Опубликовано на http://www.stihi.ru/2014/07/24/5590
Меня несколько удивляют люди, проживающие в высотках и занятые между работой в офисе и закупками в шопинг-молле воспроизведением поэтических практик русского дворянства девятнадцатого века. Непременными атрибутами текстов такого рода является возвышенная поза, фетишизация традиционных форм стиха, не столько служащих необходимому и достаточному оформлению поэтического высказывания, сколько маркирующих текст как заведомо поэтический, в отличие, например, от художественной прозы, публицистики, технической документации, спама и т.п. Маркеры эти ничем не отличаются от предложенных учителями мсье Журдена, “мещанина во дворянстве”, говорившего, как мы помним, прозой. Зачастую такие поэты заняты выворачиванием интимнейших, но увы, совершенно не уникальных переживаний на всеобщее обозрение.
В ироничном верлибре «Новое о текстах, организованных с помощью ритма» ХАМДАМ ЗАКИРОВ http://www.stihi.ru/2014/06/20/5711 исследует эту самую “ямбическую силу”, выводя лирического героя – поэта-порноактера, инвертируя пафос силабо-тоники как маркера “Возвышенного” и перемещая феномен ритмически организованного текста в контекст, который принято считать “низменным”, “низкопробным”, “пошлым”.
НОВОЕ О ТЕКСТАХ, ОРГАНИЗОВАННЫХ С ПОМОЩЬЮ РИТМА
Он был поэтом и порноактером. Было так интересно –
ритм фрикций (акт для прочих вовсе не творческий, но
в его профессии – умение и достоинство неоспоримые)
поверять количеством ударных и безударных слогов. И,
соответственно, наооборот. Он читал – про себя –
строчки лучших своих стихотворений
во время съемки альковных сцен, и – о, да! – заметил,
что безупречность размера
влияет на качество отснятого материала.
Иначе сказать, монтажные ножницы не касались
этих ритмичных длиннот, и сцены тянулись все дальше и дальше,
что уже никакой зритель их не выдерживал.
Но если ему, зрителю, хватало терпения –
он вознаграждался в конце сверх всякой ожидаемой меры.
Словно бы зритель в этот момент был не в маленьком зале кинотеатра класса ХХ,
а на огромном танцполе, где хаус сменяет техно и где уже под утро
очередной ди-джей мешает все в одну кучу и
включает секретный, давно припасенный сэмпл
(любимая песня его бразильской подружки),
взрывая осатаневший зал, вопящий теперь в пять или шесть тысяч глоток.
Да, господа онанисты из маленьких кинотеатров,
вам и не снилось...
Одно смущало его – это вечный хлесткий и фонтанирующий финал
как поэтический прием давно приелся,
но законы жанра не давали ни шанса на вариации с чем-то
нейтральным, неброским, кончающимся как бы так вдруг, ничем и никак...
А вчера он решил: на день рождения
он купит себе мобильный диджейский пульт.
Он даже приглядел себе одну модель
с отличной скидкой и недорогой доставкой на Amazon.co.uk.
Лирический герой Закирова адекватен своему и нашему времени, эпохе виртуального капитализма, тотального “общества зрелищ”.
Похожий, но не ироничный, а крайне жесткий образ встречается у Владимира Ермолава. Поэт рассматривает стихотворение Бротигана “12 римских воинов и овсянное печенье”, описывающее групповое изнасилование римскими легионерами девочки. “Почему Бротиган не прибегает к ритмическому оформлению стиха?”, – задается вопросом Еромолаев, – “чтобы ритм стиха не напоминал ритм фрикций римских воинов”. За каждой поэтикой стоят определенные политэкономические практики, так классическая русская просодия неразрывна связана с имперской идеей. В конечном счете ямбы это танки.
В стихотворении ВЛАДИМИРА ЦЮПИНА “Мир” http://www.stihi.ru/2014/05/06/980 автор демонстрирует недюжинный словарный запас, владение слогом и эрудицию.
У зорьки в мае стебель клейкий,
луга цветут, куда ни глянь.
В саду глазастые бадейки,
водой наполненные всклянь,
с полдюжины жуков полощут.
В сосновой шайке, налегке,
по веткам тальника на ощупь
плетень спускается к реке.
В ночные сторожа рядится,
за сеновалом, чуть жива,
скрипит колодезная птица -
при ней и жердь, и бечева;
от Митрофанова колодца
весь хутор кажется большим.
О месяц можно уколоться,
подпрыгни только на аршин.
В хлеву на свет косятся ярки,
им - то звезда, то лизунец.
