РУБЕН ДАРИО
РАЗГОВОР КЕНТАВРОВ
Здесь отечество флейт вдохновенных и лир,
здесь приют аргонавта, познавшего мир,
звук Тритонова рога разносится тут -
золотым этот остров легенды зовут.
Тут, у моря, сирена на солнце глядит...
Чу!.. Аккорды могучие конских копыт.
То кентавры по спящей долине прошли -
будто гром водопада их топот вдали,
он, как буря, по зарослям трав прошумев,
сотрясает листву на вершинах дерев.
То кентавры. Как мощные кони они.
Молодым жеребятам другие сродни.
Мерной поступью сзади идут старики
с бородами, как долгая лента реки,
впереди безбородые — статны, сильны -
не упустят похищенных нимф со спины...
Но могучий галоп прерывается вдруг:
океан на пути у кентавров. Вокруг
чаша неба божественным светом горит -
чистый взор синевы им навстречу олткрыт.
Слышат море, и суша, и все существа
бородатых божественных чудищ слова.
ХИРОН
Смолкнул раковин гул, не трубит в них Тритон,
и сирен сладкогласых баюкает сон.
Не напружена ветром Эола щека,
под цветущими лаврами тень глубока.
Ныне муз мы восславим в беседе своей
и победу чудовищной тайны вещей.
Возрождается лавр долговечный в тени,
и старинных светильников вижу огни.
В жилах чувствую снова дыханье огня.
Я, Кентавр, от небесного родом коня.
РЕТ
О Стрелец Зодиака, ты в гриве густой
носишь греческих пчёл заблудившийся рой.
От Гераклова дротика рана видна,
но тебя не лишила бессмертья она.
Род людской наставляешь ты, знанья родник,
врачеватель Асклепий был твой ученик.
Диким зельем, добытым тобою, Ахилл
перед битвами мускулы ног укрепил.
Став звездой, украшает Геракл небосвод...
ХИРОН
Кронос был мне отцом. Знанье — времени плод.
АБАНТ
Гимн священной природе мы днесь воспоём.
Вней зародыш всему, ей хвалу воздаём.
В женском лоне, в земле и в расселинах скал -
всюду тайна едина, един идеал.
В череде возрождений есть высший закон,
вдохновение — так называется он.
ХИРОН
Мир вещей представляю — в нём жизни зерно,
вещи тайна присуща, движенье дано,
в каждой форме есть тайна, движенье, число,
с каждым камнем к нам новое знанье пришло,
в каждой капле морской затаилась душа,
каждый лист о своём напевает, шурша.
Только тот на земле песнопевец, пророк,
для кого сври тайны открыл ветерок:
ветру тайну вверяет морская волна,
оставляет туман на песке письмена,
и пророк в этих тайнах науку постиг,
чтобы нимфы и демона слышать язык.
ФОЛОС
Двух существ единение Иксионид
прозревает звезду, что восходит в зенит,
и чуть-чуть розоватую облака грудь,
что румяной Авроры украсило путь,
семицветную радугу — мост над рекой -
будто лиру, подъятую Феба рукой,
сединою увенчаный полюс и май,
превращающий мир в зеленеющий рай.
Мчится Иксионид по горам с высоты,
сильной грудью ломает на склонах кусты,
гущу жёстких ветвей — неподатливых рук,
и внимает он эха отзывчивый звук,
взор бросает сквозь дикую чащу вперёд,
а тем часом десница проворная рвёт
плод, любезный сатирам — лесной виноград;
настигает у вод родника его взгляд
верных спутниц Дианы нагой хоровод,
ибо смешанный ток в его жилах течёт:
в нём равно человек воплотился и конь,
и божественной крови бежит в нём огонь,
ему облако матерь, отец Иксион.
ХИРОН
Он стоит на земле, взором ввысь обращён.
ОРНЕО
Тайну тварей узнал я: у каждой свой знак -
то добро, либо зло, либо свет, либо мрак;
счастье, или несчастье; любовь иль вражда.
Ворон зол, а голубка добра...
ХИРОН
Никогда
ни добра не бывает в природе, ни зла,
к разным формам единая тайна вела.
АСТИЛ
Тайна лире даёт сладкозвучный язык.
НЕСС
Тайну нёс Деяниры губительный лик.
У меня на спине ещё жив аромат
её тела, и яркий манит меня взгляд.
Аромат её тела — фиалкам урок,
алебастр её кожи — всем звёздам упрёк.
ХИРОН
В океан пролил кровь дед божественный мой -
снег и розы явились из пены морской,
и Венера из снега и роз поднялась;
к ней сирена, воздевшая руки, неслась,
из глубин вырывались морские коньки,
выставляя над пеной свои плавники;
вслед за ними приплыли Тритон и Дельфин -
и неслись за Венерой из пенных равнин,
И ликующий голос в просторах морских
изрекал её имя, как сладостный стих.
Этим именем мир пустоту заполнял:
слёзы первой любви словно чистый кристалл;
это имя важнее пророческих снов
и для смертных людей и для вечных богов.
