На фото: с родителями – Николаем Тимофеевичем Тимченко (репрессирован в начале 1930-х гг., расстрелян 21 октября 1937 г.) и Софьей Ивановной. Москва. 1930 г.
- Николай Александрович, вы, как пишет Кожинов, «выросли в доме, где песня не умолкала». Кто же в нём пел?
- Пела мама Софья Ивановна. С семи лет она пела в храме «Всех скорбящих радость», что на Большой Ордынке. Там регентствовал её дядя Алексей Тимофеевич Булыгин, почетный гражданин города Москвы. Пела она и на клиросе Никольской церкви, что в Соломенной сторожке, где меня крестили. В начале 1920-х годов мама поступила в оперную (была и такая!) студию К.С.Станиславского, где занималась пением у профессора Ван-дер-Вельде. Мама прекрасно знала нотную грамоту. В студии ей надо было петь оперные партии, и она их, по её рассказу, отлично разучила – по камертону! Потом вышла замуж и занятия в студии оставила. Но петь, конечно, не бросила. Участвовала в самодеятельности. Во время войны пела в госпиталях для раненых бойцов.
После войны, в 1947 году, она предприняла ещё одну попытку стать профессиональной певицей, но, как оказалось, не судьба! Мама прошла три тура конкурса в хор А.В.Свешникова. На прослушивании он попросил её спеть один куплет. Мама спела «Что ты жадно глядишь на дорогу…». Он сказал: «До конца!». Мамам спела. Он спросил: «Где вы учились?» - «У дяди – регента храма «Всех скорбящих радость». Свешников сказал: «Для меня это выше консерватории, вы приняты». Мама там пела совсем недолго, они собирались поехать в Норвегию, и мама ушла из хора: ей не с кем было оставить мою младшую сестрёнку Наташу.
Прекрасно пел и дедушка Иван Тимофеевич Булыгин. Отличный тенор был… Вспоминаю его голос: чистое серебро! Помню, как дед и мама вместе пели романс «Разуверение» («Не искушай меня без нужды…»). Больше я такого пения не слыхал! До сих пор во мне эти два голоса звучат! Иван Тимофеевич до революции работал писарем-каллиграфом в Петровско-Разумовской академии. Хотя и пел он в свое время в Воскресенском храме в Сокольниках, но пенье дочери всё же всерьез не принимал. Однажды сосед предложил ему пианино в рассрочку на год, за 20 червонцев. «У тебя же, Иван Тимофеевич, дочь поёт!». А дедушка в ответ: «Выйдет замуж – бросит! И что это за специальность – пение? Мы все поём! И моя мама хорошо пела в деревне! Ну, и что?». Как-то зашел сосед-музыкант и говорит: «У Коли губки хороши под флейту или кларнет, давайте обучу его нотной грамоте!». А дед ему: «Музыкант – это не специальность!». И так говорил церковный певчий, который ноты мог прочесть перевёрнутыми вверх ногами! Меня маленького пользовал доктор Шуберт. Помню, всё выслушивал меня трубочкой. Он был женат на цыганке. Хорошо знал моего крестного, где собирались и пели цыгане. Приходила туда попеть и мама. Пела, конечно, и дома…
– Какие её песни вам в детстве нравились?
– Мне нравилось больше всего бегать и гулять. А её пение - русские песни, романсы, арии из опер – особого восторга не вызывало: будучи пионером, я уже четко знал, что искусство это – «упадочническое». Помню, у дедушки в Соломенной сторожке на Пасху я отказался участвовать в праздничной трапезе, а ему с вызовом заявил: «Я – пионер! И вашу пасху есть не буду!».
В школе, в начальных классах, я, правда, выступал: пел под гитару «По долинам и по взгорьям» и «Жил отважный капитан». Но потом, как отрубило! Напротив дома, когда уже жили на Кропоткинской, была музыкальная школа, а у меня ни единой мысли, чтобы в неё поступить.
Продолжение: 3) http://www.stihi.ru/2013/02/04/6991
Начало: 1) http://www.stihi.ru/2013/02/03/1093