А ночью мир, как в полдень, яркий,
и не уснуть - войне конец...
Звучный поэтический голос с ясной дикцией, теплое живое дыхание текста гармонируют с радостным мироощущением, неподдельная любовь к родному краю с любовью к родному языку. Приятно, важно слышать в час милитаристской истерии слова о ценности мирной жизни. Однако замечательное стихотворение представляется мне несколько перегруженным антикварной лексикой и формальными изысками, будто бы господин Цюпин стремится доказать читателю свое мастерство. Лично я, как читатель, не вижу себя в роли придирчивого экзаменатора и жду от автора скорее открытой дружеской беседы.
Миниатюра “Дикое Поле” автора АЮНА АЮНА http://www.stihi.ru/2011/03/13/9968 написана белым стихом.
я теряю слова
и смотрю
там в глубоких зрачках у тебя
разливается алая лава
там по дикому полю
бездонному дикому полю
безудержные красные волки летят
я смотрю и теряю слова
я смотрю
и внутри
просыпается плам
Ее образность, одновременно архаичная и инстинктивная перебрасывает мост между телесностью и памятью рода. Слова ее как бы безвольно рассыпаются, живут своей дикой жизнью помимо воли автора в пограничной области между лирическим высказыванием и заклинанием. Развитие экспрессии стиха проходит на экране отстраненного самосозерцания.
Тема бездомья и мечты о возвращении домой проходит широким стежком cквозь весь лонг-лист, как реминисценциями “Одиссеи”, так и непосредственно. Для АЛЕКСЕЯ ИСХАКОВА http://www.stihi.ru/2014/06/19/6028 город – не место обитания, а лишь “слегка бесконечно шатающаяся” рамка пути.
Города как обычно встречают тебя с изнанки
Магистральной кишкой, благовонием креозота
Ты выносишь в дыру вокзала свои останки
Оживаешь, суммируя капли дорожного пота
Бороздой вырезается тёмная грусть Фонтанки
И песочная Волга с кокардою теплохода
Или ветер слегка бесконечно шатает рамки
Или это ненужной возможностью бьётся свобода…
Кочевническая оптика не проводит четких границ между наблюдающим и наблюдаемым, это перспектива рек, протекающих сквозь урбанный пейзаж. Река не гость в городах, она и создала ландшафты, в которых они появились. Усложненная образность указывает на чуждость не только лирического героя урбанной среде, но и творческой силы автора поставленным им же рамкам. Желаю Алексею не останавливаться и следовать свободе, не нужной горожанину, но составляющий саму жизнь кочевника, реки или поззии.
ИГОРЬ ГОНОХОВ http://www.stihi.ru/2014/01/22/11163 подходит к теме бездомья с другой стороны, перенеся сюжет античного эпоса в контекст блатной баллады.
Мне сорок шесть. По жизни я – Никто.
Стою в пивной, со мною хрен в пальто.
Ещё два чела мутного разлива.
Одна тарань, четыре кружки пива.
Двум челам ночью был фартовый знак,
Зовут на дело, знают, что верняк.
А мне плевать на их блатные знаки
Мне хоть на брюхе, только б до Итаки.
Я столько шёл, по ходу столько видел!
Врагов при власти и друзей в Аиде.
Отмазался от смерти, на потом,
Не раньше, чем вернусь обратно в дом.
Тут хрен в пальто сказал: плохое дело,
Совсем моя подруга озвиздела,
У ней же хахали... Такая фря!
Пока не трону. Я подумал – зря.
И посредине этого рассказа
Подходит к нам громадный, одноглазый,
Не человек – чудовище, как есть –
Гора горою, под рубахой – шерсть.
Печаль по кружкам, говорит, разлита
На четверых. Я вижу: два бандита,
Угрюмый хрен в коричневом пальто.
Тебя не знаю. Как зовут? – Никто!
Никто – ответил я – стою, не прячусь,
Пусть Полифем ты, люди много злей.
Не брезгуй, выпей с нами за удачу
И, усмехнувшись, он кивнул – налей!
По полной, до краёв налил я жлобу.
(Махнул тому, в пальто, не трогать нож) ...
А сам решил – циклоп твоя утроба,
Прочна, как жбан, но нас не перепьёшь...
.....................................
Поймай меня, попробуй. Я – Никто.
Разоблачи по стершимся приметам.
Я уношусь на угнанном авто
Сквозь километры мглистого рассвета.
В порту Эгейском люди подсобят.
Я волен, хоть и спаян с остальными.
