ДЛЯ НЕНАВИДЯЩИХ И ЛЮБЯЩИХ. ДЛЯ ВСЕХ
Лонг прекрасен. Общее ощущение от лонга – чувство счастья; оттого, что все авторы обладают тем, что в поэзии ценится превыше всего: чувством невероятной наблюдательности (способностью выцепить в трехмерном мире и внутри себя вещи знаковые, безусловные, столь же смертные, сколь и вечные!) и талантом наиболее полного и искреннего высказывания (что же это за поэт такой, если он что-то важное, бесповоротное – или трепещуще-многовариантное – в закромах утаил...).
Поэзия – не фотография и не чертеж (а бывает и такая!), но собственное вИдение и перламутровая игра жизни. Жизни и смерти. Этот ход по грани, по лезвию между жизнью и смертью (с одинаковой горячей любовью – не страхом! – а может, и Божьим страхом – к обеим) – для меня, так думаю, был основным достоинством поэта при выборе стихов для финала.
ШОРТ-ЛИСТ
"Раскраски" Евгении Утро. Великолепное соотношение плоскости листа наивных раскрасок, монохромности (графичности) воздушного листа уходящей (и ушедшей) жизни, крепкое объятие мертвого детства и почти невозможной старости. Простой рассказ становится сначала печальной арт-хаусной короткометражкой, потом тихо шелестят реальные страницы, потом слышно, как стучат костяшки времени. Дверь, скрипнув, открывается, и в стих входит главный герой – время. Которое не вернуть.
ЕВГЕНИЯ УТРО «Раскраски»
http://www.stihi.ru/2019/01/10/6393 номинатор журнал «Тропы»
Новые соседи
за стеной
крики, плачи
будто это каждый цветок
на подоконнике
кричит от холодной
воды
Раньше
здесь жила бабка
но потом подскользнулась
сломала ногу
и не встала
умерла
говоря с телефоном
Главное
что ничем не помочь
Где-то на периферии смерти
стоит советский магнитофон
растут
денежные деревья
шубы
изъеденные молью
пыльные окна
все еще слышен
тяжелый кашель
Но поистине трогают
раскраски-антистресс
подаренные
то ли внуками
то ли так редко
заезжающими детьми
Стоит открыть страницу
а там
пчелки, травинки и бабочки
принявшие на себя
все страдания мира
Жители детских снов
пленники
взрослых фантазий
стойко берущие на себя
все кошмары
человечества
В детстве
когда я болела,
мне снилось
будто что-то огромное
приближается к комнате
мне казалось, что скоро
оно заполнит ее целиком
Как же страшно мне было
И все же
раскраскам
должно быть страшнее
Я думаю
о нависшем карандаше
и всех этих бабочках
пчелках травках
даже не знающих
жизнь к ним пришла
или смерть
................................
"Парад" Алексея Терениченко только притворяется реалистическим полотном. Реализм здесь – просто великолепная, живописная ширма для знобящего, пронзительного трагизма мира, летящего в войну и сквозь войну бытия. А глупый и радостный мир летит сквозь тебя навылет. Рейд, корабли, и снова смерть, гибель – здесь и сейчас игрушечная, как все парады и ученья, а повернуть незаметно – вдруг реальная, внезапная и военная, страшная, как эта девочка "с плетенкой тугих косичек", сидящая на усталой шее отца.
АЛЕКСЕЙ ТЕРЕНИЧЕНКО «Парад»
http://stihi.ru/2019/08/20/8935 номинатор журнал «Тропы»
Цепь курсантов в тёмном. Диковинные морячата:
только к ним подойдёшь – разом прыгают, как лягушки,
руки-ноги врозь, и проход закрывают грудью.
– Как попасть на пристань?
– Не можем знать!
– Я прошу прощенья,
где купить билеты?
– Не можем знать!
– Ну, бывайте, незнайки.
Отойду к ограде, смешаюсь с толпой воскресной.
