Санто
ИТОЖАЩЕЕ
... оспаривая ушлую судьбу… иду (зачем? куда? – не мне вестимо. закручиваясь мельницей в борьбу, груз волоку на вздыбленном горбу) походкой в сердце раненного мима… упасть в колодец – не достать багром, такой вот кайф "за аховским бугром"*... везде свои тараны и пике – в колонии особого режима, где всё не так, и все непостижимо – юсэй, звучит на british языке. Здесь рок за нами, аки тать в нощи, летящим камнем метит из пращи и попадает в темя деловито. спешишь, пока живое не убито, из любопытства, что там впереди... лети же – обожжешься, но лети… пусть память заскользит веретеном, "какое там столетье" за окном? там океан с соленою водою. а где улов? – удил с пустой удою… идешь – не брат, не друг – руки не жмешь. не должен – хорошо – вину не жнешь. – ну, вот и проблеск! – люстра над столом... раскачивает пароходом дом на гребне из шампанистой волны... а мы легки, светлы и влюблены... и я рулю, наладив свой компАс, чтоб жизнь не падала, не отклонялась... чтоб ты стояла рядом, улыбалась… и ватерлиния, и ватерпас – горизонтальны. впереди огни... до встречи – из объятий всей родни. в мозгу салюты разноцветной стружкой! душистый запах, жареный миндаль, но вдруг кольнет иголкою печаль: живите, старики мои, старушки, в зачет моих успехов и наград. без вас не ценен праздник и парад, не сладок хмель – кладу в глинтвейн малину, но страшен мне пустующий обед. жизнь коротка – на первое – десерт! позвольте ананас гардемарину!.. из-за стола ушел бы на покой, одновременно – под руку – с тобой. благодарю, не надо нам пальто. пути господние непостижимы, но лучшим временем осталось то, где мы, легки и неопровержимы, бежим под дождь в какое-то лито… по-честному делясь и без наживы. все были просто живы, живы, живы… не доиграв в планетное Лото.
______ Ком. Санто
*аховский бугор – Америка – колония строгого режима с усиленным питанием.
Ринад:
Крик Души, зажатой в цепких объятиях разума.
Мне А4 не катит. Это как торт – красивый и вкусный – порезать на куски и подать в миске, мол, вкус-то один, и… там всё равно всё перемешается. Неа. Я хочу цельный!
Я с "Ну да" так же поступил – перенёс в ворд и порезал на нормальные куски.
Санто:
хах! Ринато, ты такой славный – ржунемогу!
Я все вырвацца пытаюсь из этого ртутного стоба, который называиццо катрен!
На полянку, на Площадь А4.
А ты меня опяаать в столбец?! Состула пацстол валюсь :)
Привед, друг мой :)
Ринад:
Зачем вырываться из того, что хорошо ?
Эт всё равно что ходить совсем без штаноф (это такая условность) – ну дома ладно, но на публике. Ага – на работе без брюк, хорошо если в семейных в цветочек, а ещё с пациентами поговори на ОЛБАНИ – всё, писец профессии. Нас шокировать не надо – мы тебя знаем и любим именно без приёмов из шоу-бизнеса.
Ирина (Я-Евка):
Мне - очень-очень-очень !
Вы правы, Санто, надо пристреляться к такому формату.
И, при всей его непривычности, в нем есть хотя бы один несомненный плюс –
ткань стиха не прерывается в угоду ритму так, как при обычной записи
(меня это часто напрягает, незаметно только в лучших, т.с., образцах).
Что касается содержания – так густо, что прочесывать и прочесывать,
чтоб добраться хотя бы до верхних слоёв...
А фраза " жизнь коротка – на первое – десерт!" – зацепила сразу и не на шутку.
Санто:
Обнимаюсь :)
Т.е. согласен :)
Мне почему-то надоела колбаса катренов, нарезанная кусками.
Хочу спринтерскую строку на длинную дистанцию,
чтоб глаз, как в поезде, бежал за лентой дороги, а не блукал по нарезкам текста.
И еще открою тайну коморки Папы Карло:
я охотней воспринимаю строчку, потому что мне кажется – в ней не так много букафф. Прозу привыкли читать, и потому стиш 20 строчек – не пугает. А стиш-колбаска в ужас приводит своим нескончаемым рулоном.
Особенно поэмы – у меня их много, и не читают.
Пусть эти лифты катренов, узенькие строчки для клаустрофобиков (боязнь закрытых помещений).
А пирожки 4 строчки – для метрофобов (боязнь поэзии).
Леонардо называл поэзию «живопись для слуха», а Пастернак говорил – это «бег дымящейся совести». А я думаю – это пространство души.
И мне тесно всякое пространство в столбике (в столбняке катренов). Марина, наверно, не думала об этом, когда писала:
Пригвождена к позорному столбу
Славянской совестью старинной,
С змеею в сердце и клеймом на лбу..
Вот и совесть, и столб. Пригвождена к рифмованному столбу всей поэзы.
Ну так, примерно, объяснилсо :)
Да, жизнь коротка – ешь десерт на первое!
А предметы первой необходимости вообще не ценю, не война же! – ну мыло, ну каша…
Ирина:
Насчет столб(ц)ов мысля проняла сильно.
А вообще – у нас тут обстановка перманентно неспокойная,
поэтому простые жизненные радости ценишь как-то
свежее и острее. Однако десерт – не меньше ! )))
Алиса Нескучная:
не знаю.. может, потому, что привыкла к А4, прочла на одном дыхании, ухватившись за мысль, как шарик за ниточку.
