Из вечной памяти и льда...

Димитрий Кузнецов
       "Моя цель первая и основная: стереть большевизм
        и всё, что с ним связанно, с лица России".
                адмирал А.В.Колчак, 1919 год.

Из вечной памяти и льда
Времён, застывших во Вселенной,
"Гори–гори, моя звезда..."
Врывается волной мгновенной.

Далёкой музыки волна
Стремительна и холодна.

И вот из мёртвой темноты,
Живым огнём сверкая ало,
Выходят острые черты,
Знакомый облик Адмирала.

Глядит сквозь звёздное кольцо
Его суровое лицо.

И до сих пор нам не понять,
Как смог он там, у края Леты,
На плечи в скорбный час принять
Одну шестую часть планеты?!

Да жаль, что сила не нашлась,
Сломить антихристову власть...

Но от Невы до Харбина,
От полюсов и до Урала
Железной верности цена –
Триумф и гибель Адмирала.

И в наших душах навсегда:
"Гори–гори, моя звезда..."
 ________________
 * Иллюстрация –
    картина "Адмирал Колчак",
    автор – Филипп Москвитин.

"Меднолобый, гладковыбритый человек солидного возраста в светлой рубашке «от Версаче», в модном галстуке, заколотом золотой булавкой, глядел на меня оловянными глазами и орал: – А Колчак твой всю Сибирь американцам продал. Вот! А его любовница Тимирева двух своих детей бросила, тварь… А ты про них стишки пишешь!
– У Тимиревой один сын был, Володя, и она его не бросала, – вставил я своё слово в беспрерывный поток ругательств и обвинений.
– Бросила, двух детей бросила. А Сибирь они с Колчаком продали.
– А деньги пропили?
– А деньги украли и спрятали. Они весь Золотой запас украли.
– Ох, какая глупость…
– Это – факты. Я сам читал.
– Где вы такое читали? В какой–нибудь красной газетёнке?
– Не важно где. А только – гады они. Чего это Тимирева от мужа ушла? Любовь у неё? Не любовь это, а бл..дство.
– Всё. Я об этих людях в таком тоне говорить не желаю. Колчак сражался за Россию – великую, единую, неделимую. А то, что вы тут несёте – глупость и вранье.
– Да ты сам глупец, и пишешь ерунду сплошную. Белые, красные… Во всём ж..ды виноваты. Вот! Про них писать надо, про демократов пархатых, что страну развалили. Про любовь надо писать. Про природу. И про ж..дов. А ты всё с красными воюешь. Довоевался, блин…
– Ну, вот и поговорили. Пойду я.
– Иди, иди. Пока.

Массивная дверь закрылась, блеснув табличкой «Помощник уполномоченного по отношениям с субъектами Центрального региона», ворсистый ковёр сделал шаги неслышными, а длинный, узкий коридор показался на миг каким–то тоннелем, уводящим в глухую и тёмную неизвестность.

«Зачем я к нему пошёл? Знал ведь, что поругаемся. И книгу не надо было дарить. Так нет же – примите, Игнат Трофимович, с наилучшими пожеланиями… Тьфу. Думал, – прочитает, крыса большевицкая, то–то разозлится. Разозлился. Только мне от этого никакой радости».

Коридор кончился. Открылся широкий холл. Милиционер на посту охраны, разомлевший от долгого сидения, лениво оглядел выходящего и снова погрузился в дрёму. Вечерело.

На площади перед губернаторским дворцом ветер кружил первые жёлтые листья, впереди багрово темнели стены Гостиных рядов, а прямо по ходу – тыкал пальцем в небо лысый человечек, нелепо застывший на бронзовом постаменте. Человечек тоже был сделан из бронзы, но казался живым. И маленькое сморщенное лицо его светились в лучах заходящего солнца нешуточной злобой.

«А Колчак твой всю Сибирь амег'иканцам пг'одал, – послышался вдруг голос с характерной картавостью, – пг'одал, батенька, всю как есть, вместе с Камчаткой. Да–с! И мы его г'асстреляли за это. Ах–ха–ха–хо–хе–хе...». Смех был заливистым и противным до ужаса, притом каким–то железным, будто шуршала по кафельным плитам металлическая стружка.

Я поднял голову и ощутил на себе взгляд бронзового болвана. О, этот взгляд был вполне осмысленным, и даже – пронизанным сарказмом! Что за чертовщина… Примнится же такое. «Молчал бы, ты там, – ответил я мысленно, – сам–то немцам уж точно пол–России отрезал. Что глаза вылупил? Революционер хренов. Всех твоих подельников Сталин передушил. А чучело твоё в мавзолее киснет. Стоишь тут… Лучше б на металлолом тебя сдали, все польза была бы». Подумав так, я двинулся дальше, а в спину долго ещё летели гневные выкрики болвана: «Интеллигентская дг'янь… Лакей импег'иализма… Свинья не скажет того, что ты сказал…»

Сумерки над городом совсем сгустились. Огни реклам стали ярче, свет витрин – резче, и машины на улицах плыли, казалось, сплошным красно–жёлтым потоком… Я шёл, не глядя по сторонам, рассеянно извиняясь, если задевал кого–то. В лица не всматривался. Все прохожие были на одно лицо. И лицо это чем–то напоминало физиономию Игната Трофимовича Варёного, старого партийного лиса, борзописца и демагога..."

Это фрагмент моего давнего незаконченного рассказа
"Сцены из Колчаковских времён", – вряд ли он когда–либо будет закончен,
начало осталось. Текст можно прочитать в моём "Литературном дневнике",
пройдя по ссылке: http://www.stihi.ru/diary/cornett/2014-11-20