Сплошные везения 2

Марат Аваз-Нурзеф
Утверждаю, что в виртуальном мире все три варианта имеют право на существование. Во всяком случае, в моем собственном размещении. Потому, что эссе выросло из стихотворно-эпистолярной новеллы "Ариадна", без которой оно потеряло бы свое лицо. Но раз "Ариадну" в эссе следует сохранить, то на вопрос: "А в каком виде сохранить?" – и появилось три ответа.
Mini-вариант [http://www.stihi.ru/2009/06/02/1081] – для тех, кого я назвал торопливым читателем: кто не любит читать стихи, так как в них смысл не всегда лежит на поверхности, а иногда его и вовсе нет; а также для тех, кому лень одолевать большие массивы стихов; словом, для торопливого читателя содержание стихотворной "Ариадны" переданы в простом, прозаическом изложении, а глава названа "Не сгину"; однако, там же и сказано, что "Ариадна" – гораздо ценнее.
Midi-вариант [данный] адресован самостоятельному читателю, подготовленному, любящему внимательное чтение, умеющему понимать стихотворное повествование: "Ариадна" дана в натуральном, стихотворном виде.
Maxi-вариант [http://www.stihi.ru/2009/06/06/181] – это сумма mini и midi, но не простая, а гибрид. Вторая глава опять называется "Не сгину", и в ней стихи из "Ариадны" перемежаются комментариями из mini-варианта с некоторыми изменениями и перестановками. Такой прием не отвращает от стихов даже торопливого читателя, притягивает к ним его внимание, помогает вникать в смысл. Этот прием благоприятен и подготовленному человеку. Потому maxi-вариант предназначен "для любого читателя".

Если мне предложили бы опубликовать в бумаге по моему выбору один из вариантов, то я предпочел бы именно maxi-версию.

                * * *

                (миди-вариант, самостоятельному читателю)
                Моим юбилярам посвящается...

                Люди, производящие продукцию для ума и души: литераторы, композиторы, художники, философы и другие, – не могут не задумываться о судьбе своих творений во времени. У остальных людей таких проблем нет, и они, впрочем, как и творцы, в вопросах загробной жизни, рано или поздно, начинают уповать на Бога. Или Чёрта. Или другие довольствия. И, как говорится, возможны варианты.

                В десятилетия диктатуры КПСС в державе было много начальников из потусторонней братии. Самый главный из них, успевший дать бесценные указания буквально обо всём, в том числе и литературе, – Ленин. Выше него не ставился даже действующий генсек – глава государства и Верховный командующий.



                "И ВНОВЬ ИЮНЬ…"

       "И вновь июнь, начало лета".[1] Ныне – юбилейное: Пушкину – 210. А значит, круглая дата и у Нигоры: между ними, родившимися под созвездием "Близнецов", – ровно полуторавековая дистанция.
       Пушкину повезло: родился вовремя. Появись "наше всё" на свет в советскую эпоху, моим ровесником, то и он не стал бы прислуживаться. Не заделался бы холопом. Не сдал бы "души прекрасные порывы" в гарем коммунистического гелиогабала. Но был бы занят тем же, чем жили поколения – моё, предыдущие, последующие, – а именно: выживанием. Пушкин, будучи молодым человеком, мелким чиновником в канцелярии наместника Воронцова, ссыльным, оскорбился до глубины души и на всю оставшуюся жизнь одноразовым намерением графа послать и его на борьбу с саранчой. Нам же – среди нас, безусловно, были и есть прирожденные поэты, с высоким сердцем и душою утонченной! – приходилось и приходится заниматься больше не творчеством, но "саранчой". И не раз, не два, а изо дня в день, десятилетиями, всю жизнь...
       Пушкину повезло и с коммунистами: не позволяя никому из здравствующих развивать свой литературный талант естественным образом, по-настоящему, именно они, властей предержащие, фетишизировали гения, давно отошедшего в мир иной. Советы превратили Поэта в идола для поклонения, назначили родоначальником многонациональной советской литературы социалистического реализма, отодвинув остальных на второй и третий планы, а иных – и вовсе задвинув в небытие: нет человека – нет проблем. Пирамида египетских фараонов была в СССР всеобщим образом: мыслей, действий, ценностей, жизни, управления. Одна, утвержденная в ЦК вершина в той или иной сфере-пирамиде, – это удобно, экономично, по-советски, по-ленински. Хотя фраза: "Пушкин – это наше всё", – принадлежит Аполлону Григорьеву (1822-1864), младшему современнику Поэта, литературному критику и стихотворцу. Это еще раз подтверждает вынашиваемую мной мысль – и не только мной: корни ленинизма уходят в историю государства и либеральной мысли. Альтернативы ему были, однако большевики, дорвавшись до власти, не стали миндальничать, но каленым железом выжигали любое инакомыслие и инакочувствие.
       С конца 80-х годов коммунисты начали перекрашиваться, переодеваться, затем – активно переименовываться. Нынче – многопартийность. Действуют и новые поколения. Однако, в пределах бывшего Союза Нерушимого от упрощений, опрощений, искажений и воровства не избавились (разве что в странах Прибалтики, быть может, не так, не знаю): слишком велика инерция, набранная за предыдущие десятилетия.
       А Пушкин теперь и вовсе превращен в знакового, культового, но истукана. Которому все должны выражать при случаях свой пиетет! Что и происходит! И вовсе необязательно читать. Да сейчас и некогда всем: от школьников до ученых, от спортсменов до чиновников, от политиков до массовиков-затейников. Опять-таки выгодно и удобно властям!..
       Но здравствующие интеллектуалы всех возрастов – не протеже-назначенцы, не озабоченные должностями, не узурпаторы, не яйцеголовые выдвиженцы, но настоящие мыслители, не потерявшие вопреки всему своих природных способностей и сделавшие себя сами, – понимают: Пушкин велик, но далеко не всё, что имеется в Гумусе Истинных Духовных Ценностей.
      
