Начало: http://www.stihi.ru/2013/11/09/8650
Надрывный набат гудел в юшкиной голове, откликаясь невыносимой болью...
Метались образы, возникающие из небытия...
...Кирилл да Тихон, недавние покойники, тянут его за руки к реке и кричат: «Помыться надобно! Помыться надобно... Перед смертью!»
...Вот, Глафира с вёдрами... Манит Юшку, манит... Подошёл, а у неё, разлюбезной, вёдра полны червями... А она хохочет, хохочет, хохочет...
...Ваньша показывает на алое пятно на груди, и говорит: «Не бойся, папаня! Это варенье малиновое!»
... И бесы, бесы, бесы... В папахах да картузах... С винтовками да револьверами...
Шевельнул Юшка тяжёлой головой. Больно-то, как! Пробует глаза открыть, да не по силам. Один глаз открылся, а второй - никак. Слипся от спёкшейся крови. Вытереть бы... Руки не слушаются, от чего-то... Сквозь мутную пелену увидел, что связан он мастерски. Продели бандиты жердь сквозь рукава рубахи, да прикрутили к ней запястья. И за шею привязали. Для надёжности...
Будто издалека-далёка, или как сквозь стену, слышатся голоса:
- Гля-кось! Очухался, жердяй!
- Ага! Башкой мотает.
- Хорошо его Гришка прикладом приложил. А то бы не сладили.
- Надо было шлёпнуть его, и весь сказ!
- Ага! А потом бы Нечай нас на ленточки порезал. Живьём. И съел бы, не подавившись. Велено было живьём брать эту уродину.
- А, на кой, он Нечаю?
- Должок за ним перед атаманом. Помнишь, как «краснозадые» у нас арсенал отбили?
- Как же не помнить...
- Так вот, энтот самый поганец, самолично Федьку Лопухина и Митьку Погорельца в полон брал. И комиссарам сдал на растерзание.
- О, как! Лютой будет нечаевская месть! Ох, лютой...
Медленно возвращалось к Юшке сознание. Как патока тягучая...
«Лес вокруг. Сосняк с осиновым подлеском. Такого рядом нет. Видать, далеко увезли, кровопийцы... Костры... Землянки... Знать, в самое логово уволокли... Утро? ...Вечер? Не понять... Небо тучами затянуто... Эх, загниёт сено в Вороньей балке, почём зря... А коней-то, коней! ...Немалое войско собрал Нечай... Силы копит... Сколько же я был в беспамятстве? А? ...Лучше не спрашивать... Вот, и смерть моя... На подходе... Попить бы...»
Юшка облизнул потрескавшиеся губы, закрыл глаза и прислушался.
- Нынче прибыло нашего полку...
- Много ли?
- Человек тридцать. Из бывших, царских...
- Кто такие?
- Молодняк в основном. Юнкера, гутарят. Их «красные» на расстрел вели, в Тамбовке. Наш разъезд на них и наткнулся. Схоронились в лесу, выждали... А как арестантов вдоль яра выстроили, так и ударили наши в спину. Да трое красноармейцев, в штаны наложив, на нашу сторону переметнулись. Скулили, что насилком их в армию загнали. Ничего, Нечай разберётся! А наши – молодцы! С хорошей добычей вернулись, соколы!
- Много ли достатка, с «красных»? Вши да «Интернационал»!
- Э! Зря не калякай! Две тачанки с «Максимками» да «мосинок» двенадцать! Патронов в достатке! Да восемь лошадей! Плохо ли?
- Да-а-а... Хороша добыча! А юнкера энти... За нас воевать будут ли?
- А куда денутся! Они и «красным» и «белым» враги, теперича... Своя-то шкурка дороже! Жить всем охота!
- Да, уж...
«...Как же теперь Глашенька моя, ненаглядная? ...Сызнова осиротеют детки. ...А, Ваньша-то, Ваньша... Убили, ироды! Убили! Дитя не пожалели! ...Эх! ...Только к ночи в селе сбаламутятся искать... Пока доберутся до Вороньей балки... Пока сыщут... Горе-горюшко!»