К духам тёмных ущелий донёсся завет:
возвеличьте любовь, к вам дошёл её свет!
Лишь одна благодатная власть Красоты
горечь мира заменит на мёд и цветы.
Так вступила на землю царица сердец,
навсегда воспринявшая жизни венец -
поцелуев богиня, хозяйка ростков,
возрождений владычица, матерь веков!
ЭВРИТ
Не забыть Гипподамии блещущий взгляд!
ГИПЕЯ
В человеческой самке скрыт подлости яд.
Подстрекает всех женщин богиня любви
в нежных ласках затаивать козни свои,
утончённое зло в ароматах её,
в голове её — дикого зверя жильё;
будто хрупкая амфора, с виду она,
смех её опьяняет сильнее вина,
но в самых прекрасных из женственных лиц
больше злобы, чем в обликах львиц и орлиц.
В сладострастии буйном рождается жар,
от которого мудрость теряет свой дар:
у цветка, что украсил собой Ахерон,
запах лодки, которою правит Харон.
ОДИТ
Обольстителен был Гипподамии лик;
услаждал, будто мёд, сладкогласный язык,
и была её кожа нежна, как цветок.
Видел я красоту соблазнительных ног,
волны тяжких волос... никогда меж людей
вы не встретите женщину, равную ей.
Перед нею смолкал в изумлении хор
стройных граций и неба хранительниц Ор,
хоровод затихал, прерывалась игра...
ГИПЕЯ
Да, но женщина — Смерти и Боли сестра.
В ней сокрыта причина смятений, обид -
преклонился пред женщиной Иксионид.
ХИРОН
Гименей ради истины высшей пришёл:
изменила Кенида в Кенее свой пол.
Тайна женщины станет ясна и проста:
если муж повелит, сфинкс откроет уста.
КЛИТО
Человека вскормила доверчиво грудь
всемогущей природы, сокрытого суть
поручая провидцам: сивиллы, Гомер
и дельфийский оракул — прозренья пример.
КАУМАНТ
Сердце в страсти животной подобно огню:
человек подчинился в кентавре коню.
В роще лавров Сатир неустанно несёт
сладострастный порыв и гармонии взлёт.
Горных высей заносчивость Пан съединил
с мерным ритмом механики дальних светил.
Сладкий голос и птичье обличье сирен
мореходов уводят в губительный плен.
Пасифея быку своё тело отдаст -
сочетать непохожее мир наш горазд.
И уж если природе прикажет Эрот,
в красоте несравненной предстанет урод.
ГРИНЕО
Гесиод воспевает не душу — предмет.
ХИРОН
Ничего между сущим бездушного нет!
ГРИНЕО
Да, смотрел на меня из подземных глубин
оком алым, причудливым, страстным рубин,
изумруд чаровал меня ясностью глаз,
и раздразнивал чувственным взором топаз,
и раздразнивал чувственным взором топаз,
и блистали огнями священных эмблем
чудотворные очи магических гемм...
Мрамор — слово ваятеля. Твёрдый гранит
тайным абрисом зодчих извечно манит.
ХИРОН
Пирра с Девкалионом услышали глас
диких камней:»Чего вы хотите от нас?»
ЛИСИДАС
Видел я, как летал над долиной лемур;
лес вечерний внимал, неподвижен и хмур,
стонам Аттиса буйным о боли своей
и чарующим песням, что пел соловей.
Убегал я галопом, заслышав в тиши
тяжкий вздох отлетающей в вечность души,-
в царство смерти нет доступа смертным умам:
ужас тайн роковых укрывается там.
АРНЕО
Жизнь и Смерть неразлучны: Смерть Жизни сестра.
ХИРОН
Смерть — победа! Она к человеку добра.
МЕДОН
Да, я видел её — не скелетом с косой,
но украшенной богоподобной коасой:
стан Дианы, улыбка и взор божества,
целомудренность девы, созревшей едва;
беломраморный лоб в яснозвёздном венке,
листья пальмы победные в левой руке,
в правой держит с напитком забвения рог -
и Любовь, как собака, лежит возле ног.
АМИКО
Боги жаждут смиренно лобзать ей ступни!
ХАРОН
И не могут. Как в этом несчастны они!
ЭВРИТ
Да, но ключ к ней, наверно, добыл Прометей
в час, как жизни огонь он украл для людей?
ХИРОН
Дева дев непорочна. За много веков
ни один не вошёл в её тёмный альков,
ни один её ласки добиться не смог,
с непорочного лба не похитил венок.
Кони Феба умчались за меридиан,
гром колёс в небесах повторил океан;
солнцеликого бога погас ореол,
бурдюки развязал своенравный Эол.
Среди роз, лепестки отдающих ветрам,
на холме вохвышается мраморный храм...
Весь изорван прозрачный Зефира покров
стрекотаньем цикад среди влажных лугов,
вдаль уходят кентавры — и Остров дрожит
Под тяжелым напором гремучих копыт.
(С испанского)