Начало: http://www.stihi.ru/2013/11/09/8650
Счастье... Простое человеческое счастье... Что это такое?
Его невозможно потрогать и положить в карман. Его нельзя складывать, как монетки, на завтрашний день и беречь, как вкусное лакомство, растягивая и оставляя на потом.
Спроси любого: «Что такое счастье?» Задумается человек, смущённо улыбаясь, пожмёт плечами, подбирая слова. И не скажет сразу, выискивая в своих воспоминаниях, что-то яркое, светлое, тёплое. То, от чего замирает сердце в радостном восторге. То, отчего слёзы, выступающие на глазах, не имеют привкуса соли и горечи.
Простое оно... Счастье... Не рядится оно в яркие одёжки... Оно такое же привычное, как солнышко по утрам, как ласковые объятия мамы, как глоток родниковой воды в летний зной...
Все в новой юшкиной семье были живы и здоровы. Дети во всём помогали взрослым и не огорчали родителей неблаговидными поступками. Не были пустыми чугуны да кастрюли, хлебушка всем хватало. На благодатной земле набирал колос будущий урожай, а в огороде всё росло, как на дрожжах. Корова да кобылка приплод принесли...
Юшка совсем перестал ходить на митинги и собрания. Целыми днями возился с домашним хозяйством. Крышу отремонтировал, сараи да стайки поправил, плетень новый на задах сгоношил. То в поле, то в огороде, то в лесу, то на реке... Мало ли дел у крестьянина? Затемно встаёт, затемно ложится... А часы, всё одно, спешат.
Нечая, по слухам, прогнали в соседний уезд и спуску ему не давали. Загоняли его так, что и носа из глухих лесов не высовывал. Вот, только в дозоры, в положенное время, Юшка и похаживал.
Ни криков, ни шума, ни скандалов не слышали люди с солдаткиного двора. Всё «Глашенька» да «Ильюшенька», «миленькая» да «родненький»... Дивились соседи: «Это ж, надо! Как голубки воркуют! Пылинки друг с дружки смахивают, милуются-целуются, как осьмнадцатилетние... И детки Юшку за родного отца почитают. Ни слова поперёк! Любо-дорого посмотреть!»
...Это ли не счастье?
Только... Испокон веков в народе так ведётся: коли всё сладко да гладко – жди беды! Не нами придумано, не нам отменять да перечить! Тем паче, что, война-то, как шла, так и идёт. Позабыла «бледная с косой» о селе и жителях его. Заплутала в окрестных лесах, собирая кровавый урожай междоусобицы.
Радовались люди с великой осторожностью: «Может, кончится скоро война? А, коли, большевики перебьют «контру» да обижать простой люд не будут, то и жить можно!»
Только не уходила тревога из душ людских. Царапала, как сухая ветка по стеклу в ветреную ночь...
* * *
С утра Юшка занялся старенькой лодкой, которая несколько лет подпирала покосившийся забор.
Тщательно обстукал, прислушиваясь, выдрал доски, побитые гнилью. Долго колдовал пилой да рубанком, подгоняя заплаты на выпиленные места. Сладил новые рундуки-скамейки да вёсла новые под старые кованые уключины. Любопытных сыновей научил конопатить, вручив им большущий клок пакли и нужные инструменты.
Мальчишки – они и есть мальчишки. Вместо того, чтобы дело творить, стали лепить себе бороды из пакли и стали передразнивать Юшку. Без злобы, конечно... Хохот над двором стоял такой, что встревоженная Глафира прибежала с огорода. Увидев, как Юшка, обняв мальчишек, катается по траве, умилилась такой картине.
- Уф-ф-ф! А я то... Я то думала, что у нас поросёнка режут! От, бесенята!
- Мамка! - верещали мальчишки в юшкиных лапищах, - Спасай, мамка! На нас медведь напал! Косточки нам пересчитывает! Выбирает, кого на обед, а кого на вечерю съесть!
- Сами-то, дядю Илью не заломайте! Что ж, вы... Впятером на одного-то?
- Это не дядька! Это папка!!!
Ёкнуло женское сердце... Задрожали колени... «Это ж, надо... Папкой назвали! Стало быть, по душе Илья детям... Стало быть, разглядели они его добрую душу и сердце бескорыстное...»
Подумала, да вслух не сказала. Присела рядышком, да стала выбирать из мужниной бороды и кудрей смолисто пахнущие стружки. Тонкие да витые. Совсем как на ваняткиной головушке.
- Золотые вы у меня, мужички! Вон, вас сколько! Мне да Варьке-сестричке – надёжа крепкая! Крепче стены каменной!
- А то! Ты, мамка, не переживай! Мы любому сопатку раскровим! Пусть только сунутся!
- Ой, ли? Так уж, и любому? И Нечаю?
- А ему, нехристю, в перву очередь! Ишшо дядька Макар из ружьёв стрелять научит, и...
- А, вот, задам я... И вам, и Макару! Никаких ружьёв! Ишь, чего удумал, старый пень! Илья, поговорил бы ты с ним, чтобы не опоганились мальчишки смертоубийством...
- По-о-говорю, Г-г-лашенька... Не пе-е-чалься. С-с-лыхали, что мать ве-е-лит? А я вам так ск-к-ажу: не о-о-ружием, а до-бг-ром по-о-беждать надоть. Пу-у-стишь пулю, а... Ни вег-рнуть, ни с-спо-оймать уже не смо-о-жешь... Ма-ала пуля, а ж-жизнь с-скоро отыма-а-ет... Ясно?