легко, глубоко, хорошо, одним словом.
очень
спасибо
зы: если и катренами нарежете – стих не проиграет.
что внимательно читающему форма?
;)
Санто:
« если и катренами нарежете – стих не проиграет.
что внимательно читающему форма?»
Бальзам, милая Алиса :)
Драгоценна такая внимательность :)
ЛЕС:
Санто, вы знаете, может, это и смешно, но у меня возник абсолютно тот же позыв, что и у Ринада. Я, ещё не читая его рецензию, скопировала себе этот текст с намерением "порезать на куски". Чтобы воспринять, понять, оценить. Мне кажется, текст слишком сложен для восприятия в таком виде, какой вы придали ему. К тому же – у него сдвигаются ударения, меняется система рифмовки и альтернации – читателю приходится не вникать в смысл, а невольно искать, что с чем рифмуется. Это уводит от самого стиша как такового. По мне – вы переусложнили для читателя задачу, расположив текст в формате А4 плюс отказавшись от заглавных букв. (Осталось только знаки препинания убрать для полноты напряга.) Мне понятно стремление "вырваться из катрена", но здесь, по-моему, это во вред стихотворению – глубокому и эмоциональному.
Санто:
Любчик, возможно, Вы правы :)
Ну, сейчас мне так не кажется. Я не могу отказаться от формата,
в то время как стремлюсь усовершенствовать его для себя. Ну, например, более твердо определится с разбивкой строк.
Это не просто в условиях стихиры. Строчки перескакивают не так, как я хотел бы их поставить.
Второе: чтобы читать и воспринимать стиши в А4, надо иметь навык. Думаю, Ринато к этому не привык.
И третье: я еще пошевелю этот текст, что бы он лег как задумалось.
Да, и четвертое: не все такого мнения, Любчик, поглядите рецки:)
Да, и пятое (когда-нить я остановлюсь?) Словесно густые стиши не читаются с лету.
Хотел сказать исчо седьмое и десятое, но эт в следующий раз, когда Вы будете меня ругать:)
С Вами надо беречь патроны!
ЛЕС:
Санто, если вы заметили, моя рецензия не претендует на роль единственной, абсолютной и окончательной истины, она субъективна – как, впрочем, и все остальные. Я чуть ли не каждую фразу снабдила оговорками: по мне, по-моему, мне кажется.
Но я таки разбила стиш на куски – на строфы, и он мне так нравится не меньше (как минимум). Пожалуй, больше.
Пришлю вам в письме, что конкретно думаю по строчкам.
Я не против формата А4, вы знаете. Но мне КОНКРЕТНО ЭТОТ текст более люб в обычном формате. Это вкусовщина, конечно, но я именно о вкусе и говорю. Пожалуй, я неправа в том смысле, что написала: "переусложнили задачу для читателя", "читателю приходится" – надо было вещать только от собственного имени. :))
Возможно, вы и мои оппоненты правы, и такой формат больше подходит для этого текста. Возможно, его усложненность – это средство и способ возвращать и возвращать читателя к стихотворению, пока оно не осмыслится полностью.
Но вот я читаю строфический вариант – и наслаждаюсь и мыслью, и образным строем, и эмоциональной мощью. А в формате А4 продиралась сквозь текст и чувствовала только одно: экспрессию, энергетику. Да, текст "бежал" и вёл. И – иногда МИМО мысли и образа. Как в скором транспорте: картинка за окном бежит, выхватываешь что-то, какие-то отдельные объекты (например, "на первое десерт" я тоже оценила!!!), а всей красоты пейзажа не видно.
А в строфическом формате мне видна вся картина, она приобрела для меня (подчеркиваю – ДЛЯ МЕНЯ!) больше, чем потеряла.
Но не спорю, не спорю! Высказываю своё мнение, своё впечатление. По мне – (ПО МНЕ!!!) – при чтении рифмованного и ритмизованного текста А4 мой слух должен настроиться на музыку этого текста, это значит, что ритмика и система рифмовки должны быть постоянны и безупречны. Иначе меня сбивают "спотыки", мешают моему восприятию. А строфика – помогает.
Санто:
«Санто, вы знаете, может, это и смешно, но у меня возник абсолютно тот же позыв, что и у Ринада».
Любчик, не обидитесь за то, что я не приколюсь по поводу Вашего с Ринато общего синхронно-пургенного позыва? :)
Ценю Вашу искренность! Не оспариваю Вас. Напротив, даже написал о том, что думаю, как укладывать текст, чтобы он правильно и выигрышно звучал в строку.
Это не спор – не отрицаю Вами сказанное, только объясняю, почему написал так, а не иначе, что хотел этим выразить. Тем более, что в сёдняшнем литмире еще не разобрались, что это такое – писать стихи в линейку. Выёживание? Или идея.
Если идея, то какая? Для чего?
Но дело в том, что идея не сформулирована и называется она – «Никак». В сетевом баяне на сленге линейный способ рифмованного письма вне стобца окрестили «формат А4». Поскольку такая подача стихотворения занимает ширь листа.
Читается как «бормоталка», а я обожаю славянского Бога Барму, который бормотал молитвы.
Считаю его первым славянским поэтом, так же, как считаю поэтами племенных индейцев, ибо даже в их именах первичны ассоциации и образы, а не лобовой смысл, прозаически таранящий моск.