Из-за спин немного увидишь – да и не надо.
Толчея и шум, стар и млад,
акации сыплют
нам на головы, плечи – свои большие стручки
(побурели, сухие: июль, но скоро и осень).
Через головы слабый ветер «паррряяяд!» доносит.
Стук прикладов на Графской лестнице, высверк сабель,
рубит марши, слепит глаза духовой оркестр.
Катерок с командующим на причал примчал.
Тащат трап в три ступеньки, обитый бархатом красным,
еле-еле успели к борту подать – напрасно:
адмирал уже прыгнул, спружинив молодцевато –
и наверх, к колоннам с андреевским.
А за ним
белый китель и человекошкаф в вечносером,
а за ними – в кремовом, с кортиками – офицеры,
да Потёмкин ряженый с Катей. Псевдоманеры
под напыщенный восемнадцатый.
Чёрный кот,
замыкая свиту,
морпех с позывным «Пантера»,
по ступенькам изящно вспрыгивает, идёт.
Львы Пеличчио в основании лестницы гордо
отвернулись от торжества и скривили морды,
и высматривают в тумане почти что фьорда
(по изрезанности) ушаковский невзрачный бот.
Всё орёт динамик с бульвара: «Спешите видеть!
Обнаружена лодка противника! Будут стрельбы!
П-15! «Термит»! Это…это…кусочек ада.
Настоящую мы увидим сейчас едва ли,
но давайте представим, поверьте, друзья – в реале
это море огня – нету шансов у супостата.
Вал огня с небес».
Шарик лопается у ребёнка.
Баритон ликует: «Ракета попала в цель!»
И смеются, смеются люди…
На плечах сидящей дочурке мужчина тихо:
«Посмотри немного ещё и слезай, Катюха,
у меня отдохнёт хоть шея».
Его принцесса
лет пяти – костюмчик, плетёнка тугих косичек –
оседлав отца,
смотрит в бинокль на рейд.
................................
"Трава" Дмитрия Шунина. Есть в лонг-листе целый ряд стихов, с виду камерных, а на деле симфоничных: этот симфонизм – природа. Природа становится одной гигантской мегаметафорой, она, ее составляющие – травы, деревья, звери (да и люди, понятно!) – символизируют переходы времен, арки событий, эта биологическая река течет неумолимо, а трава в стихотворении Шунина – аналог человека (человечества), она абсолютно антропоморфна, это нам вживую предъявлено в финале, и одновременно (да простят мне тайную тавтологию) она аналог времени. Трава, увеличенная до размеров времени...
ДМИТРИЙ ШУНИН «Трава»
http://www.stihi.ru/2011/07/19/2012 номинатор международный поэтический клуб «Рифма»
Ночь говорила о зиме льдам у причала.
Редела лиственная медь... Трава молчала.
Сны отрывались от луны и плыли, плыли.
И караси, и плавуны дремали в иле.
Перетекал холодный мрак в густое утро.
И колотилось сердце в такт желаньям смутным.
Играли дети на траве в лапту и кукол.
Траве хоть кол на голове,– трава ни звука.
Слагало время cквозь года сезоны в вечность,
Ломало птичьи города и человечьи.
И обрывало жизни нить, сносило крыши...
Трава умела говорить, но я не слышал...
................................
К таким же стихам, играющим в отсветы двух зеркал – зеркала "Природа" и зеркала "Человек", отнесем и стихотворение Дмитрия Мельникова "В краю охоты вечной...". Есть здесь пламенные и философские, космичные тарковские интонации. Но это и хорошо. Динамическое и интонационное продолжение тарковской поэтики не мешает стиху жить своей жизнью. Эта перекличка времен внезапно высвечивается импрессионистской ассоциацией даже с Пушкиным ("...печаль моя светла" – "...как мед печаль моя сладка", ассоциативный ряд лишь портит стоящий перед "медом" "жир", пришедший сюда уже из века Хлебникова, Владимира Державина и обэриутов).