Мальчишки согласно закивали головами и усердно взялись за дело. Только кияночки постукивали, да пакля ладно укладывалась в щели. Юшка тем временем взялся топить сосновую живицу для промазывания швов, да разогревать вонючую мастику для пропитки.
Как только мастика «поспела», дружная ватага стала охаживать лодку «квачами», окуная их в булькающий котёл. Мазали старательно, чтобы ни капли воды не проникло в щели, чтобы не нарушила водица целостность древесную и не заводилась в новых досках гниль.
Не гоже у соседа занимать, когда такая лодка во дворе без дела валяется. А рыбак без лодки, всеравно, что уха без стопки! Не уха, а так... рыбный суп.
* * *
Торжественный спуск лодки на воду был назначен на следующее утро...
Утро выдалось славное! Небо умыло траву и листву доброй росой, которая жемчугами, склоняла травы до самой земли.
Тишь стояла такая, что было слышно, как робко пробуют голосок, прочищают звонкие горлышки овсянки да ремезы.
Вальяжное Солнце медленно выплывало из ночной постели, окрашивая небо бездонной лазурью. Вот, потянулось оно, зевнуло и... лёгкий ветерок пробежал над дремлющей землёй. Пролетел он чуть слышно, стряхивая с трав радужные искры росы, и затих. Было бы человеческое утро более чутким, услышали бы люди, этакий, росный благовест...
Божье утро...
Мальчишки, которые насилу просыпались в будние дни, соскочили с полатей чуть свет. Стали осторожно Юшку расталкивать, дескать, время пришло для дела важного. Не мешкая, он встал и вышел из дома вслед за названными сыновьями. Вместе они перевернули лодку на чурбаки, поднатужились и покатили. Вслед им раздался сонный голос Глафиры:
- Куда вы, в рань такую? Что ж, не спалось-то, вам?
- Пора, маманя! Пора! Через час краснопёрка клевать станет. А нам ишшо полверсты табанить!
- Ну, и меня погодьте, птахи ранние! Я мигом!
- Догоняй! Шестеро одного не ждут! Ха-ха-ха-ха-ха!
Догнала Глафира своих тружеников на полпути. Сопели, пыхтели они, упираясь в землю босыми ногами. Вовремя подкладывали наперёд чурбаки, чтобы не было остановки. Хотела было помочь, но не пустили бабу к этому ответственному действу.
Дальше – легче. Дорога под уклон пошла. Юшке пришлось придерживать и направлять лодку с носа, да покрикивать на мальчишек, чтобы не усердствовали больно. Скатится лодка с чурбаков, придётся заново поднимать. А зачем двойные силы тратить?
Наконец, лодка смачно хлюпнула носом в волжскую водицу. Мальчишки закричали наперебой: «А, можно, мы сами? Вы на бережку посидите! Мы опробуем, и мигом рыбы наловим!»
Ну, что с ними, пострелятами, делать? Юшка согласно кивнул головой и крикнул: «С Богом!» Старшие уселись на вёсла, младшие перенесли на руках Варьку, и чинно уселись на корме.
Юшка и Глафира присели на коряжину, обнялись, и с улыбкой наблюдали, как их дети стремились поскорее стать взрослыми...
- Ильюшенька! А, Ильюшенька...
- Аиньки?
- Я чевой тебе сказать хочу...
- Ну, г-г-о-вори...
- Ой, робею я...
- С че-е-го эт?
- Даже не знаю, с чего и начать...
- С кг-раю и на-а-чинай...
Глафира уткнулась лицом в юшкину грудь. Затем подняла глаза и глянула так, будто в самую душу хотела заглянуть. Зашептала тихо, словно боялась чужих ушей:
- Ильюшенька, хорошо ли тебе со мной?
- З-з-ачем спг-рашиваешь? Хо-о-рошо, ко-о-нечно.
- Люба я тебе? Или так – привычна?
- Лю-юба, Г-г-лашенька, лю-юба. Хошь, о-о-бниму?
- Обними, сокол мой ясный! Обними и не отпущай!
- Да, что с-с-лучилось-то?
- Ой, милой, стыдно мне.
- Че-его сты-ы-диться-то, ж-жене пе-еред му-ужем? Го-о-вори ужо.
- Понесла я, Ильюшенька. От тебя, родимого. Рад ли ты?
- А то! – Юшка сграбастал Глафиру в объятия, - М-м-илая моя! Р-р-одная! Р-рад! Ей Богу, рад! Ай-да, Г-г-лашенька...
- Пусти! Пусти! Задушишь! Аль увидит кто... И дети, вон, смотрють...
- И ладно! И чего! Пу-усть смотрят!
- А тебе кого хочется – сына или дочку?
- Все-е-равно, Г-г-лашенька, все-е-равно! Господи! Слава Тебе! Спаси, сохрани и помилуй! – Юшка трижды перекрестился и гулко выдохнул радость, стеснившую его сердце, громким криком, - Э-ге-ге-ге-гей!
Услыхало его речное эхо, подхватило радостный крик, и понесло над ленивой водой. От листочка к листочку, от травинки к травинке. Вплетаясь в птичье разноголосье, эта радостная весть летела над землёй, прославляя Жизнь...
(17 декабря 2013 г. 17.30.)
Юшка. Глава 21: http://www.stihi.ru/2013/12/20/5998