       Мне повезло с обоими: сначала я, наконец, встретился с Нигорой, а спустя несколько месяцев (тот год для них тоже был юбилейный!) – благодаря ей же, "единственной в моей жизни по-настоящему любимой Женщине",[2] – ко мне, до той поры неблизкому к стихам, а о рифмовке своего состояния и вовсе не помышлявшему, пришел Пушкин. И своей Светлой Поэзией Действительности спас меня. Не дал затонуть в Безбрежном Море Одиночества, посреди которого я оказался. И стал моим Учителем. Это я понимал уже и тогда, нередко просиживая у подножия возводимого в Ташкенте памятника Поэту, когда мучительно не мог решить дилемму: возвращаться ли в Москву, чтобы продолжить свои фотобиофизические исследования, или же бросить всё, чтобы вступить на путь писателя-прозаика.
       Видимо, была предопределена и моя встреча с дочерью царя Крита. Моменты свиданий с ней еще трепещут живо, и я не могу о них, в отличие от незабвенных, но поднявшихся в туманность андромеды встреч с Пушкиным и Нигорой, ограничиться несколькими фразами. Расскажу обстоятельно.
      
      
                АРИАДНА
      
       Был взволновавший меня отклик на мое произведение, особенно мне дорогое.
       Завязалась переписка, и на третьем же письме признание: "Я – Ваша..." Но вслед за ним сразу же всё стало непонятным: её насмешки по поводу моей доверчивости, долгое молчание, скрытность и таинственность на пустом месте. Со всеми вытекающими – я стал сомневаться во всём: имени её, снимке, возрасте. И даже подумывал, а человек ли она или робот. Поделился с ней своими мучениями. И связь оборвалась. Думал, навсегда. Но через три месяца – опять отклик на мое новое стихотворение и призыв: "Пишите".
       И вот, электронная связь, с позволения сказать, возобновилась.
      
      
      Письмо-1
      
       Если б Вы знали,
       как я был рад
       Вашему первому отклику!
       Если б Вы знали,
       как ликовал
       я от нагрянувшей близости!
       Как я томился,
       как ожидал
       Ваших коротких посланий!
       Если б Вы знали,
       сколько страдал
       я средь гнетущей безвестности!
       Как не хватало и не хватает
       мне дорогой Ариадны!..
      
      
      Ответ (через два дня)
      
       Что ж отступились так Вы легко,
       коли нужна я Вам очень?!
       Не беспокойтесь:
       я – не подросток.
       И не старуха.
       Да и не робот бездушный.
       Женщина я!
       Восхищенья достойная!
       Мыслями полнится
       ум мой, а сердце –
       чувств и тревог
       стороной не обходит...
      
       Знать, навидавшись в Сети
       разных глупостей,
       Вы поотвыкли
       от связей нормальных!
       И не давите!
       Темперамент умерьте
       безудержный свой!
       Не осыпайте вопросами!
       Всё сама и открою,
       коль возможным сочтётся...
      
