Недавно ушел из жизни историк, публицист, поэт Роберт Конквест. Он был англичанин по рождению, норвежец по темпераменту, американец по роду службы. Он прожил 98 лет. Статья Цинтии Хэвен написана пять лет назад.
ЦИНТИЯ ХЭВЕН
РОБЕРТ КОНКВЕСТ, СТЭНФОРДСКАЯ ЛЕГЕНДА: НОВЫЕ КНИГИ 93-ЛЕТНЕГО ИСТОРИКА И ПОЭТА.
Конквест многогранен и противоречив. Его называли «комическим поэтом большого таланта» и «любовным лириком значительного масштаба». Однако известен он прежде всего как один из первых изобличителей ужасов сталинского коммунизма.
Роберт Конквест опубликовал седьмую книгу стихотворений в прошлом году и книгу лимериков в этом. Он завершил свою двухсотстрочную поэму-саммери и продолжает работу над мемуарами.
Сьюзен Сонтаг посетила Стэнфорд в 1990 году.
«Вы мой герой!» - воскликнула она, обнимая престарелого поэта и прославленного историка. Несколько лет назад она назвала коммунизм «фашизмом с человеческим лицом», и книга «Большой террор, история сталинских чисток» явилась для нее как политика настоящим потрясением.
«Там все правда, есть свидетели!» - повторял 93-летний писатель в разговоре за чашкой чая. Его жена подтверждающе улыбалась.
Роберт Конквест, старейший научный сотрудник Гуверовского института, передвигается по дому с осторожностью и говорит так тихо, что не всегда можно расслышать сказанное, но в своем творчестве он продолжает находить все новые и новые направления. В прошлом году он опубликовал седьмую книгу стихотворений, а в этом вышла в свет книжка лимериков. Он завершил свою двухсотстрочную «поэму-итог» и работает над мемуарами.
Сонтаг не единственная, кто испытал его влияние. В книге воспоминаний «Хитч-22» Роберт Хитченз характеризует Конквеста (он посещал его в Стэнфорде в 1979 году) как «выдающегося поэта и крупнейшего историка». Пол Джонсон идет еще дальше, полагая, что Конквест – самый значительный современный историк.
Да, Конквест – фигура противоречивая. После выхода книги «Большой террор» он стал совестью эпохи, сокрушив сталинизм, еще остававшийся модным в среде новых левых на Западе. Он серьезный историк. Между тем его лимерики зачастую скабрезны, даже непристойны. Молодым поэтам он дает необычный совет: «Пишите под псевдонимом и выдавайте свои тексты за перевод с португальского».
Получается, что как поэт он не серьезен? Надо подумать. Он только что завершил работу над поэмой, которую можно отнести к его лучшим произведениям. Вот как начинается эта двухсотстрочная «рефлексива»:
Когда тебе под девяносто,
Что память? Фрагментарность просто:
Вот, серый твой поисковик,
Полупроснувшись, мозг приник
Сцеплением к тому, что ты
Читал, любил, твои мечты,
Твои утраты — в этой мере
Твой Мир, твой Век на биосфере —
Морщинки лишь, да и она
В континууме не видна. 1)
Стихотворение вбирает в себя историю пещеры Ласко, пристальные наблюдения за ухудшением здоровья по мере старения, исследование "темной материи" секса и любви .
«Мне думается, никто так верно не описал процесс старения, как он в этой вещи», - сказал Р.Гуинн, его товарищ и близкий ему поэт.
«Как поэт, - продолжил Гуинн, - Боб остроумен, чрезвычайно лиричен и весьма рефлективен. Читаю его и думаю, что не так часто в написанном обнаруживается ум, причем так, что хочется поразмышлять над особенностями этого ума». Поистине десятки световых лет отделяют эту еще не опубликованную небольшую поэму от его лимериков с их броскими и не всегда удачными рифмами».
Однако Конквест относится к своим лимерикам серьезно. Вот что он пишет в книге, изданной под аллонимом («Сад Эрзиса. Лимерики Джеффа Чосера»): «Под защитой апологетики тексты, лишенные смысла и структуры, проходят сегодня по рангу поэзии, но лимерик остается выражением таланта и здравого смысла. Лимерик – это в своем роде маленький моноконцерт».
Гвинн не сомневается, что все эти миниатюры сочинил Конквест, но сам Конквест утверждает, что его лимерики идут вперемешку с экспромтами его друзей, в том числе Кингсли Эмиса и Филипа Ларкина. Он даже говорит, что сейчас не вспомнил бы точно, какие именно писал он. Во всяком случает он редактор, издатель и основной автор.
Некто, признавая его главную заслугу в написании исторических работ, утверждал, что он еще и «джентльмен от поэзии». Конквест шутит: «Ну, лимерики – не слишком джентльменский жанр. Либо специфически джентльменский».