- Эй! Юшка! – кто-то толкнул его в ногу, - Зенки-то, разлупи! Накось, испей воды!
- Кто ты, до-о-брый че-е-ловек?
- Не признал? Федька я! Лопухин! Дай-ка, харю умою! Весь в крови!
- Тебя ж, того...
- Не того! Ты пей! Пей! Сбёг я!
- Ишь ты! Как же э-э-то?
- Долго нас мучили. Всё дознавались, в каком лесу Нечай прячется. Били-колотили. Мне, вон, рёбра сломали. Я плакал всё время, потому и пожалели. А Митька всё огрызался. Измордовали его так, что он на кусок мяса походил. Обещались наутро расстрелять...
- Ну...
- Не «нукай», не запряг! Ну, вот... А когда темно стало, Фирька пришла.
- Ба-а-шкирка, что ли?
- Она самая! Пирогов комиссарам принесла да браги. Вилась перед ними ящеркой, да ржала, как лошадь, внимание отвлекая.
- З-з-ачем?
- Как это? Да, Фирька энта, у Нечая в – «глаза и уши»! Случись что, Фирька – в лес! Все думают, что она травы да грибы собирает, а она в нужном месте записочку оставляет. Дескать, так и так... Дозоры таи и там... Красные в селе.
- Она ж, не-е-егра-мотная!
- Тише ты! Это всем она - дура дурой! А поглядеть – «шпиён», почище заграничного!
- Как ты с-с-бёг-то?
- Как напились комиссары, так она мне руки-ноги и отчалила. А Митька не смог! Нога прострелена, кости переломаны. Утёк я в лес, тут меня дозор и подобрал.
- До с-с-ела далеко?
- Вёрст сорок! Не меньше.
- Пг-р-опал я, Ф-ф-едька...
- Накось, хлебушка пожуй. Мабуть, в последний раз...
Тяжело вздохнув, Федька стал отщипывать от краюхи небольшие кусочки и совать Юшке в рот. Подвинувшись поближе, Федька зашептал:
- Слухай сюда! Ты меня пожалел, божий человек, и я тебя пожалею...
- О-о-тпустишь?
- Нет! Не сумею. Отпустил бы, да... Поведут тебя к Нечаю на допрос – винись да помалкивай. Не перечь ему, в глаза не гляди. Шибко он энтого не любит. Плачь да скули, милости проси. Воевать за него обещайся. Может, простит...
- В лю-ю-дей с-с-трелять – грех...
- Знаю! Обещайся! Жизнь свою спасёшь! Сродники у тебя есть?
- Жена. И шестеро... Теперь пятеро... Ребятишек малых...
- Вот! И их сбережёшь! Заберёшь в лес. Баба будет харчи варить, а дети – по хозяйству. Нечай говорит, что «красных» всеравно побьют. Весь мир супротив них обратился. За то, что Бога отринули, за то, что порядки вековые нарушили. И царя, помазанника Божьего, прогнали и в ссылку упекли.
- Сам-то... Ве-е-руешь?
- А, как же? – поозиравшись вокруг, Федька перекрестился, - Нечай-то, крестов носить не велит. Серчает шибко. Так я свой за подкладку сховал. Коли нет рядом глаз, держусь за него рукой, и молюсь про себя. Ты кушай, кушай... На, водички. Пей, несчастный. Будешь виниться?
- На всё во-о-ля Бо-о-жья...
- Пособить ли, чем ещё?
- М-м-олись за меня, Ф-ф-едька! М-м-олись за с-с-корую мою с-с-мерть. Чтобы, не му-у-у-чаясь, к Го-о-споду отойти...
(21 декабря 2013 г. 15.00.)
Юшка. Глава 24: http://www.stihi.ru/2013/12/22/4077