ДМИТРИЙ МЕЛЬНИКОВ «В краю охоты вечной...»
http://www.stihi.ru/2019/08/18/3587 номинатор Термитник поэзии
В краю охоты вечной, где лосось,
надетый на протоку, как на ось,
столь нежен, что жевать его не надо,
Бог в мокасинах названого брата
по берегу отлогому идет
и рыбы на траву выходят сами,
не умирая, превращаясь в мед,
текущий у теней меж челюстями,
стекающий по спинке языка
в чувствилище, похожее на сердце,
как жир, как мед печаль моя сладка,
мои друзья, не знающие смерти,
по всей равнине разожгли костры,
и медленно – из дыма над травою
сгущаешься для поцелуя ты,
бессмертная и юная, как Хлоя.
................................
Юрий Глухов-Сентябрь, "буковки". "Хватит буковки складывать, надо жить". Для всех поэтов складывать буковки – это и есть жить; и неважно, сколько буковок в твоем языке, двенадцать, тридцать три или бессчетно. Все мы жители мечтаемого Зазеркалья, сиречь – Эдема, и Райский Сад для нас, для каждого – не просто легенда, красивая выдумка, а спасательный круг, единственное спасение в нашей вездесущей Бугульме от пошлости, ужаса и серости жизни. Серая пустота – почти синоним смерти (опять!). Но даже на безвыходно-безнадежную тему голос поэта упрямо выпевает: "Бугульма, Бугульма, Бугульма..." Таким образом, поэт торжествует, побеждает ужас: он и об ужасе свою свободную песню из глубины тьмы споет.
ЮРИЙ ГЛУХОВ-СЕНТЯБРЬ «буковки»
http://www.stihi.ru/2019/01/05/2164 квота ГР за редактирование отборочного тура
В языке туземцев острова Бугенвиль, ротокас, самый короткий алфавит – 12 букв
(передают 11 звуков).
Википедия
Бугульма – город в Республике Татарстан Российской Федерации... Является одним
из центров Южно-Татарстанской полицентрической агломерации.
Википедия
– Мой далекий несбыточный Бугенвиль –
Незнакомый уют белоснежных вилл,
Золотистый песок, серебристый свет.
Нет страданий, сомнений, и страха нет.
Нет болезней и горя, жестоких битв.
Круглый год урожай кабачков и тыкв.
Наполняет садки наливной тунец,
И находит подругу любой юнец.
Бугенвиллия сладко в садах цветет,
В запах кофе и специй вплетая мед.
Шелестит, шепчет повести старый бук,
Семенами рассыпав двенадцать букв.
Разлетаясь, они украшают мир –
В них пунцовый гранат и зеленый мирт,
Бирюзовое море, веселый смех,
Приглашение в гости для всех-всех-всех,
Ночью нега и радость, а днем покой...
Мой далекий несбыточный – он такой, –
Он вздохнул, холод скорой зимы вдохнул.
За стеклом, на карнизе прильнул к окну
Пёстрый голубь, взъерошенный старый друг,
И в глазах его плещется тот же юг,
Тот порыв, чтоб лететь из последних сил...
Но так мягко, так вкрадчиво моросит
Мелкий дождь по уснувшей седой траве,
Вымывает саднящее в голове –
Карамельно-тягучий осенний яд,
Бугульминского неба недобрый взгляд,
Застарелую горечь, тугую злость,
Что не вышло, не выпало, не сбылось –
Утешает, баюкает, не спешит:
– Не тушуйся, ты тоже не лыком шит.
Только умничать хватит, пора глупеть,
Обух-олух сильней, чем кривляка-плеть.
Ни к чему эти сказочки-миражи,
Хватит буковки складывать, надо жить...
Дождик лил, прекращался и снова лил,
Вымывая по капельке Бугенвиль,
Выпуская в оставшуюся листву
Золотую дрожащую синеву,
Яркость солнечных бликов; и вдруг сама
Засветилась красавица Бугульма.
