I. Страсть безответная любви запретной. 16 век

Сергей Разенков
 (Прованс конца 16-го века. Начало в http://www.stihi.ru/2017/02/12/2733)

...На страстный мир с пометкою «интимный»
глядеть бы в ночь, но… утро мудреней…
…С арены боевой и легитимной
(душевные издержки – в мир теней)
Жан, возмужав, вернулся в славе дней.
Душевно не ущербный, но активный,
герой себе    сюрприз    поднёс, верней,
запал Жан на кузину с креативной
задумкой разделить любовь лишь с ней.

Любовных норм иной герой-раскольник
знать не желает. Доля горемык!
Порой путей прямых или окольных
в любви искать героям – только миг,
хотя порою – вечность. Напрямик
средь вовсе незнакомых и знакомых,
средь родственно далёких и родных
как не найти себе сердец искомых?!
Раскольникам в любви грозит не промах...

Любовь отнюдь не спрашивает их
о рамках пресловутых норм, традиций.
Тогда с родными ближе породниться –
безумная мечта для молодых.

В бессчётный раз, не к раю и не к аду,
не глядя: интроверт иль экстраверт –
в делах любви созвав страстей плеяду,
Природа шлёт морали свой привет...

...С намёком на моральную преграду
понравившись двоюродному брату,
Мони'к вносила радость или вред?
Страданья отнести к какому ряду?

Любовь к кузине?! Истинный клеврет
запретной страсти, Жан обрёл отраду.
Сестру слегка подправил надфиль лет...
Кузину не видав два года кряду,
Жан, осознав двухлетнюю утрату,
что сердцу своему мог повелеть?!
Природа ей, подобно шелкопряду,
дала шёлк кожи и волос как плату
за то, чтоб к даме льнул любой валет.

Мони'к ли  – курс на вечную утрату?!
Жан так в неё влюбился до упаду,
что, с тенора срываясь на фальцет,
любовную пропеть мог серенаду,
а лесть пускал, где надо и не надо.
Сошлись в герое Бог и дьявол: свет
в Душе пролит на тёмный трафарет.
Жить на контрастах веры и желаний,
канонов и стремления к нирване?
Сказать, что Жан чудил, как выкрест? Нет,
он был объектом разных крышеваний.
Жан – баловень Природы и эстет
той вольной жизни, где дух выше званий.

Удушливо жить в городе: друзьями
сельчан не станут вонь и тусклый свет...
...В избытке приготовленный лангет
сбил уличную вонь, и  все пейзане,
приехавшие днём (речь не о Жане),
«спаслись»: «Жаркое – наш апологет»!

Жизнь в городе под вечер в холодке
активно оживала: горожане,
толкаясь, как каштаны на лотке,
(поджарившись уже) воображали,
что жизнь прекрасна в шумном городке.
Высокий кавалер, лихой, поджарый,
внушительным неукротимым шаром
катился сквозь толпу со взором шалым.

Толчок неслабый в бок, поодаль перл
привычного ругательства от сброда...
С отсутствующим видом Жан терпел
издержки давки уличного рода.
Жан с виду не потомок хлебороба,
а пёс войны (как скажем мы теперь).
Взор – в небеса, под туфлями – Европа...

– ...Я точно нынче за'пил бы, да Пьер
     припрятал всё вино. Следит он в оба! –
красавчик, по манерам кондотьер,
бубнил себе под нос. – Меч мне под рёбра
    и то не так бы больно, как теперь…
    Моя Мони'к не то чтоб из мегер,
    но даже б шут её слов не одобрил.
    Есть где-то на востоке зме'и кобры –
     злым девушкам приводят их в пример, –

мечтательностью взгляда кавалер
ничуть не    уступал    той, с кем    знаком    был,
но чьи желанья – тьма и катакомбы! –
    Набрался я дурных слегка манер,
    покуда воевал, ища в ад дверь.
    Моник со мной проехать там     верхом     бы,
    где каждый – поневоле изувер!
    Но чёрт с ней, с той войной! Чуть не прохлопал
    я с ней свою любовь! Любовь до гроба!

    Мечтами о любимой выстлан путь
    до ярких звёзд, быть может, даже Млечный...
    По щедрости любовной быстрым будь
    и сладостно приснятся о    Земле    сны,
    о девушке земной, чьи ласки лестны,
    чей тёплый взор – бесценный атрибут...
    ...Моник, мои страданья бесполезны...

    ...Черты земные. И на глаз телесны.
    Но глазом не объять твоих приблуд,
    твоих соблазнов – вечно интересны
    они мне будут, но… Сизифов труд –
    искать твоей взаимности и пресной,
    хотя бы пресной, участи безгрешной:
    собою нарушать мне твой уют!..

    ...Она сказала: у меня глаз вепря,
    что я рождён брать женщин на убой...
     Хочу принять на время образ ветра
     и с ней соприкасаться в миг любой, –
уйдя в любовно-чувственный запой
и близок к состоянию аффекта,
герой разговорился сам с собой. –
    Мои мечты спешат наперебой
    со лба слизнуть пылинки, а уж с век-то!..
    Ведь ею всяк любуется с рассвета,
    такою не прыщавой, не рябой!
    Но ей отрады, что с меня, что с ветра...
    А ты в дому ли, на войне ли, пой,
    стони о     том     негласно, беззаветно,
    что к ней нутром стремишься, как слепой!
    Клубочек путевой её жди тщетно.
    Но у тебя не на руках ли твой?! 

