http://www.stihi.ru/2017/06/28/3161
УДАР КОПЫТОМ
Одновременно со стихами я немало внимания уделял и иным литературным жанрам, в первую очередь, приключенческой и фантастической прозе.
В семнадцать лет, учась на первом курсе политеха, я примерно за неделю накатал фантастическую повесть, которая заняла целую «общую» тетрадку, первоначально предназначенную для конспектов лекций, на которых я вместо тех самых конспектов и писал, преимущественно, эту самую повесть; тетрадки не хватило, и окончание последней главы пришлось дописывать прямо на внутренней стороне обложки.
В конце осени я познакомился с Наташей Майбаум, жившей на четыре этажа выше меня в нашем общежитии и учившейся на четыре же курса старше и, быстро проникшись к ней величайшим доверием, дал прочитать свой опус.
Наташа внимательно изучила моё творение, и тактично, но весьма жёстко раскритиковала его, а заодно и подсунутые «до кучи» несколько стишков, казавшихся мне самому бесподобными шедеврами и яркими образчиками раннего периода творчества будущего классика советской и мировой литературы.
Раскритиковала «по-взрослому», терпеливо разъясняя суть каждого из бесчисленных ляпов и пытаясь донести до моего неоперённого сознания общую картину полного провала первого столь масштабного эпического творения.
Что касается стихов, подробнейший «разбор полётов» не оставил ни от одного из них и камня на камне, превратив их в моих глазах в кучу словесного мусора, каковой они, по сути, и являлись.
Наташа не только была на целых четыре года старше, но и выросла в городской, по-настоящему интеллигентной семье, и уровень её интеллекта несравнимо превышал мою убогую планочку, до которой к 17-ти годам мне, сельскому мальчику, удалось слегка приподняться благодаря неистребимой тяге к чтению и вопреки упорным стараниям школьной учительницы литературы сделать из меня абсолютно необразованного в этой области человека. Справедливо признавая наташино бесспорное превосходство в этом отношении, я безоговорочно воспринял её критику и убедился в абсолютной никчемности своих жалких попыток.
Столь болезненный удар копытом Пегаса по морде изрядно отрезвил меня, и на многие вещи, касаемые творчества, я стал смотреть совершенно по-иному, медленно начиная осознавать масштабы той пропасти, которая отделяла мои беспомощные опусы от настоящей литературы.
Я стал писать гораздо осторожнее, тщательно взвешивая каждое слово и оценивая звучание каждой фразы, каждой строки. Однако опыта и знаний катастрофически не хватало, и ставшие намного более редкими творения не столь уж сильно отличались от всего, написанного ранее.
Правда, Наташина критика приобрела гораздо более сдержанный характер, и наряду с массой негативных моментов она обозначала теперь и удачные, хотя последние встречались, всё же, гораздо реже.
Всё же под «кураторством» этой мудрой и неизменно терпеливой девушки мне удалось кое-чему научиться, в том числе главному: смотреть на свои творения критически, разбив пресловутые розовые очки на тысячи бесцветных осколков.
Хотя вряд ли существовала какая-то прямая связь между слегка «подросшим» уровнем моего творчества и этим событием, но однажды, после очередного разбора моих новых творений, в котором позитива прозвучало гораздо больше, нежели во все предыдущие разы, Наташа, с которой до того момента нас связывали исключительно дружеские отношения, не дочитав всего лишь пары строк из очередного стишка, внезапно отбросила рукопись, сама потянулась ко мне, и через короткое время я неожиданно для себя самого получил, наконец, то, к чему стремился уже достаточно давно – с той самой поры, когда осознал, что у девочек имеются не только веснушки и косички с бантиками, но и другие, гораздо более привлекательные части тела…
Весной Наташа, досрочно защитив диплом, уехала в родной город, за восемьсот километров от Ярославля,
и я, оставшись не только без мудрого наставника, но и преданной Музы, на протяжении многих прошедших с того случая ночей питавшей моё вдохновение, постепенно снова начал халтурить, нередко забывая о Наташиных уроках или попросту махая рукой на многие недочёты своих новых, уже не столь частых творений.
Хотя такое положение дел меня вовсе не устраивало, стимула упорно работать над рукописями не было, как и читателей, способных хоть как-то оценить мои труды.
И к концу первого года учёбы, разочаровавшись не только в творчестве, но и в выборе ВУЗа, я, кое-как сдав вторую сессию, написал заявление об отчислении. И, увольняясь, нарочно «забыл» тетрадку со стихами и рассказами в тумбочке общаги.
А потом наступила пора, когда стало не до сочинительства.
За тот период жизни появились лишь несколько коротких стишков да пара-тройка небольших рассказиков, в остальном жажда творчества реализовывалась лишь в эпистолярном жанре, произведения в котором публиковались под «обложками» без марок.
http://www.stihi.ru/2017/06/28/3215