Я не встречал внятных пояснений, почему одни стихи имеют запись А4 , а другие идут столбовой дорогой, т.е. столбцом стиха, уводящим вниз по склону чтения.
Никакой теории на эту тему не знаю. Ее просто нет, а востребованность вопроса – есть! Поэтому могу осветить только свое восприятие, опираясь инклюзивно на собственные выводы. Должен сказать, что изначально формат А4 – не случайный, а продуманный. Ранее вообще не существовало единых размеров листа.
Выпускали листы разных форматов. Пробовали использовать Леонардовское «золотое сечение» – не подошло. Взяли лист площадью в один квадратный метр, так называемый авторский лист, обозначили А0. Сложили вдвое, получилось A1, A2 и т.д., в результате формат А4 – 1/16 часть большого листа формата A0. В редакции мы так и говорили – 2 авторских листа, т.е. метровых – просто уточнил исходные данные предмета нашего разговора.
Теперь уточняю свое отношение к писанию рифмы вне столбца.
Мир, используя стандарт А4, привык к нему, поэтому стихи, написанные таким форматом, на самом более привычней и естественней для восприятия – не поэту, он как раз привязан к столбу, а именно широкому читателю. У многих людей есть тайная метрофобия к стихотворным текстам – ой, только не стихи! Потому что для большинства читать в столбик – противоестественное занятие.
Но тот, кто любит изящную словесность, считается персоной, понимающей нечто рифмованное в столбик, м..да – не простой, оригинальный человек. А «народу», людям, которые, не сталкиваясь со стихами, всегда сталкивались с форматом А 4 – например, деловые бумаги, – легче воспринять широкоформатную строчку, она не так пугает. Почему?
Потому что стиш вне столбца – это всего несколько строк, по сравнению со страницей, главой, или книгой – прочесть легко, легче, чем столбик!
Это первый пункт, объясняющий, почему я убежден, что поэт, используя формат А4, делает шаг к народу!
Второй пункт заключен в том, что пиит стирает столбец, разделяющий духовных и прагматичных людей! Превращает стих в привычную большинству строчку. В какой-то степени, кагбэ протягивает строку, как руку навстречу.
Метрофобы (боязнь поэзии), видя столбец – закрывают книжку, а непересеченная рифмой строчка выглядит как приглашение проехаться со мной, т.е. автором, в мой мир природы чувств и впечатлений, но не на лифте столбика.
Стихи в столбик традиционно разбиты на рифмованные строки, это нам привычно и понятно. Их визуальное восприятие, с моей точки зрения, обладает уникальной инверсией материи и духа, которые в процессе чтения кагбэ меняются местами.
В чем это выражено?
Лестница в небо.
Читая стиш, строка за строкой, опускаешься вниз.
Как по лесенкам, физически взглядом, вниз и только вниз за каждой строкой-ступенькой, до самого конца, до земли, а дух в это время (если достойный стих) взлетает вверх с каждой строкой – вверх и вверх, до самой высоты неба.
Это нонсенс – физически вниз, а духовно – наоборот, вверх! Так я воспринимаю прикосновение к стишу глазами, потому что в памяти стиш не строится в столбик.
ТОЛСТОЙ и ШЕКСПИР.
Толстой не любил Шекспира, потому что считал, что рифмовать слова противоестественно, так же как писать в столбик. Вот читал бы Толстой Шекспира в формате А4 – и не заметил бы, что стих :) Ну, просто изумительная проза! Читал бы в линейку сонеты – может, и не понял, что это?...! И так бэ всю «Войну и мир» настрочил, зарифмовав незаметно!!!
В кураже чего не бывает?! – Пишешь и пишешь! Вот я баюкаю малыша и рифмую. Даже не замечаю, пою, как ямщик на облучке. Для такого экспромта, видимо, ехать надо, или качать, потому что от качания вырабатываются эндорфины, вот люди и ногой качают, и песни поют, от движения сочинять охота.
Противоестественная речь! – возмущался граф, глядя на стихи.
Действительно, можно с ним согласиться: ну зачем так разговаривать? В этом есть что-то красиво ненормальное, как ходить на пуантах.
Все люди, как люди, стопу в лапоть и вперед, и вдруг на цыпочках человек скачет?! Ну, это нормально, что ли? – то одну ногу задерет, то другую, прямо на голову! То крутится, как пух Эола, хоть на веретено наматывай! Вместо того чтоб маршировать – раз-два, раз-два! Надевает какие-то дикие туфли на лямочках от лифчика. А юбки? У всех висят – это же их цель и прямое назначение – прикрыть, а у этих, кто на цыпках семенит, юбки – немыслимо горизонтально!
Мировой гений считал: зачем миру нужен стих? Когда можно все и так рассказать! И знаете, я произношу эти слова шепотом: он не понимал! Да, он не понимал главной фишки, которая поднимает поэзию над прозой!
Ибо преимущество стиха в том, что он имеет свойство запоминаться!
Благодаря своей рифмованной складушке, стиш хранится в морозильнике памяти гораздо лучше, чем проза. А потом вспоминается – размораживается.
А зачем это нужно?
А затем, что рифма помогает сохранить в памяти авторскую форму мысли в первичном виде, т.е. дословно, а не своей дурацкой интерпретацией.
