(начальные строки романа "Миледи и все,все,все")
– Я точно нынче за'пил бы, да Пьер
припрятал всё вино. Следит он в оба! –
красавчик, по манерам кондотьер,
бубнил себе под нос. – Меч мне под рёбра
и то не так бы больно, как теперь…
Моя Мони'к не то чтоб из мегер,
но даже б шут её слов не одобрил.
Есть где-то на востоке зме'и кобры –
злым девушкам приводят их в пример, –
мечтательностью взгляда кавалер
ничуть не уступал той, с кем знаком был,
но чьи желанья – тьма и катакомбы! –
Набрался я дурных слегка манер,
покуда воевал, ища в ад дверь.
Моник со мной проехать там верхом бы,
где каждый – поневоле изувер!
Но чёрт с ней, с той войной! Чуть не прохлопал
я с ней свою любовь! Любовь до гроба!
Мечтами о любимой выстлан путь
до ярких звёзд, быть может, даже Млечный...
По щедрости любовной быстрым будь
и сладостно приснятся о Земле сны,
о девушке земной, чьи ласки лестны,
чей тёплый взор – бесценный атрибут...
...Моник, мои страданья бесполезны...
...Черты земные. И на глаз телесны.
Но глазом не объять твоих приблуд,
твоих соблазнов – вечно интересны
они мне будут, но… Сизифов труд –
искать твоей взаимности и пресной,
хотя бы пресной, участи безгрешной:
собою нарушать мне твой уют!
Она сказала: у меня глаз вепря,
что я рождён брать женщин на убой...
Хочу принять на время образ ветра
и с ней соприкасаться в миг любой, –
уйдя в любовно-чувственный запой
и близок к состоянию аффекта,
герой разговорился сам с собой. –
Мои мечты спешат наперебой
со лба слизнуть пылинки, а уж с век-то!..
Ведь ею всяк любуется с рассвета,
такою не прыщавой, не рябой!
Но ей отрады, что с меня, что с ветра...
А ты в дому ли, на войне ли, пой,
стони о том негласно, беззаветно,
что к ней нутром стремишься, как слепой!
Клубочек путевой её жди тщетно.
Но у тебя не на руках ли твой?!
Окрашиваю речи к ней на редкость
в прозрачные, как чистый лёд, тона.
Безжалостны отточенность и едкость
насмешек, что в мой адрес шлёт она!
Ужели страсть придёт однажды в ветхость,
а мне взаимность даст лишь сатана?! –
влюблённый вкупе с мысленным задором
решил отпор дать собственной тоске. –
В бою прослыл я древним богом Тором.
Неотвратимей молнии в броске
теперь свою любовь пошлю я взором!
Любви я не постиг бы в доле с кем?
С моей Мон'ик не стану крохобором!
С Мони'к бы, проскакав на пару полем,
уединиться где-нибудь в леске!
Иль просто пообщаться налегке
за ужином, а ужин я любой ем...
Глядишь, не миновать моих ласк ей!..
Поход остался в прошлом. Им не болен,
дух воина к любовным шёл опорам.
Взаимности висеть на волоске
как долго, если храм любви топорен?!
Сраженья за плечами, дух – с напором...
...Гость, молод, но и мужеством наполнен,
ещё недавно бился кое-с-кем...
Кинжальный шрам у парня на виске
был свеж, но шкура в целом – без пробоин.
Мони'к коварна, гость едва ли слеп.
Обоим в паре ясно: дом не склеп,
путь в логово насмешек доброволен…
– …Мне ясно, кто товар, а кто купец.
Но ты, Мони'к, увёртлива, как сплетня! –
ища для сердца будущий рубец,
идти к Моник с любовью – козырь, стресс? –
Мегера! Ты во всём великолепна!
Так не сочти пик страсти за сырец! –
вступительная речь... зла, но хвалебна. –
Моник, ты не судья тем, кто сердец
в любви своей не прячет многолетно.
– Ты тоже в лиге дерзких? Лига вредно
влияет на тебя, иль ты – хитрец.
– Трясёшь меня, как будто я истец,
с повадками осла-олигофрена!
В нос тыча мне: «Зачем, Жан, вновь ты здесь»? –
меня же и пеняешь за рефрены.
Опять же повторю: в любви я – ферзь,
хоть с виду – слон. Мне тесен круг арены!
Слоны с рожденья таковы, я весь –
мишень для стрел Амура! В оперении!..
– Да ты во всём имеешь перевес
над прочими сердечниками! Кремни –
сердца у вас! Но твой с войны приезд –
хоть обрыдайся – мне не в радость! Скверный
твой путь искать любви – шаг из таверны!
– Рыдать мне над собою?! Нет. Поржу!
О, где ж ты, океан любви?! Есть омут!..
Я о тебе рассказывал пажу.
Сочувствуя мне, Пьер едва ль не стонет!
Тебя о снисхождении прошу,
но это всё занятие пустое.
Скорее уж турецкого пашу
смогу разговорить я о постое
в его гареме! Чувство мне шестое
подсказывает быть с тобой в раздоре.
– Но прежде и тебя я вопрошу:
не правда ли, что в чувственном просторе
похожа злая ревность на паршу?
– Я близок, не к тебе, увы! К упрёку!
Поэтому, Моник, тебя напряг.
Я до поры до времени добряк,
но стану зол, как чёрт! В добре нет проку! –
поклонник, метя в юную плутовку,
прибегнул к шутке. – Всех лишённый благ,
я – путник в диких каменных горах,
брожу с мешком надежд на изготовку –
с твоей душой скрестить их наскоряк
мечтаю, составляю разблюдовку
для блюд пикантных, а без них – голяк
в душе моей и в жизни. А без дров как?!
Мечта не греет – жалкая ветровка!
Моя мечта – мне враг? Взгляни-ка, враг,
как в петлю превращается верёвка!
Кошмарно превращать надежды в прах!
– Да самое и место им в горах!
Моей душе не стать для них кладовкой.
– Амурного для нас досуга крах
ужасней дружбы жажды с голодовкой.
– Ты станешь как провидец скоро докой, –
улыбкой затаенной в уголках
девичий рот не выглядел издёвкой. –
Зажми, Жан, по надежде в кулаках
и горы озадачь посильной днёвкой.
– На едкие напутствия щедра.
Тебе милей разлука? В вот накось!..
На совести твоей и проседь дня
и немощь ночи. Вне тебя мир – в тягость!
Избавиться, как прежде, как всегда,
впрямь хочешь, или в речи есть двоякость?!
Ужели на соперника тайком
способна променять меня в угодьях,
в которых мне с тобой запретен отдых?!
– Каким ты озабочен пустяком!
Тебе бы, Жан, подумать о походах,
а не о серенадах или одах!
– Заведомо грусти и тихо плачь.
Низложен будет мною подлый шельма,
соперник, выставь мне он счёт для мщенья! –
мужчина, очень молод и горяч,
за это не просил ещё прощенья
у дамы, что избрал для укрощенья:
Я в мире тонких чувств немного зряч
и верю, что добьюсь расположенья
к себе во всём для нашего сближенья.
Но ты хотя б отчасти обозначь
условие игры, где я незряч.
(продолжение в http://www.stihi.ru/2016/12/12/7955)