      
      Письмо-2 (спустя два часа)
      
       Преданья: Ариадна –
       дочь Миноса (царь Крита),
       Тесей, клубок и тайна
       спасенья в лабиринтах.
      
       Сейчас – нить из резины,
       и тянут до Венеры:
       один конец – к дрезине,
       другой – привязан к нервам.
      
       Дрезину движет Слово,
       что манит взглядом Дама:
       не мужество, но горло
       сражает Минотавра.
      
       Богиня и Планета
       Тесею шлют призывы,
       а он, не взвидя света,
       поёт: "Не рвись, резина!"
      
       Рифмуются – случайно? –
       и горький вкус обмана,
       и сердца злая рана,
       и сладостность дурмана...
      
       И нервы в струны лютни
       должны тут обратиться,
       чтоб был мотив попутный
       осям, рессорам, спицам.
      
       Когда же до Венеры
       дойдёт нить Ариадны?
       Любовной атмосферы
       разверзнутся ль туманы?
      
       Дождётся ль Рыцарь чести
       быть Дамой награждённым?
       Иль марафонской песни
       венец – быть побеждённым?..
      
      
      Письмо-3 (через 2 дня, не дождавшись ответа)
      
       Роза туранская
       страждет вдали:
       хоть и без счастия,
       но не в пыли.
       Будет пусть радостно –
       я и шучу:
       сватались аисты
       к деве-грачу.
       Клюв, мол, понравился,
       сладок, как мёд.
       Мало им аистих –
       одурь берёт!
       Сватов всех с лестницы
       девы отец
       скинул и крестится:
       "Наглым – конец!"
      
      
      Ответ (через день, на письмо-2)
      
       Сколько иронии! Сколько сарказма!
       Так ли хотите добиться у Дамы
       расположения Вы, Дон Кихот?!
      
      
      Письмо-4 (спустя два часа)
      
       - Не претенциозный,
       в шутки ни ногой,
       кавалер серьёзный,
       с босой головой...
      
       - Голова не может
       босой быть ни в жизнь...
      
       - В смысле, без рогожи,
       шапки и простЫнь.
      
       - ПрОстынь! Сразу видно,
       нехристь, бусурман...
      
       - Ой ли! Всё ж обидно!
       Без "басур"! Но МАН!
      
       - Думаешь сарказмом
       крепость покорить?
      
       - Лучше ж, чем маразмом
       толоконным шить!
      
       - Молви ты про грёзы
       светлы при луне...
      
       - Грёзы при берёзах,
       дороги вы мне!
       При мимозах-розах
       радостны во сне!
       Но при лунных слёзах
       сладостны вдвойне!
      
       - Вот ведь можешь, коли
       двинешь чуть мозгой!..
      
       - Ох, как двину! То ли
       будет! Ой-ёй-ёй!..
      
      
      Ответ (спустя 3 часа)
      
       Вы всё шутите? Ну, дело!
       Продолжайте! Посмотрю!..
      
      
      Письмо-5 (спустя 4 часа)
      
       Замрите, визави: "Какая Женщина!" –
       Да и любого выше слова скользкого!
       Толстой нам дорог: Анна-свет Каренина
       Любовью истой одарила Вронского!..
      
       Вписала златом красным и Самойлову
       Татьяну в память нашу, и Василия,
       что Лановой... А Вы ж – с уздой духовною!
       Столетней давности! – Чем не Бастилия!
      
       Которая гноила мысль свободную... –
       Нечистая! И я туда ж! В политику! –
       Сложу я лучше из стихов симфонию:
       в ней будет код, доступный только мистику!
      
       Вот ключ: поэт шлёт в Небо воздыхания –
       "О, дай мне Еву, милую и нежную!.." –
       Ответ: "Сам сотвори в огне желания!" –
       Творений вечен смысл: любите Женщину!
      
      
      Ответ (спустя 3 часа)
      
       Не надоело ли паясничать, поэт?
       Оставьте!
       Как получу нормальное письмо,
       так обязательно отвечу.
      
      
      Размышления при бессоннице (ближайшей ночью)
      
       Но прежде много ведь писал!
       Нормальной прозой!
       Откровенно!
       Душою всей тянулся!
       И тщетно!
       И себе во вред!..
      
