Начало:
http://www.stihi.ru/2018/11/04/8041
Предыдущее:
http://www.stihi.ru/2018/11/08/4447
ГЛАВА ПЯТАЯ
ВОЖАТЫЙ
"Будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов".
Александр Пушкин.
Надо ложбину найти, велел Витька. Анисья возразила бы или доподлинно вызнала надобность, только тон оказался чрезмерным, пришлось выполнить. Малый описал
подходящее, по его разумению, место, преглубое со всех сторон.
Выемка меж ровно расставленных кочек позволяет своевременно оценить преследователя. Как ценить в их случае? А кто б знал!
За сутки невероятной жизни Витька выучил правило: не домысливать вперёд, но пользоваться данностью. Холодное, колкое, сухое почувствовал, значит, имеешь.
Твоё внутрь проникло, чужое за кадром. Обрыв в полушаге, и между звёзд заботушка по поводу обрыва, потому что может не тебе достаться.
Философы мыслительный изыск как-то называют, да Витька забыл. Зато реальность усвоилась: Герой - не храбрец, не мудрец, не в кости игрец, а безысходник.
Только один шаг возможен, только одно решение! Иначе - погибель, и никому дела нет, сколь тебе лет, к чему в жизни готовился, кому надобен тот героизм.
Юнату и собачнику доводилось присутствовать при вызволении туристов городских и так называемых охотников. Зачем пёрлись, спроси ты! Во имя какого подвига!
Чаще всего неживые, реже - калеки, хорошо, если только обморожение! Правильно Андрей говорит: спят они вечным сном.
Витька выспался в могиле, под мостом возбодрствовал, поел колючих рыб, теперь отдохнуть пора. Усталью миг благодатен, страх, будто пуля, свернулся в комок,
Идти некуда. Что дальше?
Солнце до трети дуба не взвилось, а день вполне развёрнут: стелется по-над утречком медвяный дух, сыростью отдают исподы, звук простой, деревенский: Листва
шумит, птаха тоненько вызванивает, бластят * шавки все на одного. Ты ли добыча, большой вопрос. Не грызонули, не вцепились, и ладно пока.
Погоня приближается с заметной быстротой. Собака бежит вровень с лошадью, хоть выносливей на порядок. Коня своевременно покорми, пёс же идеей сыт: если
осознаёт цель, многим готов поступиться.
Далёкая от лесных затей, Анисья собак не любит. У Сомовых слеплена в одно оконце мазанка, именующаяся промысловой, где спокон хранили охотничий припас,
свежевали добычу, выделывали шкуры. Там же водили псов, и ни одна собака не смела ступить на хозяйственный двор.
Запрет безусловен, восходит к забытому дню, когда не в меру ретивый щен задавил кохинхинскую * курицу из приданого Анисьи. Василия тогда на свете не было,
а Витьке случай казался вынутым из неолита! За столько годов можно сто раз простить пёсью породу! Ан, нет! Прямо, как у Киплинга: "Запад - есть запад,
восток - есть восток".
Трудна жизнь, крестьянская - особенно, поэтому и свёкрушка Макей, и дедка Антон, и все мужики, сколь их ни велось в роду, покладничали домашним, хоть порядок
- крепче кремня.
От псины меньшая невестка избавилась навек. Одёжу эдакую сами стирали! Чего стоит та стирка, лишь бабам известно. Витька замечал, как Анисья или Таня в
тихую минуту подменяют на верёвках плачущие по жлуктам * портки, онучи, рубахи, глядел и кожей впитывал хроническое состояние: ближним угождать.
Обиды псам не было, корм выдавался правильно: лёгкий иль сытный, даже о добротности конур хозяйка напоминала вовремя, но знаться с собаками отказывалась.
И вот предстоит наверстать упущенное, обрести всё и сразу.
- Садись теперь, - приказал Витька, - будто им нет, не до тебя, будто отдыхаешь.
- То есть, как садись? Они же заживо сожрут! Палку бы, отбиться, или топор! Где он, а?
- Нельзя палку. Собаки обучены. Верная гибель. Это, знаешь ли, не дворняжки, даже не пастушеские псы и не охотничьи. Сторожевики! Так тебя отработают вдвоём-втроём!
Будешь довольна.
- Делать-то что!
- Сказал же, тихо сидеть. Дикий зверь неподвижного опасается, а псу главное, чтоб подчинились ему.
- Как подчинились? Боюсь я!
- Вот и хорошо. Только бойся молча, когда подойдут, не шуми. Они по сути ленивые, теперь устали. Сразу подчинишься, значит, не разозлишь.
- А потом?