    Окрашиваю речи к ней на редкость
    в прозрачные, как чистый лёд, тона.
    Безжалостны отточенность и едкость
    насмешек, что в мой адрес шлёт она!
    Ужели страсть придёт однажды в ветхость,
     а мне взаимность даст лишь сатана?! –

влюблённый вкупе с мысленным задором
решил отпор дать собственной тоске. –
    В бою прослыл я древним богом Тором.
    Неотвратимей молнии в броске
    теперь свою любовь пошлю я взором!
    Любви я не постиг бы в доле с кем?

    С моей Мон'ик не стану крохобором!
    С Мони'к бы, проскакав на пару полем,
    уединиться где-нибудь в леске!
    Иль просто пообщаться налегке
    за ужином, а ужин я    любой    ем...

     Глядишь, не миновать моих ласк ей!..
Поход остался в прошлом. Им не болен,
дух воина к любовным шёл опорам.
Взаимности висеть на волоске
как долго, если храм любви топорен?!

Сраженья за плечами, дух – с напором...
...Гость, молод, но и мужеством наполнен,
ещё недавно бился кое-с-кем...
Кинжальный шрам у парня на виске
был свеж, но шкура в  целом – без пробоин.
Мони'к коварна,  гость едва ли слеп.
Обоим в паре ясно: дом не склеп,
путь в логово насмешек доброволен,
но... терпит пораженье дерзкий воин…

– …Мне ясно, кто товар, а кто купец.
    Но ты, Мони'к, увёртлива, как сплетня! –
ища для сердца  будущий рубец,
идти к Моник с любовью – козырь, стресс? –
    Мегера! Ты во всём великолепна!
    Так не сочти пик страсти за сырец! –
вступительная речь... зла, но хвалебна. –
    Моник, ты не судья тем, кто сердец
    в любви своей не прячет многолетно.
– Ты тоже в лиге дерзких? Лига вредно
    влияет на тебя, иль ты – хитрец.
– Трясёшь меня, как будто я истец,
    с повадками осла-олигофрена!

    В нос тыча мне: «Зачем, Жан, вновь ты здесь»? –
    меня же и пеняешь за рефрены.
    Опять же повторю: в любви я – ферзь,
    хоть с виду – слон. Мне тесен круг арены!
    Слоны с рожденья таковы, я весь –
    мишень для стрел Амура! В оперении!..
– Да ты во     всём     имеешь перевес
над прочими сердечниками! Кремни –
сердца у вас! Но твой с войны приезд –
хоть обрыдайся – мне не в радость! Скверный
твой путь искать любви – шаг из таверны!

– Рыдать мне над собою?! Нет. Поржу!
   О, где ж ты, океан любви?! Есть омут!..
   Я о тебе рассказывал пажу.
   Сочувствуя     мне, Пьер едва ль не стонет!
   Тебя о снисхождении прошу,
   но это всё занятие пустое.
   Скорее уж турецкого пашу
   смогу разговорить я о постое
   в его гареме! Чувство мне шестое
   подсказывает быть с тобой в раздоре.
– Но прежде и тебя я вопрошу:
   не правда ли, что в чувственном просторе
   похожа злая ревность на паршу?

– Я близок, не к     тебе,     увы! К упрёку!
   Поэтому, Моник, тебя напряг.
   Я до поры до времени добряк,
    но стану зол, как чёрт! В добре нет проку! –
поклонник, метя в юную плутовку,
прибегнул к шутке. – Всех лишённый благ,
   я – путник в диких каменных горах,
   брожу с мешком надежд на изготовку –
   с твоей душой скрестить их наскоряк
   мечтаю, составляю разблюдовку
   для блюд пикантных, а без них – голяк
   в душе моей и в жизни. А без     дров     как?!
   Мечта не греет – жалкая ветровка!

   Моя мечта – мне враг? Взгляни-ка, враг,
   как в петлю превращается верёвка!
    Кошмарно превращать надежды в прах!
– Да самое и место им в горах!
    Моей душе не стать для них кладовкой.
– Амурного для нас досуга крах
    ужасней дружбы Жажды с Голодовкой.
– Ты станешь как провидец скоро докой, –
улыбкой затаенной в уголках
девичий рот не выглядел издёвкой. –
   Зажми, Жан, по надежде в кулаках
   и горы озадачь посильной днёвкой.

– На едкие напутствия щедра.
   Тебе милей разлука? А вот накось!..
   На совести твоей и проседь дня
   и немощь ночи. Вне тебя мир – в тягость!
   Избавиться, как прежде, как всегда,
   впрямь хочешь, или в речи есть двоякость?!
   Ужели на соперника тайком
   способна променять меня в угодьях,
    в которых мне с тобой запретен отдых?!
– Каким ты озабочен пустяком!
    Тебе бы, Жан, подумать о походах,
    а не о серенадах или одах!

– Заведомо грусти и тихо плачь.
    Низложен будет мною подлый шельма,
    соперник, выставь мне он счёт для мщенья! –
мужчина, очень молод и горяч,
за это не просил ещё прощенья
у дамы, что  избрал для укрощенья. –
    Я в мире тонких чувств немного зряч
    и верю, что добьюсь расположенья
    к себе во всём для нашего сближенья.
    Но ты хотя б отчасти обозначь
    условие игры, где я незряч.

       (продолжение в http://www.stihi.ru/2016/12/12/7955)