А юности ничто не омрачает. АвтобиографияА юности ничто не омрачает… I Стояла поздняя весна, приближался июнь – моё любимое время года. Но в тот год мне было не до весны и не до мая, моего самого любимого месяца, с его утренними руладами лягушек, пением соловьёв и цветением яблонь, розовыми рассветами и золотыми закатами, запахами черёмухи и сирени, не до той удивительной поры, когда дни кажутся бесконечно прекрасными, напоёнными тем очарованием, с которым, как мне кажется, ничто на свете не сравнится…
А тем временем помощник прокурора города Павловский Посад Анатолий Иванович Милов возбудил уголовное дело «по факту избиения подростков в Крупинском СПТУ» и вызвал меня на допрос в качестве свидетеля. А в колонии уже готовились дать мне и Ивану Ивановичу Горюнову бой. Именно Геннадий Иннокентиевич Немчинов подкинул идею, которую Кудрат Мурсалович Небиев и все остальные воспитатели одобрили сразу: обвинить меня в антисоветской агитации и пропаганде. Письмо о моей «антисоветской деятельности», которое они сфабриковали и всем коллективом подписали, было направлено в Павлово-Посадский ГК КПСС и в районное отделение КГБ. Ивана Ивановича Горюнова обвинили в том, что он не справлялся со своими обязанностями воспитателя. В конце мая 1976 года к моему дому подъехал служебный «газик» директора училища и мне вручили повестку, в которой было сказано, что я вызываюсь на совместное заседание партийной, профсоюзной, комсомольской организации и общественности училища «по вопросу разбора ваших жалоб в Московское областное управление профессионально-технического образования». Вызвали таким же образом и Ивана Ивановича Горюнова. На «заседание» был приглашён инструктор ГК КПСС… И завертелось…
Клевета
Я тогда оправдаться не смог: Сухари на дорогу суши, Мне сказали, что я не у дел, Я стоял, учащенно дыша, -
Мой отец, который уже не мог смотреть спокойно на мои душевные муки, заявил мне: «Готовься. Завтра идём к первому секретарю ГК КПСС Виктору Григорьевичу Шалимову. Я буду рядом, но говорить будешь ты. Подумай о том, что ты скажешь». На следующий день мы вошли в кабинет Виктора Григорьевича Шалимова, который хорошо знал не только отца, но и нас, дворовых мальчишек, играющих на территории горкома партии в футбол или в хоккей, что он только приветствовал, и попадающих иногда случайно в его персональную чёрную «Волгу» то шайбой, то мячом. Дело об антисоветской агитации и пропаганде было закрыто горкомом партии. Я устроился на работу на завод «Экситон», работал оператором в цехе, а потом инженером. С мая 1977 года я стал воспитателем комнаты школьника жилого микрорайона завода «Экситон», в 1978 году создал детский спортивный клуб «Планета», которому в этом году исполняется 35 лет. Иногда я заменял директора клуба юных техников, если он отсутствовал или уходил в отпуск. Однажды я сидел в его кресле. Раздался телефонный звонок. Звонили из Ногинского суда, где слушалось уголовное дело об избиении подростков в Крупинском СПТУ воспитателем Макаровым и его соучастниками в этом преступлении. Три дня мы с Иваном Ивановичем Горюновым ездили на этот суд. Когда я первый раз вошёл в зал судебного заседания, главный судья меня спросила: «А Вас-то в чём обвинили?» «Как? – ответил я, - я же агент радиостанции «Свободная Европа». В зале раздался смех… Я не знал, что за эти три года помощник прокурора Анатолий Иванович Милов сделал всё возможное, чтобы этот суд состоялся. Он обратился в Московскую областную прокуратуру, и дело возобновили. Но уже не доверили вести его Павлово-Посадской прокуратуре. Поэтому судья была из Ногинска, прокурор - из Электростали, защита у подсудимых - из Москвы. Но два года работы на химических заводах – такой приговор огласили судьи – подсудимые получили.