И в этом пункте Толстой проиграл Шекспиру! Потому что именно благодаря рифме Шекспир сохранил для потомков свое истинное Вильямское лицо. В том смысле, что мы цитируем намять именно как он сказал!
А Толстого… мгэ… лучше б он не слушал эти сочинения по мотивам.
Толстого без книги невозможно ни произнести, ни передать, а Шекспира, т.е. стиши, живая память хранит.
Вы, наверное, не согласитесь, но в моей приверженности к стишу вне столба есть что-то пушкинское.
В каком смысле?
В том, что стихи Пушкина потому так любимы, что воспринимаются именно как проза, не насилуют слух рифмой, а ублажают складностью, ясностью, легкостью, простотой. Будто это и не стих вовсе.
Татьяна на балу в малиновом берете на память – это не то что Наташа Ростова! Кто расскажет мне словами Толстога про Наташу? – Спасибо, не надо!
Толстога и специалист не приведет по памяти, не исковеркав вдоль и поперек.
Только вперяясь в костыльбумажку, он способен привести пример и всегда должен таскать с собой Толстовскую шпаргалку в 500 стр. Зато Татьяну на балу я слышал даже из уст таксиста, в точности по-пушкински!
Вот в этом пункте Лев Николаевич просчитался в своем мнении. Потому что мысль его, в той драгоценной форме, в которой он изложил ее – недоступна памяти нашей!
Сериал продолжаеццо :))
СТИХИ И ЖИВОПИСЬ.
Считаю, что в ритме стиха, поданного в формате А4, есть некая живописная экспрессия. И Вы верно ее восприняли: картинка в окне тамбура или купе, я об этом уже написал в другом ответе. Когда «вью из лавли» – красивый вид – пролетает перед взглядом, то остальной пейзаж дорисовывается в глазу смотрящего. Он из калейдоскопной мозаики складывается в сознании в целую картинку. Т.е. целевое поле стиха не разбивается столбиком на части, как расчерченное поле из иллюминатора с высоты полета, а складывается в строку А4, где, напротив, части соединяются в монолит.
Это и есть экспрессия – впечатления. Это то, чего добивались бессчетно обруганные и ныне возлюбленные миром импрессионисты.
Это та самая фишка, которая побуждала их превратить линию в пятно, но только затем, чтобы в глазу смотрящего из пятна самостоятельно сложилась линия, понимаете? В живописи это система сложных тонов, зыбкость очертаний, вибрирующая свето-воздушная среда, смешиваясь в глазу зрителя, формирует образ в момент созерцания. Например, «Руанский собор» Монэ. Вот именно об этом идет речь, когда строку пейзажа наблюдаем в окне поезда стиха.
В живописи эти поиски (ну, так же, как сейчас в поэзии убрать столбики или знаки) осуществлялись методом редукции, что означает отбрасывать один за другим элементы, составляющие картину, и смотреть – продолжает она действовать на зрителя или нет.
«Импрессионисты выбросили сюжет – оказалось, и без него хорошо!
Постимпрессионисты стирали грани между жанрами, тяготели к тональному единству, экспериментировали со светотенью и воздухом, но оказалось – не в этом суть! Поль Гоген это показал в «таитянском периоде».
Дальше были Фависты, что означает дикие, обратились к лапидарным формулам, то есть отказались от перспективы! А Матисс вообще покусился на объем и стал писать почти плоскостные картины, например, в Эрмитаже висят «Танец», «Музыка» на всю стену. В этих его работах рисунок лаконичен, а контрастное сочетание цвета не преломляет плоскость, но при этом все равно оставляет мощное впечатление. Вывод – художественная сила не в объеме! Дык в чем же?
Вот абстракционисты и задумались… – и вывели новую (для своего времени) теорию: теорию иррациональной природы искусства. Пожалуйста, господин Кандинский выбросил самоё изображение!
Оставил только ритмическое сочетание цветовых пятен и геометрических линий.
Нет сюжета, нет формы. Но оказалось, и это работает! Представляете?
Мы же в развитии словесности не ищем пути примитивного понимания – оно достигнуто: есть речь, есть письмо – это мы научились разгадывать, а дальше?
Ну вот, Малевич – не нарисовал ничего! «Черный квадрат» – отсутствие всего.
Что это? Это супрематизм – комбинирование на плоскости геометрических фигур контрастными цветами.
Таким приемом Малевич кагбэ сделал последний шаг в направлении редукции.
«Черный квадрат» есть иллюстрация супрематизма, он дает иной ракурс, иной взгляд.
Какой именно? Тот взгляд, из которого вышли и сформировались: прямые линии интерьера, минимализм, модерн, абстракция на стенах и т.д.
А мне все это интересно в связи с поэзой. Оттого, что букофки – это, прежде всего, графика. А мы каким-то чудовищно невероятным мастерством, расшифровываем какие-то графические значки! И слету укладываем их в полотно осмысленной речи. Вот эти точечки, закорючки … Меня потрясает этот аховский фокус психики.
И потому я думаю о том, как развернуть поэтицкие паровозики, вагончики столбцов, в иную линию движения.
Маяковский, обруганный при жизни до застрелицца, нашел и построил свою «лестницу в небо», его стихи графически поразительно бегут вверх, а не вниз.
К тому же сами знаки препинания сейчас тяготеют не к пунктуационной точности, как прежде, а к графической визуальной вспомогательной окраске текста.