Улыбнулся мечтательно человек –
Что-то новое гулькало в голове:
– Бугульма, Бугульма, Бугульма...
................................
Виктория Смагина, "чудище". Сталкиваются лбами сразу несколько мифологий. Античная – (Цербер, изображенный Тредиаковским, потом эта строчка была взята Радищевым для эпиграфа к знаменитому "Путешествию из Петербурга в Москву"), майя ("загадки майя"), египетская (статика высохших пирамид...), архаическая (речь заходит даже о петроглифах Енисея!); совершив круг почета, мифологичность выходит на заключительный круг, и он опять греческий – тут и Итака, упомянутая в качестве "неИтаки", и Пенелопа, и Одиссей... и весь этот развернутый веер времен меркнет перед одним простым чувством одиночества, когда лирическая героиня хочет обнять чудовище, стерегущее вход в Ад, уткнуться лицом в его шерсть "и заплакать". И веет "Аленьким цветочком" Аксакова – так все античные одиссеи выходят из тайной двери культуры на Русь и в русскую сказку. И одновременно – в современную поэзию.
СМАГИНА ВИКТОРИЯ «чудище»
http://stihi.ru/2019/08/05/2908 номинатор Евгений Овсянников
слышу, как небо взрыкивает в темноте
облачным чудищем — обло, стозевно, лаяй.
лапами трогает крыши на высоте.
техника троганья старше загадок майя,
каменной статики высохших пирамид
и петроглифики дикого енисея.
небо живое расцветки ночной пирит,
неприручённое, смотрит зрачком осенним.
что-то шепчу ему в рифму, дышу не в такт
и распускаю ловчую сеть созвездий.
быть пенелопой проклятых неИтак
очень почётно, больно и бесполезно.
след одиссеев выболел буквой «ять»
из алфавита, вот уж как эпос с гаком.
чудо-чудовище, дай мне себя обнять,
дай мне зарыться в шерсть твою и заплакать.
................................
Агува Дынкина, "Alter ego". Девочка Салли лежит на больничной койке. Девочка Ассоль бежит по берегу моря. Ассоль полна радости жизни. Новая версия: Ассоль не ждет никакого Грея, а он все равно плывет к ней по всем морям-океанам; явиться к девочке на алых парусах – все равно что исполнить закон. "Солнце взошло, и стреляет алыми бликами по воде. / Салли до самой макушки сползает под грубое одеяло, / прячась от запаха моря, где отроду не бывала, / Салли вообще никогда не была нигде". Финал окунает по макушку в воздух и пространство "Над пропастью во ржи" Сэлинджера. Но это русский Сэлинджер. Это страшная боль юности, детства, что болеет, плачет, страдает сильнее всего.
АГУВА ДЫНКИНА «Alter ego»
http://www.stihi.ru/2019/06/08/7398 отборочный тур (квота Филиппа Хаустова)
Салли не помнит дней, когда не жила в больнице,
может, она и спит, но ей никогда ничего не снится.
Салли просто лежит, безучастная, на спине.
Взглядом скользит по мягким стенам своей палаты,
силится вспомнить, в чём же она, окаянная, виновата,
смотрит, как тусклый свет лениво плывёт к стене.
Нет никакого желания утром вставать с постели,
в клети окна пейзаж «Грачи прилетели»,
это весна, вероятно. Как жаль, что кругом враги.
Салли себя зарывает в подушку, как будто в землю,
хочется громко кричать, но нельзя ей, враги не дремлют,
только Ассоль теребит изнутри и кричит: «Беги!»
Быстро бежит Ассоль, вдоль моря бежит босиком по гальке.
Берег прикрыт завесой из тонкой туманной кальки.
Волны вольны, и белые чайки что-то кричат вдали .