- Ох, и много ж у тебя времени на потом! Давай, знаешь, как дедка делал: "Царю Небесный, Утешителю, Душе Истинный... Ага! Ну, что ты, маленькая, ну зачем
же!
Вот когда она заплакала первый раз! Действительно, слишком много времени на потом, слишком обидна эта последняя неудача. Витька сзади присел, за плечи
обнял, гладит уроненную в колени голову, пытается надеть платок... И как не потерялся в воде! Должно быть, мокрый узел под подбородком захряс.
Милая-милая, солнышком волосы пахнут! Но близко, ближе тихо вдруг, ладони вверх перед собой, и мокрые, с разгону, тычутся в них носы: один, второй, третий!!!
Свои подоспели! Вона как! Сомкнулась над головой, сгрудилась дружная стая, бьётся каждый пёс, норовит коснуться поднятой для приветствия руки. А с пригорка
выглядит, будто бы настигли, рвут!
Верен расчёт, и подтверждением команда, назад отзывающая. Услышали. Сели кругом. А эти, как бы, хозяева, железом клацают и дышат хуже собак.
- Вот воры! Твоя ошибка, Михель. Зачем Кранса головным поставил?
Озвучивает немец результат погони.
- Он первым взял след.
Отвечает, видимо, Михель.
- Ты уверен, что этот след?
- Других не было.
- Значит, будут. Надо вернуться к берегу.
- А если нет? Надо проверить. Встать! Встать, я вам говорю!
Сколько их? Собак шестеро, а вожатых? Два или три? Впрочем, какая разница.
- Вставай" - Шепнул Витька. - Так лучше.
- О!!! - Восторженно воскликнул Михель. - Это не воры, а потерпевшие! Смотрите! Парень весь в крови, с Брунгильдой тоже позабавились!
Почему в крови? Слюна собачья, допустим, а кровь откуда? Пиявки! совсем про них забыл. Ну да, конечно! В обрамлённом плетнями берегу жить очень уважают.
Сколько залезло в штаны и под рубаху до ворота? Кто б сосчитал! Укус мокрым не чувствителен. Анисья сразу отрясла, ему же оказалось, не досуг, оно - кстати.
Голова-то стукнутая, самый раз: не слабнешь, наоборот – очищаешься. Издревле пользовались, называется - гирудотерапия!
У пиявок так: насосутся, упадут, и полдня кровища стекает. Дурная, говорят, не настоящая, но красна, и много! Значит, возле дерева пятак кровавый? Лодку
легко отыскать. Проверяй теперь. А может, кровь явилась после? Одёжей промокнул? Бабка не заметила, или сам упустил.
Спрашивать - суету разводить. Наверняка, не всё сказано и услышано. Слишком труден каждый шаг, каждый вздох. Теперь, после того, как посидел, расслабившись,
стократ лихо. Одно утешение, темноты в глазах нету. Кстати, где топор?
- Посмотри, Цише, - изобразил изумление Михель, - руки пусты: ни мешка, ни сумки. Куда идут, зачем в безлюдном месте?
- Заблудились, должно быть, - пустился в объяснения Цише. - я так предполагаю. Ложный след у нас, случайный. Я обычно никогда не доверяю первому следу,
ищу второй.
- Понятно, - подбил итог третий немец. - Знаю мальчика. Из деревни. Их двор первым загорелся.
- Ракета! смотрите! След на той стороне! - Взвился кострами Цише. Я правильно говорил! Уходим! Оставьте их.
- Что значит, оставьте? - Возразил Михель. - Если Ступанки, то много видели. Живыми нельзя оставлять.
- Допросить надо. Мы не сможем, - резюмировал третий. - Гони к берегу, там разберёмся.
- Пустое занятие, Курт. Год будешь гнать. Допрос - тоже пустое. Русские глупцами прикидываются, привычка такая у них. Стукнуть, и пойдём. Что не нравится
тебе? Война, друг мой. Так принято. Я...
Анисья опасалась собачьей непредсказуемости, которая, как объясняли, происходит от её опасений. Но теперь до конца дней при упоминании слова "собака" будет
вставать видение!
Одновременно подброшенные в воздух неведомой силой, громадные чёрные псы подвое упали на людей сзади и справа так, чтобы мёртвой хваткой вцепиться в шею
и держать до особого распоряжения той самой силы, именуемой Виктор Васильевич. По его команде, а не из-за нервных воплей "шестёрка вороных" расположилась
удобным для нападения полукругом.
Витька отпустил ситуацию, не дослушав велеречивого Цише, потому что почувствовал, как Михель поднял ствол.