Многоточия говорят о смятении автора, о сомнениях, которые гложут мир. И аффтар рисует сомнения многоточиями, эмоционально дополняет чувство, а не просто указывает на недоговоренность или оборванность мысли, т.е. то, что мы привыкли подразумевать под многоточием. В таком письме многоточие из пунктуации превращается в иллюстрацию и требует иного восприятия.
Цветаева обожала тире! У меня чувство, что это тире в беге ее мысли – не фаллический образ, как трактуют мгэкритики, это желание раздвинуть пространство столбца, к которому «пригвождена славянской совестью старинной»…
Она, ставя тире – линию горизонта чертила, стрелку для поезда своего стиха, локти наезжающих рифм, своими тире расталкивала. Так, я это вижу.
Где-то мне уже давили эти локти, а…да… у Пастернака:
«Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути, в сердечной смуте. До сущности протекших дней, до их причины, до оснований, до корней, до сердцевины. Всё время схватывая нить судеб, событий, жить, думать, чувствовать, любить, свершать открытья. О, если бы я только мог хотя отчасти, я написал бы восемь строк о свойствах страсти. О беззаконьях, о грехах, бегах, погонях, нечаянностях впопыхах, локтях, ладонях».
Локтями – расталкивают, ладони – протягивают – это разный сервис.
Стихи вне столба – как раскрытые ладони текста, обнимающего тебя.
Вы, наверное, скажете, что я вне жанра и о живописи говорю и о поэзии, но так оно складывается в моем мышлении, как американская скорая помосчь.
Она не приезжает одна по вызову, а часто в сцепке: пожарная, скорая, полиция. У нас пожар – мчитца поливалка со слоновьим хоботом шланга, а у них по одному вызову – ПОЖАР! – весь эскорт трезвонит по трассе: скорая, за ней – елка полицейская, с вертушкой на макушке, мигает и страшно веселит, а завершает сервиз – красный пароход – восторг (всех детей), пожарная машина. Так и я – еду по теме эскортом мысли.
МУСОРНЫЕ ПАРОХОДЫ.
А мусорные гарбич-машины? – вообще красота, как трехмачтовые корабли в лампочках.
Не зря дети предпочитают профессию гарбич мэна – космонавту. Космонафд похож на рОбота в коробочке!
А мусор везет красивый, черный, в оранжевом наряде, негр-гренадер. Гарбич-пароход останавливается возле каждого дома напротив трех баков: синий, зеленый, черный. Синий – бумага и пластик. (Мы спасаем белых медведей. От пластика, выбрасываемого в океан, льдины тают, медведицы не могут с детьми переплыть. Они медвежат на льдины сажают, а лед ломкий, и медвежата, выбиваясь из сил, тонут, и медведицы с ними. А папаши-медведи, конечно, плывут дальше, у них же сил больше.)
Зеленый бак – трава и ветки, черный – объедки.
Гарбич-мэн причаливает. Из борта парохода вылезает громадный ухват, как в русской печи. Гигант ухват, медленно открыв свои скобкоруки, хватает черный бак!
Поднимает вверх и опрокидывает, как стакан водки за здоровье чистоты.
Потом скобкоруки хватают зеленый бак, поднимают над головой, опрокидывают
в открытую пасть. Машина жуёт траву, как динозавр, перемалывает – и лезет почитать в синий бак.
Змей Горыныч о трех головах! Можно удивицца, какие люди на западе дисциплинированные! Но не надо о нас думать хуже, чем мы есть! Бросишь в синий то, что нужно в зеленый… Придет оранжевый негр и выпишет штраф – сразу полюбишь белых медведей.
Признаюсь Вам, хотя смИшно, я просил мусорщика покататься на его пароходе, под видом, что это Алёшенька мой двухлетний мечтает, а втайне сам лично хотел порулить, тэкскзать. И был в идиоцком восторге:) Да… чесна – улет, как понравилось! А чем?
Тем, что на такой машине чувствуешь себя королем дороги! Под ногаколесами какие-то вошки Феррари снуют. А ты Добрыня – не меньше! – хотя везешь просто мусор!
Американцы и японцы какую-нить печенюшку заворачивают в 15 коробок с бантиками, не тошто мы – скрутил кулек из газеты «Правда», и кушать подано!
А Правды-то уже, кажеццо, и нет вапще? Токо комсомольская осталась, да?
Комсомола нет, а его правда дета есть! Извините, отвлекся.
СТИХИ ВНЕ СТОЛБА.
Не знаю, до чего дойдем в литературе … но то, до чего возможно дойти в живописи – уже давно пройдено.
Возвращаюсь к первичному – стихи вне столбца более естественны в длинной строке, потому что мир не читает в столбик! Их надо иначе воспринимать.
Так же как «Квадрат» Малевича – это не апофеоз живописного мастерства!
Но это мысль, поданная изобразительными средствами. Конечно, если по старинке рассматривать его «квадратную композицию», как натюрморт или пейзаж, то ужаснешься! Но квадрат написан не для любования, а для размышления!
Потому что обновление искусства художники того времени видели в преодолении салонного академизма, в переосмыслении живописных приемов. Так же как сегодня стихи вне столбца – протест против академизма, иное визуальное восприятие текста. Я потому связываю это с живописью, что в таком, линейном написании стихотворного слова есть поиск нового, типографически визуального, ряда.
Практически все художники отлично умели «писать в столбик», т.е. классически композиционировать холст.