       Теперь она ослеплена как будто,
       и сочинение последнее моё
       кривляньем назвала.
       И не заметила: оно –
       весьма серьезное стихотворенье,
       вполне достойный факт литературы...
      
       Оборвалась резиновая нить...
       Душа, споткнувшись,
       конечно,
       со временем воспрянет вновь...
       Но неужели так и не возникнет
       желания
       концов оборванных связать?..
      
       Зато в стихи всё обратилось...
       Живу для них и ради них –
       и только!
       Существование другое,
       что состоит из личной жизни
       и трудовых потуг среди людей, –
       осталось в прошлом веке.
       А ныне – лишь в стихах,
       лишь в творчестве
       и смысл весь,
       и верная зацепка...
      
       Вот только жаль слегка
       (хотя давно смирился):
       в Сети читателей моих –
       совсем немного,
       а вне её –
       почти и вовсе нет...
      
       Лет пять назад
       себя я тешил утвержденьем,
       что есть поклонницы –
       пусть единицы! –
       которым дорог я и близок
       как творец.
       Сейчас же –
       неизвестность:
       ни откликов,
       ни критики,
       ни ругани,
       ни восклицаний поощрительных,
       ни писем...
      
       Конечно, каждый день
       десятка три читателей имею:
       мужчины, женщины и роботы.
       А виртуальный видеотеатр,
       где исполняю я свои произведенья
       (в репертуаре роликов – за сорок),
       удачно гастролирует по сайтам.
       Для автора, конечно же, бесплатно!
       Да и без ведома его:
       по уровню пиратства
       нам равных в мире нет.
       Спасибо и на том!..
       (Но москвичу Романову – поклон
       за размещение театра в Интернете,
       что невозможно для меня в Ташкенте:
       слон нужен для таких работ, а я –
       располагаю моськой лишь всего…
       Катта рахмат Вам, дружище Алексей!..)
      
       И воскресенье каждое
       еще 130 человек
       мою рассылку
       с одним произведеньем
       получают "на дом".
       И по уголкам планеты разным,
       людей, быть может, пару тысяч наберется,
       знаком которым
       Марат Аваз-Нурзеф...
      
       Коль творчество моё
       со мною вместе
       канет в тумане вечности –
       из непригодности дальнейшей! –
       то, значит, так и надо:
       ему и мне.
       Но если же творения мои,
       имея право жить и без меня,
       всё ж растворятся
       в равнодушии потомков,
       их лени бесхозяйственной
       и чванстве,
       когда, придавленный плитой могильной,
       я буду недвижим и нем, –
       то мне обидно будет...
      
       Хотя уж на моих глазах
       творцов десятки –
       не мне чета!
       меня значительней и выше! –
       в отказ иль небрежение попали.
       До иных времён?
       Иль навсегда?
      
       Какие технологии нужны,
       чтоб гумус сочинений всех творцов
       народов обозримых и эпох:
       художников, мыслителей, ученых, –
       питал всю флору знаний современных?..
      
       Подпитка почвенная, бесспорно,
       всегда имело место –
       с охватом доли малой
       почивших авторов,
       при том нередко теряя и достойных...
      
       Но в век компьютеров и нанотехнологий
       практически возможно
       не предавать забвенью ничего
       из Океана сочинений
       (за исключеньем откровенно слабых):
       базы данных,
       библиотеки тематические,
       Систематика творцов,
       текстов индексирование
       и поисковый сервис...
      
       Процесс уже идёт.
       Еще, быть может, узкоцелевой,
       скреплённый интересом меркантильным
       (лежащим НЕ в духовных сферах),
       пока стихийный больше,
       чем осознанный, глобальный, интегральный.
       Но абрисы тенденций
       вполне наметились...
      
       Мне всё-таки везёт:
       не сгину, кажется...
      
      
                СЕМЬ ДНЕЙ СПУСТЯ
      
       И вновь начало июня.
       До конца Учительство Пушкина было осознано мной лишь спустя три десятилетия[3] после моих тупиковых размышлений у подножия возводимого Поэту памятника, когда я, наконец, пришел к стихотворчеству.
       Но если всмотреться "вооруженным" глазом, то, кроме Пушкина, в почвенном гумусе, питающем только настоящее эссе, то можно разглядеть Гомера (критские образы), Данте (сочетание прозы и стихов), Шекспира (ритмизованная проза), Руссо (эпистолярный жанр), Герцена (художественная публицистика и автобиографичность), Уитмена (верлибр), Толстого (размышления героя наедине с собой), Бунина (отношение к Женщине), Руми и Хайяма (интеллектуальная лирика), Эзопа и Крылова (иносказания), Сервантеса (рыцарь и дама), Салтыкова-Щедрина (ирония)…
      
       Мне очень повезло с Интернетом, компьютерными и информационными технологиями: без них моё становление как русского литератора в условиях нового Узбекистана затянулось бы на неопределенное время. А может, и не успело бы состояться. И я, завершив свое физическое пребывание среди людей, пропал бы без вести.
      