Море – и счастье её, и страсть, и эта любовь ответна,
там паруса разноцветные зябко дрожат от ветра –
это плывут за ней разномастные корабли.
Все паруса натянуты, флаги победно реют.
Ей хорошо, и она не ждёт никакого Грея,
только и он читал и знает, и верит её звезде.
Точно по курсу ведёт «Секрет», и парус, понятно, алый,
он ради этой сказочной встречи проплыл немало.
Солнце взошло, и стреляет алыми бликами по воде.
Салли до самой макушки сползает под грубое одеяло,
прячась от запаха моря, где отроду не бывала,
Салли вообще никогда не была нигде.
................................
Дмитрий Аникин, "Играя на струнах". Давид и Саул, но мы их не видим. Библия, но мы ее не читаем и цитат из нее не слышим. Мы увидим и услышим все сполна лишь в финале стиха. Взгляд Давида, его зрачки, что он не отводит от воина, держащего копье наперевес – потрясающе найденный лейтмотив! "Наконечник копья / не упускай из виду". Эти две строчки сами, внутри стиха, выглядят как навершие копья. "Музыка длится, / темная стынет кровь". Выходит так, музыка сильнее битв, боев, гибели, смерти, всеобщей и отдельной. Музыка перетягивает канат небытия. Она запросто делает его бытием. Об этом стих.
АНИКИН ДМИТРИЙ ВЛАДИМИРОВИЧ «Играя на струнах...»
http://www.stihi.ru/2019/07/19/4019 отборочный тур для резидентов
Играя на струнах,
будь осторожен,
не смотри на пальцы,
беглости их мешая,
не смотри на царя –
может принять за дерзость,
наконечник копья
не упускай из виду.
Не стой как вкопанный,
музыке лучше в такт
раскачивайся справа налево,
быстро
перемещайся по комнате,
избегая ее углов,
наконечник копья
не упускай из виду.
Песня твоя
лютую казнь мягчит,
старых обид
царю облегчает бремя.
Он владеет Израилем –
ты владеешь царем,
наконечник копья
не упускай из виду.
Музыка длится,
темная стынет кровь,
Будущих битв
решаются так победы.
Душу Саула
пересиливает Давид,
и ничего нельзя
изменить никаким железом.
................................
Ирина Рыпка, "Август похож на полотна Густава". С виду бытовая, нервным черным штрихом зарисовка. Даже не столько бытовая, сколько – узнаваемо-всехная, житейская. Многих детей бросали отцы. А потом где-то, вдали, умирали. И взрослые дети приезжали к отцам на похороны. К чужому человеку, хоть он и родной. Зарисовка, этюд, маленькая, в рифму, новелла превращается в макрометафору – в крупное, на все стихотворение растянутое обобщение, в вектор, что на глазах читателя меняет направление: вот он направлен только внутрь, вот воспоминание о том, как героиня ходила на пляж с подругой, а вот оптика перемещается, и люди сию минуту целуют покойника в лоб, и вдруг оказывается, что у героини есть брат. Один отец у двоих! Значит, она в этом мире не одинока. Смерть произошла, но рядом случилась и жизнь. Вектор кардинально поменял стрелку.
ИРИНА РЫПКА «Август похож на полотна Густава»
http://www.stihi.ru/2019/07/09/1098 номинатор Елена Ительсон
Когда время поджимает к августу,
я вспоминаю своего отца.
Август похож на полотна Густава,
а мой отец на мертвеца.
Он лежит красивый и молодой,
как будто не умирал.
Я сижу рядом с его вдовой,
у прохода стоит амбал.
Про таких говорят – накачанный,
их полно в жару на пляже.
Мы туда ходили с Качиной,
сверкали худыми ляжками.
Так ни с кем и не познакомились,
потому что, наверное, малолетки.
Качина приезжала из Гомеля
к бабке своей на лето.
Все подходят прощаться,
некоторые целуют в лоб.
А на мне словно панцирь,
обхожу осторожно гроб.