Но эта манера, привычная и удобная для зрителя, обнуляет его собственное «зрительское творчество», ибо восприятие – это тоже творчество!
Классический рисунок раньше имел цель отобразить с фотографической точностью, а теперь диапазон восприятия расширился, точность нам дает фотография, а рисунок, преследующий эту же цель, уже не ценен.
О стихе, написанном монолитной строкой, могу сказать, что несколько раз прочитанный, он ритмично складывается в голове, открывая новые образы, которые и есть сотворчество.
Вы его берете кагбэ не с листа, а дорисовывая в сознании.
К тому же изменился мир и скорости в нем. Вы слышите, как говорят дикторы телевидения? Люди 19 века вообще не понялибэ – что это она тарандычит, тарандычиха? Погоду спринтуют, точно маньячело за ними гоница!
Надо быстро успеть, а то догонит и язык нах отрежет! В Петропавловске Камчатском буран!!! – это последние слова их жизни! Мне кажецо, после этого объявления они за кадром падают замертво.
Так вот, прежде всего, стихи в А4 соответствуют современному бегу времени, его особенностям, гораздо больше, чем езда на телеге в столбик. Мы, гонщики мысли, пересядем на скоростную трассу длинной линии!
С чем я абсолютно согласен – это с тем, что образы не должны иметь ассоциаций, понятных только автору, такая субъективность априори не дает возможности пробиться к первоисточнику мысли.
Последняя серия :)))
ВРЕМЕНА МЕНЯЮТСЯ.
Вчера – мы были супер-ханжеские моралисты: «Сняла решительно пиджак наброшенный, ромашки спрятались, завяли лютики», а сегодня – дети тех же моралистов скачут по сцене голые, как фбане, какой там пиджак!
Я тоже хочу другое меню – надоела нарезанная кусками колбаса катренов.
Хочу спринтерскую строку на длинную дистанцию, чтоб глаз, как в поезде, бежал за лентой природы.
Уже писал под другой рецензензией:
Люди охотней воспринимают строчку, потому что им кажется, что в ней не так много букафф. Прозу привыкли читать, и стиш 20 строчек – не пугает. А стиш-колбаска в ужас приводит своим нескончаемым рулоном.
Особенно поэмы – у меня их много, и не читают.
Леонардо называл поэзию «живопись для слуха», а Пастернак – говорил это «бег дымящейся совести». Для меня это пространство души. Пространство любит длинные линии горизонта, бывает тесно в столбике. Столбняк катренов.
ПОЭТОЖЕРТВА
Считаю, что главный подарок нашего времени – это возможность выбора!
Я писал в «Черном квадрате», что за всю историю мы впервые оказались во времени, которое позволяет иметь выбор, т.е. дает право жить и думать не с чьего-то позволения.
Право утвердить то, что все имеет место быть. И то, что не нравится, и то, что на мои представления не похоже, и то, с чем не соглашусь. Это не означает, что нельзя выразить свое несогласие, но означает, что в отрицании человеком какой-то темы больше не звучит параллель между – Я, который знаю, как надожыть, и ТЫ, который неправ! Критика нынче – не приговор.
И поэзия больше не требует крови! Спасибо те прекрасное сёдня!
Ибо печальная история оставила нам на память ПОЭТОЖЕРТВУ.
Цитата из моего «Черного квадрата»:
Радищев – за «Путешевствие из Питербурга в Москву» – был приговорен к смертной казни. Пушкин – убит, Лермонтов – убит, Гумилев – расстрелян, Маяковский – самоубийство, Есенин – самоубийство, Цветаева – самоубийство, Мандельштам – каторга и смерть, Ахматова – террор, Зощенко – террор, Бабель – расстрелян. Пастернак – террор, Булгаков – террор, Шостакович за музыку – террор, Бродский за стихи – ссылка и высылка из страны. Это все п-р-и-г-о-в-о-р-ы.
Повторяю: критика – не приговор. Я даже Сорокина стерпел, хотя испытывал варварское желание набить ему морду за сакральные психоделические репунсивы, замешанные на образах детей.
Но остановился, потому что все-таки нужно делать различие между отношением к творчеству и выпадом против автора. Кроме того, необходимо разбираться в предмете.
Короч, Любчик, я сверну престранный экскурс про поэзамусорные баки, на той простой мысли, что щас мне по кайфу вне столбца-строя маршировать, что я хочу выйти из строя столбовой поэзы, не то чтобэ как чайка по имени Джонатан Ливингстон, а как Санто.
Не хочу быть чайкой и чайником також, а то стая скажет: ты лети, а мы поглядим.
Я не Икар, не Прометей и не сердцо Данко, могу на Персея согласица, еси Андромеду приковали к скале, ну тада встану, надену сандалии пойду Горгоне башку отрывать, ибо деушку жалко. А за стрелковый формат А4 могу не бицца.
Засадите меня назад в столбец, буду бормотать в столбняке, как Бог Барма: бубубубубу.
Чото я его люблю, чувствую, что это мой настоящий папа славянский... и поэзу любил:)
ЛЕС:
Санто, вы, видимо, по ошибке продолжили разговор не под моей, а под Алисиной рецензией – впрочем, это тоже оправдано, ибо ключевая фраза в рецензии Алисы – золотая: "что внимательно читающему форма?"
Я отвечу немного позже, потому что сейчас уезжаю и доберусь в гостях до компьютера, очевидно, только к ночи.
Но обязательно отвечу!