Нет, те события не сделали меня озлоблённым: они отравили мне тот чудесный 1976 год. Но я не перестал быть романтиком. И продолжаю им оставаться до сих пор… В этом, наверное, главная трагедия всех поэтов… Или, наоборот, счастье? Олегу Григорьевичу Чухонцеву я тогда передал две общих тетради со своей первой повестью. Я рассказал в ней о судьбе тех мальчишек, своих воспитанников, которые находились в колонии в то время, когда я в ней работал. Ребята продолжали писать мне письма, где рассказывали о том, как сложилась их жизнь после СПТУ, писали мне письма и их родители. В 1976 году я и познакомился со своим будущим другом Юрой Таёнковым, о котором расскажу во второй главе своей небольшой повести… II В первой главе своей повести я рассказал о том, при каких обстоятельствах я познакомился с Юрой. Он был первым другом в моей «взрослой жизни». Были у меня и другие друзья в юности, но нам особенно дороги те, кто пронёс это святое чувство дружбы через десятилетия. Да простят меня женщины, но женщина никогда не могла бы стать для меня настоящим другом. Здесь я солидарен с Пушкиным, хотя в числе его друзей были и женщины. Были женщины и в числе моих друзей – та же Инна Георгиевна Баданина, с которой мы духовно общаемся и творим более тридцати лет. А кто-то ещё голословно утверждает, что не может быть дружбы у мужчины с женщиной! Почему бы и нет? Если их объединяет только творчество. По поводу любви, девушек и женщин мы поговорим в третьей главе этой повести, а сейчас мы вернёмся к началу нашего рассказа… В 2001 году Виктор Ситнов решил снять биографический фильм обо мне, включив в него мои стихи и романсы на мои стихи в исполнении Инны Баданиной. Дело в том, что в 2000 году (на рубеже тысячелетий, как иронически замечал сам Виктор), вышел мой второй лирический сборник «Избранное». Инна Георгиевна сразу положила на музыку 15 стихотворений. В конце июля – начале августа 2001 года Виктор Ситнов, Инна Баданина и ваш покорный слуга четыре дня посвятили этим съёмкам. Мы выезжали в самые живописные места: к нашим старинным храмам, бродили по старинным улочкам города, не раз ходили к берёзовой роще, ездили к сосновому бору… Стихи звучали на природе. Романсы – тоже. Фильм как будто получился… Его можно смотреть четыре часа (такова продолжительность фильма), но снят он был любительской видеокамерой, поэтому оформить и озвучить его профессионально не представлялось никакой возможности. Именно в это время и появился Юра Таёнков, который создал первый фильм с моим участием. Так началось наше сотворчество и чудотворство, которое продолжалось почти 12 лет… Наш первый фильм вышел осенью 2001 года. Второй – «Рождественские мотивы» - 31 января 2002 года, третий – «Пасхальные псалмы» - в апреле, а четвёртый - осенью того же года… Съёмки эти всегда проходили на природе. Мы могли часами бродить по сосновому бору, записывая на видеокамеру каждое стихотворение ещё и ещё раз. Мы забывали о времени и о себе… Юра обладал удивительной способностью – чувствовать красоту окружающего мира: нас обступали берёзы и сосны, рядом протекала река, по светло-голубому небу медленно проплывали облака… Именно тогда я понял, каким даром обладает мой друг: он очень тонко чувствовал поэзию, он знал, что лирика – это музыка души. В июне 2003 года вышел наш пятый фильм, в котором Юра продемонстрировал возможности своей новой видеокамеры. В фильме уже снимались и Александр Анатольевич Николаев, который исполнял «Лунную сонату», и Николай Каталов, исполняющий на гитаре «Аве Мария» Баха и свои авторские произведения, и та же Инна Георгиевна Баданина, которая под аккомпанемент гитары пела мои романсы в берёзовой роще… Порхали над красными маками мотыльки, лунный пейзаж сменяло розовое утро, а по цветам скользили солнечные блики… Юра очень тонко чувствовал и музыку, и живопись и слово, молитвенное, благодатное слово. Его фильмы обладают очень светлой аурой, они просветляют и очищают душу от всякой скверны, они одухотворены и прекрасны… В июле 2003 года, а это был юбилейный для меня год, Юра снял небольшой биографический фильм обо мне… А осенью 2003 года вышел мой третий лирический