Первый раз я видела его давно,
второй раз – прошедшей зимой.
Оказывается, у него есть сынок –
маленький братец мой.
И теперь у нас двоих
быковатый отцовский взгляд.
Смутно помню лицо вдовы,
которая вскорости умерла.
................................
Майя Шварцман, "Своей кончины тишину". Жизнь и смерть, мотив все тот же. Возможно, у искусства и нет другого всемощного знака, которым можно было бы охватить всю ойкумену, весь окоем мироздания. Смертны звезды и планеты, смертно все живое, эта аксиома вроде бы не для искусства, а для букваря. Тем не менее самые великие и беспроигрышно пронзительные произведения в культуре – именно на эту тему. Стих Шварцман чуть варьирует музыку Мандельштама; может, он из ее любимых поэтов, это прорывается подсознательно. Поэзия вообще подсознательная штука. Здесь не столько Мандельштам, сколько интонации акмеистов и даже Ахматовой. Виной этому четырехстопный классический ямб или что иное? Сам взгляд на мир и вещи, на себя, музыка, излучающая таинственность? Но тайнопись прочитали. "...откроет для чужого взора / архивы твоего стыда, / глубины твоего позора". И Пушкина тут воспомним: "...И с отвращением читая жизнь мою, / Я трепещу и проклинаю..."
МАЙЯ ШВАРЦМАН «Своей кончины тишину...»
http://www.stihi.ru/2019/08/04/5855 номинатор международный поэтический клуб «Рифма»
Своей кончины тишину
ты осознаешь постепенно,
срастаясь с ней, скользя ко дну
беззвучной гаммой, по ступеням
которой не взойти назад,
не заблудившись средь развилок
воспоминания, чей взгляд,
доныне тянущий затылок,
неотвратим.
Из темноты
следя казнёнными глазами –
что разглядишь? что сможешь ты
догнать воздушными шагами?
Закрой глаза и позабудь
всю эту тайнопись, к которой
когда-нибудь и кто-нибудь
отмычкой вломится, и скорой
рукой без всякого труда
откроет для чужого взора
архивы твоего стыда,
глубины твоего позора.
Не заступайся им вослед.
Не унижайся многословно,
что нет вины твоей – ведь нет
и оправданья невиновным;
себя и жизнь свою во мгле
не обнаружь движеньем малым,
как будто вправду на земле
твоим дыханьем меньше стало.
................................
Алекс Шубин, "Покров". И в этом стихе опять, как и в ряде других подобных, – объятие природы и человека, времени и безвременья, животной, кровавой и слепой силы и простой нежной герани на окне. Снова быт и бытие. Рядом с нимбом лампы "в кромешном бараке" – опять трава, здесь она впрямую выступает как символ-знак вечности: "Наш век под пожарищем знамени – босая Христова трава". Попытка поставить на одну доску историю и человечий вдох-выдох, зверя и Бога, утраченное время (и его иллюзии!) и безусловную вечность, сигналящую огнями мироздания, все так же, как и века назад, повторяющую: "Здесь – любовь". Эта формула – для грамотных и неграмотных, для ненавидящих и любящих. Для всех.
АЛЕКС ШУБИН «Покров»
http://stihi.ru/2015/10/25/5476 квота ГР за ведение Гостиной в июне
О сроках, родная, не знаю я –
не вспять, и стоп-кран не сорвать.
Наш век под пожарищем знамени –
босая Христова трава:
расхристана ветром неистовым –
с поклоном уходит под снег,
разгладивший землю бугристую,
затверженную в кривизне.
Но память – дитя передряги,
припрячет истории рвань:
нимб лампы в кромешном бараке.
Гармонь. И в алмазах – герань.
И детский фонарь осознания –
сквозь ветхий чердачный кров
в ответ на огни мироздания
сигналящий: "Здесь – любовь".
................................
Спасибо тем, кто погостил в лонге!
С уважением – Елена Крюкова