* * *
Я в лес вошел. Изогнутые сучья
в меня, как указательные пальцы,
нацелились – глядите-ка, пришелец! –
и все былинки вытянули шеи,
и каждый куст на цыпочки привстал.
Лес жил, дышал, бока его вздымались,
а ветви (сколько горечи в их жестах,
а может, и не горечи – насмешки
или еще чего-нибудь такого)
мотались взад-вперед... Но, к сожаленью,
мне незнаком язык глухонемых.
И вот, среди деревьев безымянных
(по имени я знаю лишь березу),
я ощутил – неловкость? Да, неловкость!
Как будто бы с родней полузнакомой,
с троюродной подслеповатой теткой
я вынужден поддерживать беседу –
о диабете, о дороговизне,
о нравах молодежи... Бог ты мой!
Поддакивать, кивать, вставлять словечко,
помешивая ложечкой в стакане, –
поистине, достойнейшая кара
для бедной жертвы кровного родства...
Мне камни ближе! Я – дитя бетона,
квадратных метров, лифтов и балконов!
И тормозов срывающийся скрежет
понятней мне, чем птичий пересвист!
И все-таки подобьем сожаленья
является не мысль, а отзвук мысли
о том, что где-то с жалкою авоськой
бредет к ларьку родное существо...
О том, что кроны леса поредели,
от сырости его суставы ломит,
и дупла расширяются, чернея,
и трескается старая кора...
И думаешь: неплохо бы поехать,
поохать, выпить жиденького чаю,
порадовать, калитку починить.
Но снова ограничишься открыткой
с избитыми словами пожеланий,
и ту дня три проносишь бесполезно,
пока почтовый ящик не найдешь...
Дай Бог, чтоб почта нас не подводила!
Дай Бог, чтоб лес весною зеленел!
__________________________________________
Перевод Вячеслава Чистякова на английский:
http://www.stihi.ru/2012/08/19/1767