сборник «В начале было Слово», куда вошли стихи, специально написанные для тех пяти фильмов, которые были созданы за первые два года нашего сотворчества. В этом сборнике представлена моя избранная религиозная лирика. Поэзия, живопись и музыка разлиты в природе – необходимо только иметь дар видеть их. Юра обладал этим даром в совершенстве. У него была уникальная способность – чувствовать все сокровенные движения души, он мог запечатлеть их и через молитву привести человека к Богу… Какая-то особая благодать исходит от его фильмов: они согревают и успокаивают душу, дают человеку необычайную силу духа, уносят нас из времени в Вечность… *** Ах, Юра, мы опять творим, И я ценю твоё упорство: Пока с тобою - мы горим: Сотворчество и Чудотворство! Вдали Матфей и Иоанн, А в слове нет и тени фальши, Клубится утренний туман, А мы идём с тобою дальше. Наперекор шальным ветрам И вопреки лихой године, Войдём мы в православный храм И встанем там посередине. И вот алтарные врата Опять распахнуты пред нами: Всё начинается с листа С евангельскими именами. Ах, Юра, мы опять горим И я ценю твоё упорство: Пока с тобою - мы творим: Сотворчество и Чудотворство! В 2004 году мы с Юрой создали фильм «Святая родина моя», посвящённый 160-летию Павловского Посада. Мы подключили к созданию фильма много творческих людей и коллективов, священнослужителей, энтузиастов. В фильм вошли и мои стихи, и романсы на мои стихи. Три дня подряд мы выезжали к храмам нашего города и района… Съёмки проходили и в берёзовой роще и в сосновом бору, мы поднимались не раз на колокольню Воскресенского собора, откуда открывалась чудесная панорама нашего старинного города. Большой нашей удачей стал фильм 2006 года «Осенние мотивы»: в нём в моём исполнении звучала лирика прекрасного современного русского поэта Льва Болеславского, с которым мне посчастливилось однажды общаться, а романсы Инны Баданиной на мои стихи пели Маша Скобликова, Катя Павлова, Наташа Конкина. Эти девушки – ученицы Инны Георгиевны Баданиной – снимались и до этого в наших фильмах, а в 2007 году – в фильме «И всюду – Лик Распятого Христа», который был посвящён творчеству иеромонаха Романа. В 2008 году Юра создаёт один из своих лучших фильмов - «Я слышу, слышу родину свою», посвящённый 70-летию нашего земляка, выдающегося современного русского поэта Олега Чухонцева. Я помню, как за один съёмочный день мы прошли от дома Олега Чухонцева на улице Кирова до кладбища Покровско-Васильевского монастыря, где похоронены мать, отец и сестра поэта, и записали стихи Олега Чухонцева, посвящённые родному городу . Инна Георгиевна написала десять песен на стихи Олега Чухонцева: семь из них вошли в этот фильм и звучат в исполнении Маши Скобликовой, Кати Павловой, Володи Адамского и Оли Ким. Олег Григорьевич Чухонцев, посмотрев этот фильм, отозвался о нём так: «Очень тёплый и душевный фильм. И девочки чудесные. Наслаждался им. Хочу насладиться ещё раз». Комментарии, по-моему, излишни… Нашей последней работой с Юрой стал стал фильм «Привет вам, чудные мои воспоминания!», созданный в июле 2010 года. Приближалось 100-летие патриарха Пимена. В журнале «Подмосковный летописец» был опубликован мой очерк «Привет вам, чудные мои воспоминания!» о патриархе Пимене (Сергее Извекове). Я созвонился с архимандритом Дионисием (Шишигиным), который 16 лет был патриаршим книгодержцем и заканчивал свою большую монографию «Былое пролетает», с протоиереем о. Михаилом Яловым, настоятелем Богоявленского кафедрального собора в Ногинске, написал сценарий. Юра выехал на съёмки фильма в Ногинск. Мы ездили в Заозерье (Храм Рождества Христова в Заозерье Серёжа Извеков, будущий патриарх всея Руси, посещал со своими родными в детстве). Выезжали мы и в город Жуковский, где беседовали с прекрасным скульптором Иннокентием Комочкиным, создателем проекта памятника патриарху. Фильм в конце июля 2010 года вышел в эфир, а 29 августа у Богоявленского собора в Ногинске торжественно был открыт памятник патриарху Пимену. *** Я засыпаю, но во сне Три измеренья Бытия!.. Три ипостаси, ибо в Любви присутствует религиозное измерение жизни, духовная и душевная близость