Сейчас, с развитием компьютерных технологий, всяческих электронных гаджетов и локальных сетей подростку и скучать некогда – перед тобой весь мир и все его развлекательные и познавательные уловки – только успевай впитывать и осваивать чужие наработки, чужие чувства и эмоции. И жалко им, наверное, тех далеких парней, детство и юность которых понятия не имели об этих технических чудесах. А из информационных развлекалок в ходу были, да и то в малом количестве и при низком качестве, только кино и телевидение с кинескопом размером с поздравительную открытку и водяной линзой перед экраном, чтобы хоть немного увеличить виденное.
А я из тех, из «далеких»! И мне, откровенно говоря, нынешних жаль – при всех предоставленных возможностях они живут не своей, а «подсунутой» им чужой жизнью. Питаются не своими эмоциями от общения с природой, а отредактированными рассказками и экранными картинками.
У нас всего этого не было, но зато был весь окружающий мир, который мы постигали сами на вкус, на слух, на ощупь и визуально. И это было здорово, мы были частью природы со всеми ее бесчисленными нюансами поведения, капризами, улыбками и горестями.
Даже зимой в нашей деревушке «Ширино», что под Сталиногорском (ныне Новомосковск), было некогда скучать – лыжи и сани в любую погоду. А еще коньки «Снегурки», привязанные ремнями и веревками (с деревянными закрутками для крепости) прямо к валенкам. А снежные войны со снежными же крепостями, и войны подснежные. Снега выпадало столько, что заносило сараи по крышу, и тогда мы рыли под снегом туннели почти в рост. Были и блиндажи подснежные со всеми снежными удобствами, где можно было отдохнуть от трудов ратных, даже развести костерок и перекусить с аппетитом просто зверским на таком свежем воздухе.
И все же самое интересное начиналось по весне, когда и без того нескучный мир оживал на глазах, буквально преображался, поражая изобилием красок и живых существ знание о которых никакая ботаника и никакая зоология не в силах была донести до детского воображения. Все гораздо эффективнее познавалось наяву.
Еще не стаивал снег, а мы уже выбирались за околицу за вербами. Под подтаявшим настом уже стояла вода, и мы безбожно вымокали, продавливая наст и рыхлый, и мокрый под ним снег. И это было весело, и мамы нас не журили за насквозь промокшие одежку и обувку, и мы, как ни странно, не болели никакими инфлюэнциями.
А как забавно было кататься на льдинах. Там же, за околицей, поля пестрели огромными (десятки метров диаметром) то ли воронками, то ли капонирами времен недавней войны. Они даже летом почти не пересыхали, а по осени полнились водой, чтобы по весне еще не растаявший, особенно по центру, лед давал нам возможность почувствовать себя мореплавателями. У каждого было свое небольшое юркое и весьма неустойчивое ледяное суденышко, и надо было владеть немалым искусством эквилибра, чтобы не только удерживаться на плаву, но и устраивать при этом настоящие морские сражения на выбывание. Единственный, оставшийся на плаву, мореплаватель и объявлялся победителем. Не факт, что он оставался сух, и после сражения вся честная компания сушила «обмундирование» и грелась у большого костра. Черт побери, как же приятно это все вспоминать!
Летом мы взрывали в воронке снаряд, вестник недавней войны. Взрывали не совсем удачно, но об этом я уже писал (1).
Как только на березах распускались первые листочки, появлялась другая забава, другое соревнование на ловкость, быстроту и сообразительность – мы ловили майских жуков – кто больше наловит за вечер. Днем они почему-то не летали, а в сумерках начинали свое барражирование. Кто-то гонялся за ними с сачком, кто-то сбивал на землю оторванной веткой со свежей листвой, а потом долго и упорно искал в траве и в темноте свою добычу, а у меня совершенно неожиданно прорезался новый метод отлова.
Было у нас в деревне одно неординарное местечко – хранилище ГСМ (горюче-смазочных материалов). Располагалось оно неподалеку от жилых домов и представляло собой площадку с вкопанными целиком, или наполовину, в землю цистернами с мазутом, дизельным топливом, разным бензином и маслами. Окружали эту площадку неглубокий ров и насыпь, и то и другое уже изрядно заросшее травой. А поверх насыпи росли, может быть не такие высокие, но нам, пацанам, казавшиеся высоченными, березы. Этакая рощица с полянкой ГСМ внутри. Летом и осенью под деревьями и в их тени во рву активно росли подберезовики. Взрослым было не до них, а для пацанов это было еще одно увлечение, да и подкормка для домашних. Так вот, над этими березами постоянно вились жуки. То ли они жили там, питаясь листвой, то ли прилетали из не очень далекого леса – не суть важно, главное, что они там водились в изобилии. У высоченных берез они летали так высоко, что никаким сачком не достать.