У немцев руки оружием заняты, глаза - зрелищем, и не ждали, что возможен беспрекословный приказ.
- Ты не столь звуком подавай, сколь сердцем, - учил дедка. - Много по свету людских языков, пёсий - один. В Азии, в Америке равно означает. "Апорт" * и
"ходи" двуногие для себя выдумали.
Словесная команда псу, будто коробочка, в которой указание спрятано, имя - тоже. Произнёс его и сам понимаешь, что к этой собаке обратился. Ей же посылается
иной сигнал, именем в твоей душе вызванный. Во, как сложно. Человека слово настраивает, собаку - человек.
Настроил, однако! Свершилось! Он, Витька Сомов - вожатый, властелин. Ладно. Полегли по уставу, а откатить? Если живы, второй захват может не состояться.
Только что это! "хлоп-хлоп-хлоп!" Будто кнутик подпаска? И голос толстый, как у яги!
- Ой, правильно ли? Я просто на каждый висок подставила!
- Чего подставила-то?
- Пистолетка у лысого с руки упала, я и разметила каждому. Верно ли, нет? Что теперь делать? Куды садиться!
Явление четвёртое: (те же и Молчалин). Куды! В сраные пруды, больше некуды! Витькины рыбы обеспокоились на пути к пупку, но решили подождать с движением
в ту и другую сторону.
- Разумно, - глотнул неустойчивость Витька. - Туда глядеть не след, и вот чего, бабка, старайся меня не огорчать. Видела, как они заступаются! А если серьёзно,
ракета летала. Ждут немцы знака от своих, и неизвестно, какой тот знак, какой там вожатый, право власти за кем.
- Мы, Витюшка, по другую сторону? Побежим от воды, может, не настигнут!
- Нет, бабка. Кругом, сколь понимаю, сплошняковые зыби. Водораздел влево склонился, южнее. Значит, на Гащилинской тропе очутились мы, и нельзя в деревню:
немцы скрозь, Ступанские, из охраны.
- Как же теперь?
- К хуторам следует. Меж трясин можно по твёрдому пройти, только глядеть надо глазами растительность, птиц и другое. Ты не сообразишь, я не увижу. Значит,
кроме речки, ходу нет.
- А энти, с ракетой?
- Сколь тут? Версты две напрямки? Болотца должны быть, подлесок корявый. Легко укрыться. Знаешь что, бабка, дело одно спробовать - самый бы раз.
- Ну, спробовай.
- Тишком двинусь, а ты приотстань, будто слабее всех.
- Зачем так-то?
- У нас - вроде собачьего колхоза, и я - председатель. За мной пойдут бригадиры - пара лучших, кто сумеет место занять. Они свой порядок устанавливать
начнут. Ты второй по силам быть не можешь - зубами не вышла!
- Нежности какие! Гляди ка! Сладится ли дело? Передом тебе двигаться трудненько, и я, всё-таки, человек!
- Упорядочат, позову, тогда станешь человеком. Пока же ты - самый слабый пёс. Сил у нас с тобой, бабка, и вправду с гулькин нос, разумом надо брать судьбину
за хребтину.
- Тут согласная, да. Многого про собак не знаю, ничего не знаю! Тебя ж Хванас хвалил, будто бы смыслишь.
Легко сказать, смыслишь! На первом шаге удача в ладонь плюнула - наживку словил. Те немцы, видимо, погонщиками были, не хозяева - так себе!
Выдали зверюганы кредит доверия, но по счетам положено платить. Стая ждёт от вожака добычи, от человека подачки. Где возьмёшь? И это не главное: довольно
в камышах выводков утиных, можно позволить охотиться. А второй шаг - куда выйти, кого повстречать!
Собрал силы Витька, повернул в нужную сторону так, чтобы солнце, на девятом часу поднявшееся, согревало край правого глаза.
"На восток под мосток,
Под гремучий водосток
Плывёт тело, посинело,
Всё толкает бережок!"
Вспомнилось "Яблочко" - бравада про смерть. Щекой погладил дерево, прилёг к тёплому стволу, губами коры коснулся. Немцы-то где? Чу! Автоматные очереди!
Перестрелка с кем, или друг дружку бьют?
Читал в книжке «ДОСААФ», на каком расстоянии выстрел из какого оружия как слышится. Проверить не довелось. Но всё-таки, рознятся места: по ракетнице -
рядом, по очереди - далековато группа. К тому же - надо ветер учитывать, влажность и прочь. А вдруг ещё одна? Ладно, вырастем - узнаем.