Опять-таки не в порядке спора, а просто попытаюсь изложить свои ощущения и соображения. Которые тоже не претензуют на окончательные резолюции. Но говорить на эти темы – сласть великая.
Алиса:
вот и хорошо, что под моей рецензией))
интересное чтиво
здравствуйте всем
;))
Санто:
Привед, да ошибся! Но какая славная ошибочка вышла хах!!!!!!!!
ЛЕС:
Ну вот, Санто, добралась я до компа (чужого). К радости моей, хозяева предоставили мне спальное место в комнате с компьютером, а спать они отправляются довольно рано.
Ехала я сюда три с половиной часа плюс до этого полчаса троллейбусом на вокзал – и все четыре часа пыталась вам мысленно отвечать. Но затея не удалась: мысль рвется, когда ее не фиксируешь (а тут еще радио у водителя: то песни, то новостные ужасы). Поэтому всё буду формулировать прямо сейчас, по ходу дела. Нет, НЕ спорить! Мне очень интересно и в общем-то понятно всё, что вы написали в своем многосерийном ответе на рецензию. И о чем тут спорить, если, как вы пишете, вам щас в кайф писать длинной строкой? Да на здоровье! И размышления ваши об этом способе записывания поэтического текста интересны, хотя и не бесспорны, потому что ничего бесспорного, раз и навсегда утвержденного, в таких вещах, наверно, и быть не может.
Поэтому тоже поразмышляю, в чем-то не совпаду – но это не отрицание вашего взгляда, а просто мой взгляд. Другой.
Вот вы, например, пишете, что широкому читателю привычнее и удобнее воспринимать текст, написанный длинной строкой, а не в столбик. «…для большинства, – пишете вы, – читать в столбик противоестественное занятие».
У меня нет в этом такой уж твердой уверенности. Короткая строка сплошь и рядом читается легче. Ясно вижу ребенка (своего, например), который листает книгу-альманах – помните, были такие толстые детские книги: «Круглый год» или «Стихи и рассказы» – и читает в первую очередь стихи, безошибочно определяя их по этим самым «столбикам». Они читаются легче, ребенок подсознательно, почти бессознательно, тяготеет к этой столбовой стройности, ибо это, по сути, графическое оформление музыки слова. То есть созвучности и ритмичности. И ведь так и есть: графическая стройность – составляющая стихомузыкальной гармонии. А ребенок чувствует гармонию интуитивно.
Тут я вижу сразу два преимущества традиционной строфической записи стихов. Во-первых, это как бы визитная карточка поэтического текста. Строфы сообщают своей графической оформленностью: мы – стихи, хочешь стихов – читай нас. (А поди догадайся, что перед тобой стихи, если они в формате А4 и особенно если они при этом чередуются с прозаическими вещами – например, короткими рассказами, новеллами, очерками.) Ребенок (я опять о нем) угадывает в столбиках, в этой графической оформленности ту гармонию, «складность», которая отличает стихи от прозы. И не только ребенок, разумеется. Конечно, слово «преимущество» тут не совсем подходит, назовем это просто удобством для моментальной идентификации поэтического текста. Чисто прагматический подход! Но не случайно же человечество придумало этот способ записи.
Во-вторых, то, что я уже сформулировала. Графически оформленный текст, его стройность – составляющая гармонии: музыкальной, т.е. воспринимаемой на слух, плюс «изобразительной», воспринимаемой зрительно. (Похоже, у меня тут в рассуждениях тоже американская скорая помощь.)
Да, конечно, есть «метрофобы» (и даже изредка среди детей! – но по моим наблюдениям, у детей это редкость). Ну что же, для метрофобов это самое графическое различие стихов и прозы – тоже своего рода удобство: не хотят читать столбики – ну и не надо. Что же мы, будем пытаться их «надурить», подсовывая им стихи А4, чтобы они, потеряв бдительность, ненароком прочитали наш стихотворный текст? Они охотнее прочитают и скорее оценят? Ох, не убеждена я в этом… Скорее, наоборот: скажут: о Боже, я-то думал, нормальная проза, а тут завуалированные стихи, ещё хуже! Никуда от этих поэтов не децца!!!
А граф наш дорогой, Лев Николаич, приведенный вами как пример метрофоба, великий прозаик, который считал, что разговаривать стихами – это всё равно что идти за плугом пританцовывая? Неужто вы предполагаете, что нам удалось бы его одурачить таким образом? :)) Конечно же, я слышу шутку в ваших словах: «Читал бы в линейку сонеты – может, и не понял, что это?...!»
Прекрасно бы понял! :)
Есть ещё такая штука, как проверенность временем. Выживает и остается в памяти человеческой, в истории культуры и т.д. то, что проверено временем. Строфическая запись – проверена и существует не один век. Нынешний формат А4 – пока что неизвестно, как приживется.
Возможно, когда-то и где-то так и писали стихи: в строчку (я этого просто не знаю – пробел в эрудиции). Но до наших дней дошла традиция писать в столбик, а писать в строчку (даже если это то новое, которое хорошо забытое старое) – это придумка современная, новация. Может, у нее большое будущее – охотно допускаю. А может, отомрет со временем.
Конечно же, не хочу сказать, что поиск, новации – это плохо! Это прекрасно, ибо без них мы бы заплесневели, заржавели, закисли и заболотились. И я, вопреки всему выше сказанному, приветствую формат А4!