В те поствоенные времена в моде у пацанов были кепки, и самым шиком считалась кепка с большим козырьком и матерчатой пуговкой на маковке. Не знаю, уж откуда была у отца такая кепка, из какой командировки он привез настоящий кавказский «аэродром», но мне он очень пригодился в охоте на жуков. Подброшенная как-то случайно кепка вернулась с вцепившимся в нее жуком. Это и подвигло меня на необычную охоту у берез, благо большая плоская кепка как нельзя лучше подходила для полета.
Подброшенная как можно выше и как можно ближе к березам, она почти неизменно возвращалась с одним, а то и несколькими вцепившимися в нее жуками. Оставалось только отцепить их и сложить в коробку, в которой они потом упоительно скреблись мохнатыми лапками, шевеля лохматыми кисточками усов. Благодаря такому необычному орудию лова, а, главное, такому необычному его применению, я почти всегда выходил победителем. У меня появились последователи, но куда их маленьким кепочкам было до моего «аэродрома». Майских жуков сменяли июньские, они были меньше и шустрее, попадались реже, и мы переключались на другие забавы.
Этих других забав всегда хватало, но наибольшей популярностью пользовались лапта и городки. Инструментарий был, конечно, самодельным, непрофессиональным, но нашему отношению к игре позавидовал бы любой профессионал.
Дома не сидели, на воле было гораздо интересней – мир живой, пестрый открывал каждый день что-то новое, что можно было самому почувствовать, потрогать, испытать на запах и вкус. Деревенские сады и огороды мы по праву считали своими вотчинами, и в набегах на них не мародерствовали, брали рачительно и аккуратно. Колхозные и совхозные поля тоже были наши. Особенно притягивало поле клубники – огромное, по нашим меркам, и охраняемое сторожем с берданкой. Патроны у него были начинены крупной солью, и всегда была вероятность получить в мягкое место такой жгучий заряд. Риск быть подстреленным не пугал, скорее, привлекал. Время от времени ходили слухи, что кого-то подстрелили, но этот кто-то всегда оставался инкогнито, из чего я, по прошествии лет, делаю вывод, что сами сторожа и распускали эти слухи.
Объекты охоты были всегда, менялись со временем только названия – горох, огурцы, помидоры, кукуруза. И если все остальные хоть как-то, но охранялись, то кукуруза была вроде бы как ничейной, поскольку выращивалась на корм скоту. Из нее делали силос, который так и хранили в силосных башнях. А пока она еще росла и плодоносила, то лучшей забавы для применения наших творческих возможностей было и не придумать. Это как раз было время, когда Никита Сергеевич занес к нам из Америки это поветрие. Поля кукурузы были огромны, и вырастала она выше двух метров, так что, связав вершинки соседних рядков, можно было устроить настоящий шалаш. А какие вкусные были початки в пору их молочно-восковой спелости, а когда созревали, то, сваренные и натертые солью … – большего объедения я с той поры не помню.
А потом кукурузу убирали. У силосных башен стояли агрегаты, которые мельчили ее и по длинному конвейеру направляли к верхним внешним окошкам башен. У башен были еще и внутренние окошки, через которые потом полученный силос отбирали на корм скоту. Окошек по высоте башни было несколько, и мы прыгали через них в мягкую и душистую еще свежую кукурузную крошку. Как и все остальное, мы и эту забаву превращали в соревнование – кто прыгнет с большей высоты. Самый шик – прыгнуть с самого верхнего окошка, расположенного почти у вершины башни. Это был настоящий полет в облаке сыплющейся сверху крошки, а потом уход почти с головой в сочную дурманящую еще не слежавшуюся массу.
И пусть теперь говорят, что нам было неинтересно жить в эту почти средневековую, с электронной точки зрения, эпоху, я только посмеюсь. Лиши нас сейчас (не дай Бог) электричества и во что превратится этот чудесный мир без умных машин и мгновенной связи? Вот так-то! Наше техническое могущество столь иллюзорно и уязвимо, что диву даешься порой – как оно до сих пор существует. Зато эта иллюзорность отдаляет нас от природы, лишает веры в собственные возможности.
Каждая эпоха интересна по-своему. Когда развитие идет поступательно, по нарастающей, без глобальных катаклизмов и вселенских катастроф, то и кажется, что каждое новое поколение умнее и приспособленнее к жизни, чем поколение предыдущее. А убери блага цивилизации и нарисуется картина прямо противоположная. Отдаляясь от природы, мы не становимся умнее, а, ударяясь в техногенную крайность, мы постепенно теряем то, что и сделало, в конце концов, человека царем природы – теряем навыки и способности, становясь слабее и зависимее от обстоятельств.
Человек по сути сам по себе гораздо могущественнее, чем нам кажется, и потенциал развития его, как объекта природы, поистине безграничен, но спит до сих пор, просыпаясь изредка в отдельных личностях отдельными сверхъестественными всплесками. И мы говорим тогда о чуде, а ведь каждый человек сам по себе чудо, только не реализованное даже в самой маленькой мере. Эти «спящие» весьма удобны властьимущим – они управляемы. Потому и движемся мы в сторону развития техники, а не личности.
Доколе?
1) Смотри рассказ «Снаряд»: http://www.stihi.ru/2009/12/30/6361