любящих и любимых и физиологический аспект: вот отсюда и рождается удивительная гармония. Оставим в покое Зигмунда Фрейда, он явно переусердствовал в своём представлении о любви как о сексуальном влечении, хотя в своих «Письмах к невесте» он предстаёт любящим, нежным и предельно искренним человеком, влюблённым и одухотворённым, не помышляющим о плоти. Виктор Франкл в «Смысле любви» ближе к истине, но, если, кто разгадал загадку этого Таинства - это Сёрен Кьеркегор. Он сам стал жертвой собственного эксперимента, пережил величайшую в своей жизни трагедию, имя которой – Регина Ольсен, но перевернул все наши представления о любви. Откройте его «Дневник обольстителя» и внимательно вчитайтесь в него. Или попытайтесь осмыслить его «Повторение. Опыт экспериментальной психологии» - и многое поймёте. Именно он сказал: «Отказаться от своей любви – самое ужасное предательство. Это вечная утрата, которая невосполнима ни во времени, ни в вечности». Любовь преображает наше духовное бытие, очищает его от всякой скверны, она просветляет душу человека, даёт ему жизненные силы. Я уж не говорю о девушке или женщине: они реализуют себя в любви, для них самое важное – любить и быть любимой… Любовь для них жизненная потребность. В одной лирической пьесе я признался: *** Светло тебе от слов моих? Любовь есть Таинство Двоих, - Я влюбился первый раз в 14 лет… Девочке, которая была моей Лаурой, Беатриче или Джульеттой, было 12… Я закончил восьмой класс средней школы, а она – пятый… *** Как прекрасен этот мир, посмотри! Ты не можешь не заметить — Как прекрасен этот мир, посмотри! Ты взглянула — и минуты Как прекрасен этот мир, посмотри! В исполнении ВИА «Весёлые ребята» она запомнилась мне навсегда… Горячо любящая меня бабушка, узнав о моём увлечении прелестной девочкой (оказывается Люда ходила в тот же самый детский садик, куда ходил и я, где заведующей была моя бабушка), намекнула мне, что она еврейка. А я тем временем нашёл фотографию в кабинете бабушки, на которой была и моя любимая девочка в возрасте шести лет, и ещё больше в неё влюбился! В июле 1968 года мне исполнилось 15… Через десять лет в лирической поэме «Юность» я признаюсь: Душистой липы сладкий мёд, Моя лирическая страсть, Июня ласковый рассвет, И очарованно юна, Следует признать, что в то время я был не только романтиком, но болезненно застенчивым юношей, стеснительным и робким, а целомудрие девушки (и это было всегда) только усиливало мою любовь к ней. Так было до 28 лет, до того дня, когда я встретил свою будущую жену и полюбил её во многом за то, что в её жизни до меня не было мужчин. Влюблённость была, а физической близости у неё никогда ни с кем не было… Но моя любовь всегда была безумием: во имя своей любимой я совершал сумасшедшие поступки, о чём ничуть не сожалею… Никто из нас не может представить своей жизни без любви. Марину Цветаеву однажды спросили, бывает ли счастливая любовь. «Если счастливая, - это не любовь», - резко парировала она. Видимо, её личный жизненный опыт подсказал ей именно этот ответ. Но я почему-то ей не верю. Не могу с ней согласиться. Знаю другое: Булат Шалвович Окуджава, с которым я имел честь общаться с мая 1974 года, в одной из своих песен признался: Красотки томный взор Не правда ли, друзья, «Женщину нужно любить издалека», - как-то иронически заметил Алексей Владимирович Баталов. Трудно сказать, какой смысл он вкладывал в эту фразу, а я, к сожалению, когда мы общались в 1986 году, забыл его об этом спросить… Но я любил девушек именно издалека, влюблялся постоянно, состояние влюблённости не покидает меня и сейчас: видимо, это свойственно всем поэтам. Увы! Возможно, я идеализирую… Не всем… Мы любим стихи Пушкина, его любовную лирику: одна «Мадонна» в которой он сравнил свою жену со святой, чего стоит! Или «Я вас любил: любовь еще, быть может»: * * * Я вас любил: любовь еще, быть может, А «Я помню чудное мгновенье» - его лирический шедевр? Или «Приметы»? Я ехал к вам: живые сны Я ехал прочь: иные сны... Мечтанью вечному в тиши Разве можно после этих строк поверить в то, что в личной жизни великий русский поэт часто отзывался о женщинах цинично и писал