Но уж точно его стихотворение «Наихудшее», помещенное в недавно вышедшем сборнике «Ультиматумы», принадлежит Конквесту, там есть такая строфа:
Всем вовлекающим меня
В борьбу за деньги, славу, власть,
Скажу: «Вся эта суетня…
Хотел я на неё накласть!» 2)
Рассерженный старец? Ничего подобного! Дэвид Джеззи, пишущий в «Йельском обозрении», замечает, что хотя у Конквеста много «шипов и нашатыря», все же он не только комический поэт гражданского толка, но и автор любовной лирики значительной силы ".
Хитченс, говоря об "убийственно сухой и беспощадной» литературной манере Конквеста, также пишет, что "из всех голосов, поднятых против идеологической тирании, его голос был самым мягким". Называя Конквеста в числе особенно любимых поэтов, Хитченс называет его не только «королем лимерика», но и «драконом – истребителем сталиноидов».
Дело даже не в апологетах Сталина. «Большой террор» - не полемический трактат. Читаемая как триллер, книга Конквеста содержит подробный перечень санкционированных Сталиным убийств, арестов, пыток, подлогов, вынужденных признаний, показательных процессов, казней и тюремных заключений, унесших миллионы жизней. Это особенно впечатляет потому, что Конквесту, писавшему книгу в качестве «фрилансера», приходилось полагаться в основном на то, что принято считать "неофициальным материалом".
«История, разумеется, не наука», - любил повторять Конквест. Рассматривая и отвергая официальную информацию, он должен был выяснить, что опущено, и сосредоточиться на свидетельствах очевидцев, которые противоречили "сомнительным сведениям, напечатанным на красивой бумаге".
«Большой террор» мгновенно стал классикой современной истории, и за ним последовали другие работы, в том числе «Жатва скорби: советская коллективизация и голодомор» (1986) и перевод – по просьбе автора - поэмы Солженицына «Прусске ночи».
В предисловии к книге материалов, посвященных сорокалетию издания «Большого террора», Конквест писал: "Странно звучит утверждение, что «в интересах объективности» суждения писателей о сталинизме не должны быть предвзятыми. Игнорировать факты, стушевывать – это значит вводить читателя в заблуждение. Позвольте мне в заключение привести сказанное Патриком Генри в 1775 году: "Я не знаю иного способа судить о будущем, кроме указания на прошлое".
"Его книги решительным образом повлияли на дебаты о Советском Союзе и на Западе, и на Востоке. На Западе люди всегда имели доступ к информации о коммунизме, но не всегда были готовы поверить в это," - говорил Радослав Сикорский, министр иностранных дел Польши на церемонии награждения Конквеста орденом «За заслуги» в прошлом году (Конквест также был награжден медалью президента США «Свобода» в 2005 году).
"Мы жаждали подтверждения тому, что Запад знал о происходившем по ту сторону железного занавеса, - продолжил Сикорский, - и книги Роберта Конквеста дали нам таковое подтверждение. Они, эти книги, являют собой послание солидарности с угнетенными и дают нам надежду, что истина восторжествует".
Конквест не сразу стал таким, каким мы его знаем. Уроженец Великобритании, он, учась в Оксфорде, был членом Коммунистической партии в 1937-1938 гг.
"Его всегда притягивали крайности", - говорил в интервью «Guardian» британский политик-лейборист Денис Хили в 2003 году.
А тот же Хитченс писал в «Wall Street Journal»: "Несколько лет назад он сказал мне, что старые различия между левыми и правыми теперь ему стали безразличны, - и мягко добавил, что протест у него вызывают лишь дураки и негодяи всех видов".
Поэт, лауреат Нобелевской премии Чеслав Милош, выступая в 1992 году, назвал Конквеста «примером того, каким должен быть поэт". Милош вспомнил время, когда говорить правду о коммунизме стеснялись в интеллектуальном сообществе Запада. Даже Сонтаг досталось за то, что слишком поздно произошло ее обращение – через десять с половиной лет после выхода книги Конквеста.
Роберт Конквест вышел на пенсию в 90. Это не означает, что он оставил работу. Он работает над воспоминаниями и имеет в своем распоряжении "гораздо больше материала, чем может вместить в книгу», хотя он никогда не делал никаких записей.
Он по-прежнему научный сотрудник. И Лидди, его четвертая жена, на которой он женился в 1979 году, перепечатывает и редактирует все его книги, статьи, интервью. На вопрос о том, по-прежнему ли хороша лингвистическая память Роберта, Лидди отвечает, что его болгарский язык великолепен, и французский у него тоже превосходный, хотя он и скромного мнения о своем французском.
Читая письмо от младшего друга и уловив в нем прощальные интонации, Роберт спрашивает: «Не заболел ли он?»
Лидди приходится напомнить: «Бобби, ведь тебе девяносто».
Но Бобби не хочет думать о возрасте. Только что закончена двухсотстрочная поэма, а теперь надо возвращаться к прозе, наверстывать упущенное.
1) Перевод Яна Пробштейна
2) Перевод Марка Полыковского
(Перевод мой - А.Ш.)