Марина Цветаева. Любовный треугольник

Любовь Барсукова: литературный дневник

В октябре мы отмечаем день рождение МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ - удивительного поэта, поразительно тонко чувствующей женщины, прожившей сложную жизнь, любившей, страдавшей, потерявшейся во времени, потерявшей свою страну и так и не сумевшей найти своё место в новом государстве.


Стихи, написанные Мариной Ивановной на собственное рождение:
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.


Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.


Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.


Лето 1910 года стало переломным для 17-летней Марины Цветаевой. Гостя на даче в Коктебеле у Максимилиана Волошина, она познакомилась с Сергеем Эфроном, который впоследствии стал ее мужем. Роман Цветаевой и Эфрона развивался стремительно, и с отдыха в Крыму юная поэтесса вернулась совсем другим человеком. Куда-то исчезли непокорность и угловатость, на смену которым пришли женственность, плавность в движениях и грациозность. Ничто не предвещало, что столь глубокое чувство когда-нибудь сможет померкнуть, и Цветаева с Эфроном, будучи в браке, останутся просто хорошими друзьями. Ему она посвящала достаточно много стихов, среди которых и произведение «Мы с тобою лишь два отголоска…». Точная дата его создания неизвестна, но из контекста следует, что оно было написано между 1912 и 1920 годами, то есть, уже после замужества поэтессы.

Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.


Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.


Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора,
Только тайны утраченной жаль!


От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
М. Цветаева


Она тоскует не только по ушедшей любви, но и признается, что ей «жаль не слова, поверь, и не взора, — только тайны утраченной жаль!». Жизнь уже не кажется Цветаевой такой безоблачной и беззаботной, а будущее представляется лишенным всякого смысла и достаточно мрачным. Ведь тот лучик света, который дарил ей радость и душевное тепло, уже угас, и неизвестно, появится ли он когда-нибудь в судьбе поэтессы.


С.Э. («Я с вызовом ношу его кольцо…»)
Распечатать
Я с вызовом ношу его кольцо
— Да, в Вечности — жена, не на бумаге. —
Его чрезмерно узкое лицо —
Подобно шпаге.


Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.


Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями распахнутых бровей —
Две бездны.


В его лице я рыцарству верна.
— Всем вам, кто жил и умирал без страху. —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
Коктебель, 3 июня 1914


Бурной, шквальной натуре Цветаевой было всегда тесно в рамках мирного семейного счастья. Огонь, бушевавший в её груди, требовал всё новой пищи. Роковая «незнакомка с челом Бетховена» - как она называла в стихах Софию Парнок, нанесла сокрушительный удар по их «семейной лодке» с Сергеем Эфроном. В первый год их семейной жизни — она полюбила брата Сергея — Петра Эфрона, внешне напоминающего мужа и в то же время так непохожего на него.


Тонкие черты лица, большие глаза, производившие впечатление полузакрытых, высокий лоб, впалые щёки и чрезмерная худоба придавали его внешности романтическую завершённость.Впервые увидев его в Коктебеле, Цветаева была очарована.


И было сразу обаянье.
Склонился, королевски-прост. --
И было страшное сиянье
Двух темных звезд.


И их, огромные, прищуря,
Вы не узнали, нежный лик,
Какая здесь играла буря-
Еще за миг.


Я героически боролась.
-- Мы с Вами даже ели суп! --
Я помню заглушенный голос
И очерк губ.


И волосы, пушистей меха,
И -- самое родное в Вас! --
Прелестные морщинки смеха
У длинных глаз.


Цветаева посвятит Петру Эфрону 10 стихотворений. Она идеализирует его образ, превратив в романтического героя. Но в жизни всё оказалось иначе. Приехав в Москву в 1914 году, Марина увидела Петра тяжело больным, умирающим от чахотки. Он лежал в лечебнице, сёстры дежурили около него. Дни его были сочтены. И в душе Марины вспыхнули горячее сострадание и жалость, желание уберечь, защитить.


Из письма от 10 июля 1914 года: «Я ушла в 7 часов вечера, а сейчас 11 утра, — и всё думаю о Вас, всё повторяю Ваше нежное имя. (Пусть «Пётр» - камень, для меня Вы — Петенька!) Откуда эта нежность — не знаю, но знаю, куда — в вечность!
Слушайте, моя любовь легка. Вам не будет ни больно, ни скучно. Я вся целиком во всём, что люблю. Люблю одной любовью — всей собой — и берёзку, и вечер, и музыку, и Серёжу, и Вас. Я любовь узнаю по безысходной грусти, по захлёбывающемуся «ах!»
Вы — первый, кого я поцеловала после Серёжи. Бывали трогательные минуты дружбы, сочувствия, отъезда, когда поцелуй казался необходимым. Но что-то говорило: «Нет!» Вас я поцеловала, потому что не могла иначе. Всё говорило: «Да!»


Была такая тишина,
Как только в полдень и в июле.
Я помню: Вы лежали на
Плетёном стуле.


Ах, не оценят — мир так груб! —
Пленительную Вашу позу.
Я помню: Вы у самых губ
Держали розу.


Не подымая головы,
И тем подчёркивая скуку —
О, этот жест, которым Вы
Мне дали руку.


Великолепные глаза
Кто скажет — отчего — прищуря,
Вы знали — кто сейчас гроза
В моей лазури.


Цветаева, как всегда, не делала тайны из своей влюблённости. Именно тогда Сергей Эфрон и решает уйти на фронт — чтобы самоустраниться в этих драматических обстоятельствах, приносивших ему глубокие страдания. Но назревавшая драма скоро разрешилась: 28 июля 1914 года Пётр Эфрон скончался. Марина не может смириться с этой смертью. Она продолжает писать ему стихи, как будет потом писать на тот свет Рильке. Но это уже другая история...



Другие статьи в литературном дневнике: