Начало: http://www.stihi.ru/2013/11/09/8650
Глафира тоже собиралась в этот день на митинг. Но задержалась. Глянула на своих мальцов, да подумала: «Заросли сорванцы. Стричь надобно».
Пока баню истопила, пока ножницы направила, пробежало время. Пока вылавливала пятерых пацанов, не согласных с мамкиным решением. Пока стригла да мыла...
Переодевшись, вышла за калитку... Сначала ей показалось, что треснула широкая доска. Потом поняла: «Стреляют!»
Сделались ноги ватными в тот же миг. Осела вдовушка на скамейку, прижала рукой колотящееся сердце, и зашептала сама себе: «Тише! Тише! Тише! Это не его... Придёт, родимый... Непременно придёт...»
А, боль-то... Боль, острым камешком, под сердце закатывается. Царапается, мешается, щемит так, что дыхание заходится. Отдышалась вдовица, утёрла с лица холодный пот, и... Как голубка раненая полетела. Полетела, едва касаясь ногами тропинки. Как крылья развевался платок на её плечах. Не видели глазоньки тропинки – слёзы их застили. А сердце вело... Вело к тому, кто самый родной на свете.
Юшка брёл по пыльной тропинке, ссутулившись под грузом пережитого. Он пытался собрать воедино осколки всего, что было пережито в Крестовоздвиженском. Но не клеилась картина. Казалось ему, будто дали ему черепки от разных горшков, и велели склеить один. Непосилен был такой труд для его разума и души.
Издали он увидел Глафиру. Остановился и протянул к ней руки. Голубкой, защищающей своих птенцов от коршуна, ударилась она в его грудь. Ударилась, обхватила руками-крыльями и взвыла:
- Иль-ю-ю-ю-ю-ша-а!!! Жи-во-о-о-о-й!!! А я... Думала тебя пореши-и-и-и-ли!!!
- Жи-и-вой, Г-глаша... Ж-жи-вой... Не за что... Ме-е-ня-то...
- Пойдё-ём! Пойдё-ём домо-о-ой! – голосила Глафира.
Хотелось ей в этот миг спрятать Юшку, оградить его от всяких бед и несчастий. Казалось, что нет более надёжного укрытия, чем объятия её крепкие.
* * *
Присели на лавочке возле калитки, чтобы не пугать ребятню подробностями произошедшего. Глафира строго-настрого запретила детям покидать двор, и без дела носиться по улице. Старшим наказала поправить коровью стайку, а младших отправила полоть огород.
- Ильюша! Как дальше, жить-то?
- Не з-знаю, Г-глаша... Ду-умаю...
- Думай, родимый, думай... Ты у меня – самый разумный. Придумаешь...
- Тяжко вот тут, - Юшка пристукнул кулаком по груди, - Тяжко! Р-рвётся что-то, как ни-итка на-а-тянутая... Ко-о-му ве-е-рить?
- Богу, Ильюшенька, Богу! Он один – Заступник... И мне... Мне верь, миленький... Я тебя никогда не предам, не обману.
- Эт... Что же по-о-лучается... Бога у нас о-о-тняли. В-в-роде нет Его. Дали з-землю и во-олю... От чего же лю-ю-ди не жи-и-вут вм-месте?! От чего же не стг-роят общее сча-а-стье? За-а-чем по-оделились на «кг-расных», «бе-е-лых» и пг-рочих?! Не до-олжно так быть!!!
- Ох, милый... Доверчив ты, как дитяти. Плохо ты людей знаешь. Встречались тебе либо хорошие, либо плохие. Одни – били и гнали, другие – жалели и кормили. А люди... Люди, они... Изворотливые, как змеи. Образ меняют. Ты их гладишь, а они тебя в руку кусают. Так вот, Ильюшенька.
- Не до-олжно так быть! Не по-о Бо-о-жьему это... Не по-о лю-юдски... Мы же о-о-динаково ро-ождаемся, и о-о-динаково у-у-у-мираем... Из пг-раха в пг-рах... З-зачем же но-овый мир с кг-рови начинать? Бо-ог сам о-отделит з-зёрна от плевел...
- Что я, баба неразумная, тебе подскажу? Волос долог, а ум короток. Я сердце своё слушаю. А оно не сбрешет. Чую я, Ильюшенька, большую беду. Смертью смердит и от Нечая, и «от красных»... Не будет толку от них. Кровью они всё зальют.
- Да, ка-а-к, же это? А Ле-е-нин ку-у-да глядит?!
- Ленин... А что Ленин? Ленин в Петрограде, а мы здесь. Ленин одно скажет, а пока до нас докатится, так перевернут-переиначат, что хуже деревенской сплетни слова его станут. Вон, Кирька-то, упокой, Господи, его душу... Ни читать, ни писать не мог, а властью был назначен. А какая из него, дурня, власть была, когда он без слов похабных говорить не мог? Не урок ли?
- По-о-терялся я со-овсем... То-ого гля-ди, го-о-лова лопнет...
- А ты не думай, родимый. Не думай. За тебя Господь со святыми думают. Всё на свете силами небесными управляется. Слушай своё сердечко. Слушай.
Обнял Юшка Глафиру покрепче. Прижал к себе желанную, размышлял о её словах. Но не утихала в груди его боль непонятная. Копошился, где-то в глубине души, страх, который выбивал почву из-под ног. Заставлял находиться в постоянном напряжении и ожидании чего-то нехорошего.
- Ильюшенька! А, может, уедем куда? Лошадь да телега есть. Деньжонки припасены... Соберём деток, и...
- Ку-у-да ж, нам бе-е-жать-то?
- А, хоть в Сибирь! К мужниной родне! У них там и земли вдоволь, и схорониться где есть. Тайга-то, без конца и края...
- Ох, Г-г-лашенька... А ну-у-жны мы им? А, мож, там свои «Нечаи» за-а-велись? Сам я... Мно-ого горя м-мыкал... По-очто, те-ебя и де-еток твоих на м-муку такую о-о-брекать?
И-иду, бы-ы-валочи, а беда мне на-а пя-я-тки наступает...
- Да-а-а... От себя не убечь...
- Те-е-рпеть на-адобно... Как Бог ве-е-лел... Мож, и н-наладится, ж-ж-изнь-то?
Что бы не происходило на великой русской земле, только терпением и единением превозмогались все беды и несчастья, сыпавшиеся на головы народные невиданным потоком. Будто небеса испытывали людей на прочность и веру такой беспросветной жизнью.
Рвались от натуги жилы, трещали кости... Но из любой беды выходил народ победителем.
Только цена у этих побед была несоизмеримой. Морем слёз, реками крови, вдовством да сиротством расплачивалась Русь за мир и согласие...
* * *
Надолго задержались «красные» в Крестовоздвиженском. С одной стороны, лучше стало. Не совался более Нечай в село со своими кровавыми набегами. С другой... Как будто воздух сгустился над головой, и время замедлило свой бег.
Страх и неуверенность поселились среди людей. Реже слышался над селом смех, реже бабы «мыли косточки» соседям у колодцев. Меньше ребячьих стаек порхало по пыльным улицам. Солнце, вроде, так же светило над головой, но в душах людских ходили грозовые тучи, откликаясь далёкими раскатами новостей.
Узнавали люди, передавая из уст в уста, о том, что за свергнутого царя воюет огромная армия, вооружённая до зубов. Что самого помазанника с семьёй сослали на Урал. Что банд по всей России развелось столько, что воюют против них и «красные» и «белые».
А тут, слушок прошёл, что, дескать, как только победит Ленин своих врагов, так землю у всех отнимут, и общей сделают. И будут люди горбатиться на новую власть так же, как когда-то гнули хребты на помещиков.
Только не кричали уже об этом на перекрёстках, не обсуждали открыто. Чаще, шепотком да вполголоса, поминая расстрелянных мужиков.
Из сельчан сформировали вооружённую дружину. По определённому распорядку, каждый выходил на охрану села, занимая с другими, указанный пост. Это вселяло хоть какую-то уверенность, что не по зубам теперь Нечаю Крестовоздвиженское.
В одном из таких дозоров Юшке удалось отличиться...
Заступили, как обычно, с вечера. Всю ночь таращили глаза в непроглядную тьму, да прислушивались: не треснет ли ветка, не всхрапнёт ли лошадь...
К утру накатил густой туман. Всплакнули травы густой росой, насквозь пропитавшей одежду. Морил мужиков сон, предательски отяжеляя веки. Проваливались они в небытие, и просыпались от холодных капель, скатывающихся промеж лопаток.
То ли во сне, то ли наяву, послышался Юшке шёпот. Очнулся он, толкнул в бок Макара, прикрыв ему рот, чтобы не гаркнул спросонья. Махнул головой в сторону зарослей орешника и пополз ужом по мокрой траве. За ним потянулся напарник.
Не обмануло Юшку чутьё. Сквозь орешник осторожно пробирались трое вооружённых незнакомцев, которые вели под уздцы навьюченную пару лошадей. Осторожно ступали нежданные гости, стараясь не выдавать своего присутствия. Бережно вели лошадей, копыта которых были туго обмотаны тряпьём.
Подпустив караван поближе, Юшка встал в полный рост. Выхватил из кармана револьвер, и... мысль промелькнула в его голове: «Как же в людей, стрелять-то?!»
Сзади хлопнул выстрел. Макар свалил первого, который уже целился в Юшку. Вторым выстрелом он ранил другого в ногу. Юшка бросился вперёд, схватил раненного, двумя шагами догнал третьего, и так шарахнул их лбами, что те и пали в беспамятстве.
На выстрелы прибежали красноармейцы из соседнего дозора. Связали бандитов. Стали проверять груз. Дорога была поклажа: полные мешки винтовочных патронов были приторочены к сёдлам.
Хороший удар нанесли дружинники Нечаю! Оставили его без боеприпасов! Как-то, он теперь хорохориться будет?!
Арестованных повели в село. Сменили дозоры.
Шёл Юшка позади колонны, молился и шептал: «Прости, Господи... Прости... Нет на моих руках человеческой крови...»
(12 декабря 2013 г. 12.20.)
Юшка. Глава 18: http://www.stihi.ru/2013/12/14/3040