       Мне повезло и с Ариадной: хоть и оборвалась вторично "резиновая" нить моих виртуальных отношений с "достойной восхищения женщиной", но каким-то необъяснимым, мистическим образом указала мне верное направление, которое привело к той самой бессонной ночи самоанализа. Без Ариадны я бы еще блуждал в лабиринтах сомнений. Она же, сама не ведая о том, помогла и моего минотавра – прессинга одиночества – одолеть. Возникшее предположение, появившаяся надежда переросли теперь в уверенность: не сгину! В сонме ячеек будущей Глобальной Библиотеки Знаний, построенной на цифровых или иных, более совершенных носителях информации, найдется место и той, в которой будут пребывать мои сочинения, готовые в любой момент к услугам любого пользователя. А значит, останутся навеки и имена людей, для меня самых главных – родителей и любимой жены: Аваз, Нурзефа, Нигора...
      
      
                "И СЛАВЕН БУДУ Я..."
      
       Сегодня быть пушкинистом – это значит в самом деле знать, понимать и любить произведения Поэта, а если писать и самому, то просто, ясно, образно и содержательно.
       И воплощать свои мысли и чувства не только в рифмах, но и прозаических работах.
       И бить тревогу по поводу переживаемой Русской Поэзией очередного периода разброда и подражательства.
       И звать авторов и читателей изучать труды таких серьёзных исследователей творчества Пушкина, как Дмитрий Благой.
       И делать всё возможное, чтобы нависшая в настоящее время угроза, а именно: Пушкин может стать непонятным немалой части уже ближайших поколений, – была предотвращена.
       И препятствовать замутнению и принижению "модернистами" родниковых пушкинских истоков, истинно русских, органичных для русского языка, литературы и народа.
       И отстаивать безусловную актуальность пушкинского стиля для здравствующих авторов.
       И бороться против явной и скрытной дискриминации Современной Поэзии Действительности.
       И добиваться возвращения ей позиций, утерянных по нерадивости квазипушкинистов, но еще больше – благодаря потугам разномастных кукушек от стихотворчества, безоглядно своекорыстных (коих развелось, ох, как много!), которые уже в птенцах выталкивают остальных из гнезда, а чуть оперившись, начинают считать себя орлами, обзаводятся своими людьми в редакциях, издательствах, учебных заведениях и жюри литературных конкурсов, узурпируют внимание читателей, особенно молодых...
      
       Задачи пушкинизма для действующих стихотворцев я потому и смог выстроить здесь в ряд, что стараюсь решать их на своем месте, в меру своих способностей, возможностей и сил. В грядущем, верю, мои бдения не только зачтутся мне, но и в самом деле окажутся небесполезными.
       Пушкин и другие литераторы, чьи творения составляют Гумус Истинных Духовных Ценностей, необходимы действующему автору не для того, чтобы держать их на полках или харде компьютера в качестве принадлежности интерьера. Но для того, чтобы жить, работать, думать над общественными проблемами, решать личные. Которые с творчеством всегда сплетаются в клубок. Потому настоящее эссе и написалось именно таким, каким его видит читатель.
       Пушкин для меня не истукан, но своими творениями – живой Учитель. Я же для Поэта – не заводной попугай, не подражатель, не эпигон, но единомышленник, соратник и друг. И неспроста! Ведь и на меня возлагал он свои надежды: "И славен буду я, доколь в подлунном мире жив будет хоть один пиит". Потому я сегодня и говорю "мой Пушкин", "мой юбиляр".

Год 2009-й: февраль-июнь.
------------------------------------------
Ссылки

[1] http://www.stihi.ru/2004/01/14-144
[2] http://www.stihi.ru/2009/03/03/813
[3] http://litnet.ru/authors/avaz/51.php
1. http://www.stihi.ru/avtor/avaz_nurzef
2. http://litnet.ru/authors/avaz/avaz.php
3. E-mail: avaz-nurzef@rambler.ru