скабрезные стихи, в чём я его и упрекаю. А его фраза по поводу Натальи Николаевны: «Она у меня сто четырнадцатая»? Как всё это можно совместить? И его бешеную ревность к жене, которую, следует признать, не жаловали своей любовью Анна Ахматова и Марина Цветаева, считая её виновником трагической гибели великого поэта? Но виновником была отнюдь не она… «Пушкина убила не пуля Дантеса, а отсутствие воздуха», - утверждал Александр Блок. Последний год своей жизни Пушкин находился в состоянии жестокой депрессии и искал смерти. Об этом написано и сказано очень много: оставим же в покое Наталью Николаевну, мать его четверых детей… O, как убийственно мы любим, Давно ль, гордясь своей победой, Куда ланит девались розы, Ты помнишь ли, при вашей встрече, И что ж теперь? И где все это? Судьбы ужасным приговором Жизнь отреченья, жизнь страданья! И на земле ей дико стало, И что ж от долгого мученья О, как убийственно мы любим, Бесспорно, само состояние влюблённости является потребностью души поэта. Без великой трагической любви не может быть великого поэта. Вспомним хотя бы Петрарку, Данте, Шекспира и того же Тютчева. А Борис Пастернак? А Булат Окуджава?.. Опять созвездия в пути, Порой у вечности в долгу, Хочу, чтоб в пошлой суете Ведь я уверен: все равно Не оттого, что я забыл, Но я любил тебя. Я мог Пора признать, что жизнь прошла, Да, я любил тебя – и так А провинился я в одном – У каждого – своя стезя. Я знаю: сердцу твоему Я помню Царское Село, Я помню книги и стихи, Потом – разброд и кавардак, Мы не в уютном шалаше – Случайно перешли мы грань Всё скажет сердцу твоему 25.06.-14.05. 2003 г. *** Ни задыхаться, ни дышать, Твой мир, твой взгляд, твои шаги, Запечатлев тебя, хочу И жить, и верить, и дышать, Но что меня поразило тогда, в 2005 году, когда вышел этот сборник, так это слова моей любимой учительницы Розы Леонидовны Поберевской, которая любила меня, как сына. Ей в ту пору было 80 лет, но она была настоящим жизнелюбцем, очень тонко чувствовала поэзию. Увидев обложку моего пятого лирического сборника, она произнесла только одну фразу: «Поэту всегда кажется, что пред ним Святая Мария, а перед ним – Мария Магдалина!» Как показало время, она была права. В октябре 2006 года у моей мамы случился перелом шейки плеча, а через полтора месяца – микроинсульт… Я должен был неотлучно находиться при маме: ей было 83 года. Я думал только о том, как спасти её. И уже не мог приезжать к Оле. Она приезжала ко мне. В июне 2008 года мама перенесла тяжёлый ишемический инсульт. Я вытащил её, как потом говорили врачи, с того света, делая по семь (!) уколов в день. Она несколько дней не могла вставать с кровати, у неё развилась тяжёлая пневмония и отёк лёгкого… Я постоянно думал только о маме: не спал ночами… Врачи приговорили её к смерти. Сказали, что она уже больше не встанет и речь к ней не вернётся. Но я продолжал делать ей инъекции. И чудо произошло! Она заговорила, а потом встала с кровати и пошла. Ей было 85. Но мне пришлось попросить на работе изменить мой рабочий график. Я тогда работал редактором академического журнала. А в феврале 2009 года мою должность редактора сократили, и я стал безработным. Оле нужны были деньги, но я уже ничем не мог ей помочь. В мае 2009 года мы расстались навсегда. Я продолжал лечить маму, покупал ей дорогие лекарства, бегал по врачам и аптекам. Мне было уже не до себя. Я думал только о маме. Мне помогали родные и многие другие люди: и сотрудники Издательского Дома «Московия», где я проработал три года в журнальной редакции, и Сергей Михайлович Миронов, председатель Совета Федерации России, и мой друг - поэт Олег Григорьевич Чухонцев, с которым мы знакомы почти сорок лет… Они пришли на помощь в самое трудное для меня время и помогали мне материально: давали деньги на дорогие лекарства для мамы… Мне было не до любви. Но влюблённость не покидала меня. Я уже не верил женщинам, считал их циниками и прагматиками. Но случилось чудо, в которое я не мог поверить! В моём доме появилась Аня, которая была моложе меня на двадцать лет… Это случилось в октябре 2009 года… Она приехала из Москвы. Очаровательная девушка, божественно