Теперь, когда моя адвокатская речь в защиту строфики закончена, я займусь этим форматом.
Вы прекрасно знаете – лучше, чем кто-либо! – что я к нему сама пришла. Мне никто не продиктовал решение написать так мою «Девочку» (которая с поломатой ногой), я сама почувствовала, что тут место этому формату. (С удовлетворением замечу, что даже опередила вас! :) Вы ведь тогда ещё не писали длинной строкой? Или я ошибаюсь? Могу, конечно, чего-то не знать.)
Приняла я этот формат не сразу. Сначала меня эти стихи раздражали как выпендрёж (вероятно, начала не с тех, с которых стоило). Потом мне начало нравиться, почувствовала изюм, почувствовала, что во многих случаях такая форма записи неслучайна, уместна, оправдана! Стала понимать, ЗАЧЕМ авторам эта форма. Но как последняя дань скепсису был написан мною этот стиш – вы его, кажется, читали: http://www.stihi.ru/2010/12/19/6811
В нем, этом стишке, фактически весь мой, так сказать, путь вдоль формата А4 – от неприятия и насмешки (Это ведь так экономно, братцы: вместо катренов – одни абзацы. Сказано много, а с виду – вкратце. Демократичный и сжатый текст… и т.д. – то, кстати, о чем вы пишете вполне серьезно :)) до понимания того, ЧТО так замечательно и коротко сформулировала Алиса: что внимательно читающему форма? (Не обижайтесь – шучу, ребята, ежели даже сужу предвзято – что ж проецировать на себя-то? Каждому – свой, как известно, путь. Строфы, абзацы – на самом деле всё это – только дорожки к цели. Ветры веков задувают в щели. Лишь бы не выдули нашу суть. Шаг от канонов, привычных с детства – бунт, подражание ли, кокетство, в общем не важно: вторичны средства... и т.д.) И дальше – приход к «Перелому». (Что вы сразу одобрили!)
И, опять же, вопреки выше сказанному в защиту строфы, хочу сказать вам, что мне этот формат порой очень нравится. Не всегда! Но часто бывает очень в масть. Очень вкусен он бывает.
ЧТО в этой форме привлекательно, помимо того, что «с виду вкратце», то есть что текст не отпугивает своей длиной? Не берусь сформулировать точно. Но что-то в этом есть – некая свобода дыхания, естественность разговорной речи – действительно демократичность. Какое-то сокращение дистанции между пишущим – а точнее, говорящим! – и читающим. Есть, есть своеобразное обаяние в этой форме!
Но не могу согласиться с тем, что для неискушенного, неизощренного читателя, привыкшего к прозаическим текстам, такой стиш доступнее в силу более привычного вида текста. Не думаю, что он проще для восприятия, что читать его легче и естественнее, чем записанный традиционно. Нет, считаю, что это не так. Для этого нужен тоже своего рода навык. Поэтому, в частности, такой разброс мнений (Ринад не привык, например, а Алиса привыкла).
Но тут я хочу оговориться. В самом начале разговора я ведь не выступала против этого формата. Разговор не о том, оправдан ли ВООБЩЕ формат А4, а о том, оправдан ли он конкретно в ЭТОМ случае. То есть – стоило или не стоило это ваше стихотворение писать именно так, или лучше было предпочесть строфическую форму. И вот тут мнения читателей разделились.
Хочу сказать, что я тоже до конца не уверена, что строфическая форма записи в этом случае была бы лучше. Но думаю (и вы сами об этом написали), что стиш неплохо бы привести в бОльшее соответствие этой (А4) форме. Как это сделать – об этом стоит подумать. (Обещала написать вам, что думаю – по строчкам – но пока не сделала этого. Сделаю.)
Написала уже много, но хотела написать ещё больше: и про художников, аналогии с которыми вы проводите, и о знаках препинания (говорили мы уже, но тут вы наметили ещё один аспект – НОВЫЕ их функции), и о поэзии, которую легче запоминать, и ещё много про что… Может, ещё напишу в дальнейшем.
А пока – ещё три абзаца.
Первое: мне пришло в голову, что рождение формата А4 было естественным и неизбежным… по законам математики. Если быть точнее – комбинаторики. Этот формат – четвертый, недостававший вариант возможных сочетаний. Четвертый, пустовавший угол квадрата. Объясню этот свой бред. Первый вариант – ритмически, вернее, метрически организованные стихи, записанные как стихи: в столбик, строфами. Второй – метрически НЕ организованные стихи, записанные как проза – в строку (тургеневские стихотворения в прозе, гоголевский «чуден Днепр» и проч.) . Третий – метрически НЕ организованные стихи, записанные как стихи – это верлибры. И, наконец, естественно было добавить недостающий вариант: метрически организованные стихи, записанные как проза. Вот вам и формат А4.
Второе. Почитайте, пожалуйста, вот это: http://stihi.ru/2010/07/27/7031 Это ещё один мой стихирский любимец (с двумя я вас уже познакомила).
И, наконец, третье (а то ведь никогда не остановлюсь). Повторюсь: мне очень интересны и в большой степени убедительны ваши размышления о формате А4. Может, я так охотно соглашаюсь с вами потому, что сама вполне с симпатией отношусь к нему. А не могли бы вы мне с той же убедительностью объяснить, ЧТО дает отказ от заглавных букв? Чем вас привлекает этот прием, в чем его фишка? Это мне понятно гораздо менее.