстрее, чем скорость звука в воздухе. Прикинь, сидишь в воде на дне бассейна, подглядываешь за телами девушек-русалок, притаился, и вдруг по перепонкам «Бум...». И не поняв в чём дело, как пробка вылетаешь из воды: знаешь как больно голове, как будто сам ударился о стенку, а не тот, кто прыгнул, на другом конце бассейна. А вынырнув, ты снова слышишь «Бум...». Но звук уже не тот – глухой, протяжный, тревожно-грустный, как в колокол огромный, что в Церкви, – ну просто Доплера эффект... или ещё какой-то.
Так вот, как только вынырнул я рядом с ним, и он, аварец, увидев спасательный предмет, (ну как от страха поймёшь, что это чья та голова...) оперся двумя руками на голову мою ручищами своими, грубыми пом-бура, и ну давай меня топить, чтоб самому спастись. И сколько не просил его, и умолял: – Дяденька очнись-проснись и успокойся, приди в себя. Я помогу, и выплывем сейчас вдвоём, – нет, он не понимал. От страха потерял совсем аварец разум. Смотрю ему в глаза, огромные такие, как у собаки баскервиль. Нет как у той собаки, которая огнивО охраняла – когда, любимый мой артист Олежек Даль, за ним спустился в подземелье по воле злой колдуньи.
Я это пояснял оперативнику, когда он задавал мне наводящие вопросы, в том смысле, что аварец свои веки, раскрыл до самого упора. Ну прямо до неузнаваемости, как на портрете у Ивана Грозного, а зрачки, как у его сына – такие затухающие, бессмысленные, но огромные как у кота, когда он входит в темноту.
А может как у наркомана, который укололся «черяшкой» (терьяком). Но если наркоман обкурится гашишем, анашой или кашкарским планом, (наркотиками лёгкими), то зрачки, становятся такими, же огромными, как у кошки ночью, но веки прикрываются и щурятся, как это делают китайцы. Поскольку веки, если наркотик слабый, ещё хоть как-то реагируют на свет, еще чего-то там соображают. А если, наркотик сильный, то уже не закрываются ни веки, ни зрачки, и даже мозги уже помочь не смогут – поскольку тоже в «отключке» и улетают к иным мирам, таким что даже нам не снились!
Это уже оперативник мне подробно так рассказывал-расспрашивал о чувствах, о состоянии больного «наркотой» и что-то там записывал. А я то что, он государственный работник и нужно ему верить. И всё, что нужно было, подписал.
Тогда, когда спасал аварца, не всё я понимал о выраженьях глаз. И лишь спустя семь лет, стал разбираться и понял, что у аварца, когда тонул он, эффект в глазах, такой же был, как у Володи – друга моего, когда под действием гипноза, которым воздействовал Вольф Мессинг на концерте, – дружок мой превратился в «зомби».
А дело было так. Сбежали мы с занятий в техникуме, чтобы взглянуть на опыты известного гипнотизёра. В то время я учился на «вечернем». Семья большая – пятеро детей у папы, а мама не работала, и жили не богато. Зарплаты папиной нам не хватало, а потому после седьмого класса, я днём работал, а вечером учился. Тогда он, Мессинг, был в опале – с Никитой не поладил, а потому чтобы прожить безбедно, перебивался «с глазу на глаз» – концертами на периферии...
Нет о Вольфе, пожалуй, я расскажу в другом рассказе. Такого представления на два часа, когда он Вовку, легко так в зайца превратил одной лишь фразой: «Ты будешь заяц», – не видел раньше. Ну, я тогда конечно понял, как это делал он, гипнотизёр, легко так превращал: кого-то в ёжика, кого в ромашку. А бывшую мою учительницу, по литературе, когда в змею он превратил, я думаю, ему не стоило особого труда, усилий. А вот читать другие мысли у людей, с которыми не был знаком, не виделся ни разу, а после этого ещё и «умирать» на пять минуты – такое, правда, я не видел больше нигде и никогда... И думаю, что мог бы Мессинг на полчаса остановить работу сердца. Но помню, тогда была теория: утопленника после четырёх минут, спасать уже не надо. Ткани в мозгАх навечно отмирают – зачем стране инакомыслящие люди. Нет, не надо, нам последователей «сахарных» идей.
Так вот, что б самому не утонуть, всё плаваю кругами вокруг аварца, как гагара, а сам тем временем поглядываю на хулиганов, которые стоят и продолжают ржать...
29.05.2012г.