красивая, светлая, чистая, нежная, деликатная. Наверное, в первые дни мы не думали о том, что полюбим друг друга: в жизни Ани ещё не было мужчин… И Милосердия в ней было больше, чем Любви… Она привозила дорогие лекарства для мамы, мы часами общались, иногда бродили по городу, по полю, по роще. Она очень любила тишину. И уединение. Но в один прекрасный день она влюбилась в меня и перешла ту грань, которая отделяет чувство влюблённости от любви…. А я уже не мыслил своей жизни без неё: мне казалось, что именно эту девушку я искал всю свою жизнь… Впервые в жизни я решил обвенчаться… Но Аня почему-то не хотела этого. К тому времени вышел мой лирический сборник «Всё начинается с Любви», куда вошли новые стихи, посвящённые этой прекрасной девушке… Было там и такое стихотворение: *** Напрасно Бога не гневи: Хочу я выразить в Стихе Попробуй нас останови, Иногда она приезжала ко мне. Но в сентябре 2011 года мы расстались. Я чувствовал, что её мама не хочет, чтобы я был рядом с её дочкой, поэтому и удалялась из квартиры, как только я оказывался рядом с домом, где жила Аня. Мы расстались… Нелепо и странно… Аня ещё иногда отвечала на мои звонки, а потом перестала делать и это… Кто-то мне сказал, что она состоит в религиозной секте индуистов, но я отказываюсь в это верить до сих пор. В августе прошлого года я адресовал ей эти строки:
А я не спал. Сомненья, прочь! Теперь я слов не подберу. С тобою были мы близки, И рад тому или не рад, Ещё один удар весла - Всё это так или не так? Ты в свете лунной полосы Всё было нами решено, Но Августин и Кьеркегор, Иногда нам кажется: вот она, наша судьба! Стоит только протянуть руку! А любимый человек покидает нас. Я помню, что немного ревновал Аню. И она мне однажды сказала: «Не надо ничего придумывать». А в другой раз, пытаясь развеять все мои сомнения, повторила: «Вы во мне не сомневайтесь». Когда за два дня до смерти мамы я просил её не привозить кордиамин и кофеин, не мучить себя, потому что всё необходимое уже купил, она мне ответила: «Надо, Коленька, надо». Я люблю её по сей день, хотя, думаю, что она не испытывает ко мне никаких чувств. Как-то, когда я позвонил ей, она сказала, что её нет, что я превратил её в пепел. И внесла в чёрный список своего мобильника все мои телефонные номера… Сёрен Кьеркегор, который прекрасно знал женскую природу и утверждал, что высшее предназначение любой женщины – раствориться в любимом мужчине, писал: «…мужчина никогда не может быть так бессознательно жесток, как девушка. <…> Сколько, например, бессознательной жестокости в рассказах о девушках, которые безжалостно дают погибнуть своим женихам!» Я не понимал только одного. Почему она приняла от меня в подарок золотой крестик на цепочке и обручальное кольцо? И в то же время постоянно твердила, что мне нужна другая женщина, которая могла бы быть постоянно рядом со мной, хотя понимала, что я живу и дышу только ей одной? Почему в её голосе появились металлические нотки? На все эти вопросы я по сей день не нашёл ответа… Возможно, всему виной – её больная мама, которая нуждалась в помощи. Или всё-таки индуисты и религиозные секты тому причиной? Мы же живём в разных городах, но у неё до сих пор хранятся ключи от моей квартиры… *** Напрасно души нам твердят Попробуй нас останови, Где сквозь Безмолвие Тоски Так бесконечно - вновь и вновь, Я не раз потом вспоминал, как мы бродили по старым московским улочкам, как она в Царицыно опускала мне головку на коленки, а я гладил её волосы и целовал её нежные щёки и виски. И порою мне всё ещё слышится её нежный голос: «Вы во мне не сомневайтесь». Увидимся ли мы когда-нибудь?.. И какой будет наша встреча, Ангел Мой?.. IV Как больно писать о сокровенном! О христианской Любви и Милосердии. Этим живешь и дышишь. Покаяние? Исповедь? Жертвоприношение во искупление собственных грехов? И то, и другое, и третье… В сентябре 1972 года не стало моей бабушки Лидии Антоновны Кружковой. О её душевной щедрости и духовной красоте можно говорить бесконечно. А те три сентябрьских дня - самых трагических в моей судьбе – на всю жизнь остались в моей памяти… О её жизни можно слагать легенды. Надежда