Дело свершилось так: пригнулся вожатый, ковыляющей походкой побрёл, словно плачет, руки к лицу поднял, ладони сложил... и откуда-то из небыли, из подсознательных
глубин вынул стон древний, как праматерь-земля, унылый, будто плач отлетающих душ. Тихий такой голос! И поддержкой мощная волна: ЫуЫуЫуЫуЫЙ-ЫуЫуЫуЫуЫй-ЫуЫуЫуЫуЫЙ!
Взошёл к облакам и распространился окрест заклик плывущих по травам зверей.
Кто слыхал волка зимней ночью, тот знает, о чём слово. Но и у знающего кровь пристынет к жилам, особенно, если ты - самый слабый пёс. Жаль стало Витьке
Анисью, а уж себя-то как жаль! Закончил песняка, прислушался!!! Ответ точненько в ноту, направление встык.
Ох, и плюются же местные волчицы: "Лето, братики! Живья валом, а вы туда же, про любовь!" Сходно с тем, как пьяные по деревне: Хазбулат удалой, бедна сакля
твоя!!! У них догуленность пучком, до Хазбулата, однако, тверёзый за версту обойдёт, хоть с одной бригады.
Верно волки говорят: собаке собачья смерть! Даже у людей подобное не принято, всё равно, как на покосе "Таню Белую спеть". *
Услышали собаки исконный призыв, откликнулись. Теперь ждать надо, чья возьмёт.
Скоро сказка сказывается, а покуда дело делается, можно плавсредство найти, да обувку обрести.
У лесовина главное при себе должно быть: пусть не топор, а в поясу ножик складной. Плотно уложен и не выпадет даже в струе воды!
Лоза правильная под руку попадает. Ну ка, нарезать и окорить! * Лычки * порядком сымаются, новые товарищи поймут: дескать, атаман промыслом занят.
Анисья плести умеет, зарабатывала на городских ярманках первые места. Самый раз придутся верзочки-каверзочки! * Витьке босиком бежать способно: стопы замест
глаз, ей - гроб-дорога, особенно с грузом!
Михель, колом ему русская земля, кругом прав: год до реки прошлёпаешь, если вообще ноги ни откажут. А нести как? Резина вес имеет, инструмент - тем более.
Волокушу надо соорудить, нарты летние, и каюром! *
До первого куста, коль головочка пуста!
Поводки, ошейники у всех, да упряжи не сладить. "Рак пятится назад, а щука тянет в воду". Нет, милый мой камрад, поищем лучше броду! Груз доволокут, и
на том спасибо.
- Топор делся куда?
Спросил Витька.
- А вот, не знаю. Сронили, я думала, да у немцев тоже нет. Они ведь по следу шли?
- Ладно, сейчас найдём. Чего проще: сунуть собаке ладонь и послать на поиски личных вещей.
Послал и чуть не грохнулся, ошеломлённый результатом: поиск топора и свайки увенчался успехом тотчас, остального - минут через пять. Метров на сто западнее
места, где лежали убитые прозвучал сигнальный лай.
- Что там, бабка?
- Дерево с мешком.
Другой бы заужахался и выспросил: как и перекак, у Витьки же слова остановились. Ничего себе, вожатый! Это даже не Мцыри *с прогулкой вокруг монастыря!
Часа полтора брели после дерева и очутились позади, значительно не доходя! А топор нашёлся у последней затеси, восточнее, ближе к реке.
Что там сказано? "Если кто? Ведёт кого? Не оба ли упадут в яму?" * Стыдобища несветимая! Как изгилялся, сколь врал! и всё затем, чтобы верх над бабкой
взять, так это выглядит, а по сути - ещё хуже! Надменный глупец, вот он кто!
Надо бы извиниться? Ну, нет! Лучше одному нести срам, не знамя, чай! "Молчи, дурак, умнее будешь!" Разбор маршрута неуместен и даже опасен. Сам огрёб -
пощади Анисьин рассудок. Пусть она думает, нарочно путал след, - лодку сохранить.
Прошлая беда будущую рожает, позабудущую умножает. Укорье - не взгорье, да воздымает горе. Вот куда предназначен дедкин пример про Царю Небесного! Главное
же, прикладное на каждый миг: "За всё благодарите".
Витька слыхал, будто бы первые три дня по смерти душа летает, где прежде жила, сквозь личное пространство. И видит, и радуется, и плачет о содеянном, только
бессильна изменить, покаяться - тоже. Время остановилось, предположить и загадать нельзя, потому что грядущее до сороковин не определено, да и отличается
от прошлого опыта.
Ему, для беззаботности мёртвому, теперь можно прикинуть варианты: вперёд-назад, только мало утешения.
Подобных Анисьи в его жизни встретится на пятнадцать копеек! Видишь ты! ни разу не ткнула носом в слепоту и по-свойски возражала, за человека, стало быть,
считает.
По благословению Кузьминской дубины Витька Сомов - совсем не человек, а "убогонький - в назидание даден". Так теперь все будут говорить, а ещё охать, будто
бы жалеть, чтобы себе счастливыми казаться, его бедой собственную гниловатость отирая.
Вспомнилось чувство при взгляде на эдаких-то, и захотелось повторить волчью песнь.
"Кабы крылушки, да кабы пёрушки,
Полетел бы я с родной сторонушки!!!"
Причинка-то проста! Бывало, влечёт слепецкое наитие какую-нибудь Фитису Баринову, плетётся она ковылюгами, подошвой стёжку шарит! Витька потупляет взор
со смиренным видом: -Здравствуйте, бабушка, - * а сам чувствует?
Радость, что он нормальный - раз. Брезгливость от трясущейся жизни - два. Почти животное любопытство - три. И главное - осознаёт: это "существо ползише"
вообще можно в расчёт не брать. Ну, конечно, вести себя уважительно следует, потому что из окон взирают глазатые и языкатые.
Абана, абана, дали нам кабана!!! Соплями не хырчи, довесок получи к прочим морокам, отовсюду являющимся. Например: что это? Вихрь, не воздушный, а другой!
Не удар, не звук, но лютая волна - тотчас снесёт! Шух! И рядом множество шорохов, топчущих лап, жарких дыханий.
- Прибыло подкрепление, - объяснила Анисья, - чёрные, шесть таких же, будто штампованы. Удвоился наш отряд.
Витька перекрестился. Слава Тебе, Господи, на задах оставили фрицевский эскорт!
"Теперь бы им лакомство - на нос по крохе, да охрану поставить".
"Какое лакомство? Охотничьим, слыхано, пазанку* дают?"
- Ну да. Сахару малёк, хлебца подсоленного... наградой за работу.
- То-то, я гляжу, у энтих у всех к поясу кисеты привязаны, а в них - ел бы сам, да деньги надо.
Раздавая комочки, искал Витька разницы в собаках: мокрые и сухие. Понятно! Не переплывали реку! Что же тогда? Откуда взялись? Всё правильно; две ракетницы
были, Анисье подумалось, что две; Выстрелы-то – вовсе далеки.
Появление псов непоняток не убавило, но задачу облегчило. Ошейники оказались на каждом, поводки у немцев - по два. Волокушка удалась: юркая, маленькая,
похожа на гнездо. Несущая площадка расположена довольно высоко и позволяет распределить нагрузку. Гнутые, перехваченные по диаметру дуг, жёрдочки успешно
скользят, чутко поворачиваются. Анисья правит, собаки тянут парами. Очередь устанавливает Витька.
Самому ему для поддержания дееспособности нужно совершать манёвры по тангажу и рысканию, корячиться, аки вошь на гребешке. Но всё-таки, легче стало, веселей.
Беглецам ко двору пришлась парочка немецких альпенштоков: * одному - путь исследовать, другой - опираться. Зачем они в экипировке, большой вопрос, но палок
этих оказалось тоже шесть.
«Раз-два! Раз-два!» - сводить следует дыхание с шагом, тогда и горе – не беда. Солдаты носок тянут, бурлаки - «Дубинушку», и всяк – под своё. А Витьке
что? Похоронный марш! Ну, нет. Пусть -врагам игра, хоть и надо их любить.
1. Бластить – (от «благовест») имитация колокольного звона.
2. Кохинхинская курица – порода, распространённая в юго-восточной Азии.
3. Неолит - или новокаменный век (10 — 3 тыс. лет назад).
4. Жлукто – кадка без дна для термической обработки одежды.
5. Апорт – принеси.
6. "Таня Белая" – Песня на Татьянин день.
7. Окорить – снять кору.
8. Лычки (уменьшительное множественное от «лыко») – тонкая кора.
9. Верзочки-каверзочки – ивовые однослойные лапти.
10. Каюр – погонщик нарт.
11. Мцыри – герой поэмы Лермонтова.
12. «Если слепой ведёт слепого» - Евангелие от Матфея, глава 15, стих 14.
13. Бабка, дедка - указание на родство (обязательно чьи-то).
14. Пазанка – заячья лапка.
15. По тангажу (вертикальная плоскость) и рысканию (горизонтальная плоскость).
16. Альпеншток – палка со стальным наконечником (элемент туристского снаряжения).
Продолжение:
http://www.stihi.ru/2018/11/14/254