Как хорошо, что не сложилось имя,
(Иначе вовсе не найти себя).
Когда вернусь, тогда придёт само
Спокойствие – забуду штормы, драки,
Богов, полубогов, героев, мо...
Нет, море буду помнить и в Итаке...
Улисса во время бескрайних странствий заносит в воровской шалман далекой Гипербореи, страны псоглавцев. Вряд ли такой поворот удивил бы самого Гомера. Где же найти лучшую среду стирания идентичности, превращения в Никого, как не среди урок и ментов, бараков и баланды, жерновов машины по перемалыванию человека? Я не владею феней в должной мере, чтобы засвидетельствовать правомерность и естественность всех речевых оборотов персонажей, однако очевидна четкость поэтической дикции, автор говорит именно то, что желает сказать и рассказывает интересную историю.
Жанровая сценка ОЛЬГИ ХВОРОСТ http://www.stihi.ru/2013/07/10/4871 без надрыва, морализаторства и громких слов повествует о покинутости, одиночестве, сложных узлах человеческих привязанностей.
Катя приходит к бывшей свекрови,
Варит ей суп-пюре из моркови,
Моет полы, ругая коровой,
Выжившей из ума.
Та, демонстрируя свой характер,
Будто назло не встаёт с кровати,
Да и не помнит старуха Катю,
Так как в мозгах туман.
Видно судьба у неё такая -
Думает Катя, тряпьё стирая;
Кличет свекровь то Витька, то Раю,
Просит найти кота…
Бабка чудит, а ей не до смеха -
Витька давно отсюда уехал
В Питер. Сперва говорил - до снега,
Так и остался там..
Катя привыкла и не в обиде –
Да и на кой ей сдался тот Питер.
- Ложку за Раю, ложку за Витю…
Что это на носу?
Ну, ты хотя б не вертела рожей,
Если решила обедать лёжа…
И потихоньку ложка за ложкой
В бабку вливает суп.
В трех строфах автор мастерски выписывет законченные образы героев, выстраивает драматические отношения между ними и несколькими штрихами подает социальный контекст. Безупречное владение слогом и размером позволяет, используя приглушенные краски, выстроить сюжет, сказать что-то важное всем нам.
Форма стихотворения АНДРЕЯ МУРАШКО “Не виден мой квартал издалека” http://www.stihi.ru/2012/10/07/1359 вполне соразмерна содержанию.
Не виден мой квартал издалека:
Рядок домов притихших и сутулых,
Корсетом ржавым стянуты бока
И в трещинах давно лепные скулы.
Слепые львы на страже у ворот,
Фонарь – уныло тлеющий огарок,
У каждой подворотни скривлен рот
Неровным сводом вылущенных арок.
В колодце опустевшего двора
Деревья что-то шепчут мне невнятно,
И тени невозвратного вчера
Слетаются на крышу голубятни.
Чем, как не миллионы раз использованным пятистопным ямбом, писать о вылущенных арках и потресканой лепнине? Такой текст мог появиться и сто лет назад, развитие совеременной поззии прошло для автора бесследно. Приятна честность и непретенциозность авторского голоса. Что-то важное не сказано, но ценно молчание.
Вообще, читая стихи мне часто не хватает человеческой интонации, когда поэт не падает в обморок, не бьется в пароксизмах, не пыжится изобразить величие, а беседует с читателем, как равный с равным. Таков ИГОРЬ ПОКОТИЛОВ http://www.stihi.ru/2012/06/20/5140 – запросто поверяет читателю сокровенные думы молодого человека.
Отполированная беретта и Егор Летов,
Ворованная машина и жизнь без башни.
На деле пара билетов
В цирк на братьев Запашных.
Мечта быть похожим на Мэдсона,
Аттестат с двумя четверками,
И пара стихов посредственных.
Остальные почерканы.
Потребительская корзина,
Перманентный быт, терпкая
Мысль: что против канистры бензина
Может дом, построенный предками?
Свежие овощи, холодный квас,
Сохраненный в морозилке снег.
И двум из шести красавица даст,
То есть трем из пяти нет.
Еще никотин убивает, тая,
Кольца дыма собираются в стаи.
По Пролетарской не ходят трамваи.
По Пролетарской и не ходили трамваи...
Вечная романтическая дилемма между мечтой и действительностью предельно актуальна. Хороший знак – след Егора Летова, одного из самых таинственных, глубоких и значительных поэтов последнего времени, значительно более важного для меня, чем, например, Иосиф Бродский. Все будет, Игорь, и канистра бензина и отполированная Беретта, действительность и мечты – одно.