Константиновна Крупская, что само по себе удивительно, назначила ее директором Детского дома в посёлке Большие Дворы, когда Бабе Лиде – я всегда её так называл – было всего 16 лет! Многие её воспитанницы были старше… В 30-е годы она была директором школы, в 60-е – заведующей детским садом на улице Кирова, где ныне располагается филиал МГСУ. Её специальность – филолог – определила её духовное бытие. Она страстно любила Пушкина и Лермонтова. Её книги - это еще дореволюционные издания Жития святых, Шекспира, Гете, Тихона Задонского, Библия, подаренная ей Сергеем Извековым (будущим патриархом Всея Руси Пименом), стихи Ратгауза, Бальмонта, Игоря Северянина, лекции по западноевропейской культуре А.В.Луначарского – оставили неизгладимый след в моей памяти. Её комнатка в детском саду, иконостас, лампадки, хранящие тепло ее души, ее молитвы – всего этого я не смогу забыть. Ее рассказы о встречах с композитором Арамом Ильичом Хачатуряном, поэтом Самуилом Яковлевичем Маршаком, ее дружба с Николаем Викторовичем Менчинским, приехавшим в Павловский Посад из Ясной Поляны и работавшим в ту пору директором экспериментальной средней школы № 18, с Еленой Владимировной Черной – моей первой учительницей, которая любила меня, как сына… Двоюродный брат бабушки – Дмитрий Сергеевич Фадеев - был известным в городе врачом. Почему моё детство окрашено в розовые тона? Почему всегда я мысленно возвращаюсь туда, в 60-е? «Не мы, - сказал один философ, - во времени, а время в нас». (Олег Чухонцев). В Москве жили наши родные, друзья, знакомые. Москва 60-х! Лялин переулок, недалеко от улицы Чкалова (сейчас Земляной вал), улица Русаковская... Сюда мы всегда приезжали, чтобы на следующий день ехать в церковь к заутрене… Храм в Медведково. Литургия шла обычно долго – четыре часа. Мы, дети, всегда стояли у алтаря… Вот когда я причастился к Вере, Надежде, Любви! Как несчастен, должно быть, тот, кто не испытал духовной радости и душевной благодати. Еще в детстве я понял: «Человек оценивается по тому, что он сделал не для себя, а для других людей». Этому учил потом всю жизнь своих воспитанников… Припоминаю я с трудом А потом были молитвы, которые читала бабушка Лида, - «Отче наш», «Богородице, Дева, радуйся», и стихи «В минуту жизни трудную…» М.Ю.Лермонтова. Уже в детстве я обожал его стихи: «Утес» и «Горные вершины», «Воздушный корабль» и «Когда волнуется желтеющая нива». Не тогда ли я полюбил поэзию? Не в ту ли пору я начал мыслить образами? Ведь поэзия – это эмоциально-образное искусство. В моей бабе Лиде было то, что отличало её от всех остальных людей: чужую беду она всегда воспринимала как свою, она приходила на помощь в трудную минуту именно тем, кто больше всего в этом нуждался. Возможно, поэтому мои самые любимые детские праздники – Рождество Христово и Светлое Христово Воскресение. Я не помню, чтобы бабушка Лида сердилась на нас, своих внуков – а нас у неё было четверо! Я никогда не видел ее раздражённой и сердитой. Казалось, что святость и любовь всегда жили в ее сердце, в ее ранимой душе… Она научила меня жертвовать собой во имя других… Она никогда не унижалась перед теми, кто олицетворял собой власть. «И жестокая власть хочет внушить страх, но кого следует бояться, кроме одного Бога? И нежность влюбленного ищет ответной любви, - но нет ничего нежнее Твоего милосердия, и нет любви спасительнее, чем любовь к правде Твоей, которая прекраснее и светлее в мире» (Августин, «Исповедь»). Жизнь ведь тоже только миг, «Духовное общение- самое драгоценное в мире», - это я понял уже в детстве. Всё вокруг – суета, Почему так не хватает всем нам душевного тепла, духовной радости? Куда уносит нас круговорот событий? Почему у людей, от которых может остаться только «тире между двумя датами» (вспомните слова учителя истории Мельникова из фильма «Доживем до понедельника») такие высокие амбиции? «Много званых, но мало избранных»… К таким «избранным» я всегда относил мою бабушку Лидию Антоновну Кружкову, память о которой всегда будет жить в сердцах тех, кто знал ее и общался с ней…
© Copyright: Кружков Николай Николаевич, 2013.
Другие статьи в литературном дневнике:
|