«МОЯ РОДНАЯ ОДИГИТРИЯ»
Ни для кого не секрет, что само это название обуславливает великий
смысловой перевод: «ПУТЕВОДИТЕЛЬНИЦА»…
Куда и кого Она ведёт, эта славная икона Божией Матушки?
Кого-то ведёт по дороге спасения, а кого-то берёт прямо за руку
и к исповеди приводит, нередко, выводит из тьмы порока на Свет Божий,
а, бывает, что силком заводит грешника в храм, и ставит перед алтарём…
Так было и в моём примере, о котором я вам нынче поведаю!
Садитесь поудобнее. Налейте себе чаю. Пока нет поста – полакомитесь блинчиками
с ливером или с требухой, я, знаете ли, очень даже их уважаю, рекомендую,
так сказать, вам к употреблению.
В желудке будет, после того, как вы основательно подкрепитесь, удобоваримо,
что и напитает ваш мозг! Да-да, поешьте, чего лукавить, натощак работать грех…
Только не переедайте, обилие масла и сметаны понудит вас много пить,
а это, знаете ли, чревато: будете отвлекаться… Всё хорошо в меру, а пока
блинчики перевариваются, я успею донести до вашего сознания суть своей идеи!
…он был «породистый здоровяк», но ему не везло с женщинами, поэтому и решился
он срочно обзавестись «собственным делом», дабы занять себя и, тем самым,
отвлечься от «слабого пола», а его, наоборот, к себе этим трюком привлечь!
Что же, ему и «карты в руки»: молод, хорош собой, отслужил в армии,
причём, ни где-нибудь, а в Германии.
Только не успел здоровяк «вникнуть в суть да в дело» и «первые барыши подбить»,
как «сели ему на хвост» молодчики в штатском из весьма интересных внутренних
и влиятельных правительственных органов…
Тогда решил наш здоровяк сделать «богоугодное дело» в память о своём покойном
отце, который помог мне на заре моего начинания, попасть «на приём» к ведущему
поэту двадцатого столетия Андрею Дементьеву в редакцию молодёжного супермодного
по тому времени журнала «Юность».
Так, вот, здоровяк взялся поехать со мной в Смоленское Областное Издательство,
дабы выкупить и вывезти оттуда готовый мой очередной тираж пятого по счёту
сборника авторских стихов! Было это в середине 90-х годов прошлого столетия.
Поездка для него представлялась уникальной, кто бы, и где бы ещё «слушал его»
и, тем более, допустил бы, к столь необычайно важному для мировой литературы
прошлого века, книгопроизводству?
Отца его – да! Тот проработал двадцать с лишним лет в издательстве «Советская
Россия», но его сынок – из «новых русских» ни образования, ни таланта при себе,
увы, не имел, и ничего, кроме бицепсов и шальной наглости, оправданной красотой
и беспечной юностью, в том числе.
Выехали мы на рассвете, и к обеду должны были прибыть в Смоленск, а там –
вы знаете, что есть: ОДИГИТРИЯ! В Свято Успенском соборе пребывает, куда
я постоянно приходила с папкой новых стихов и прикладывалась к Её Образу!
В Соборе меня всегда узнавали, там привыкли ко мне за три года моего присутствия.
Знали также, что я из Москвы, что издаю православную лирику «за свой счёт»,
и что перед тем, как отворить дверь Издательства – утром всегда прихожу к ним
на службу прямо с поезда «поисповедаться»…
Так было и на сей раз: «коней на переправе не меняют»!
Традиций Православного Рода я менять не в праве и не в силе, так что, пришлось
здоровяку «тащиться» со мной, и вместе прикладываться к знаменитой Смленской
иконе, «иначе, нам удачи не видать», и поскольку отступать от меня ни на шаг
он никак не желал, то я вынуждена была спросить у него:
— Где твой нательный крестик, слышь ты, «каланча двухметровая»,
я к тебе обращаюсь?
— У меня его нет, и отродясь не было!
— Как это не было? Что, совсем? Нагнись-ка, я погляжу! Без крестика в храм
нельзя!
— Чего искать-то? Говорю же тебе, нет на мне крестика, а ты не веришь!
— Ну, ты же, «урод двухметровый»! Пришибу, гада! То-то я чуть не померла
в дороге, сукин ты сын, а не матери своей! Пошёл от меня прочь, скотина!
Из Собора тоже выметайся, вон! А ещё мужик называется: сам «чёрт во плоти»,
только, что рога не прицепил…
— А как же банкет? Я всё купил! Потратился! Полный багажник деликатесов!
Что, всему пропадать? Я «выпить» с тобой вечером в гостинице хотел,
сборник «обмыть», издателя твоего угостить. Тост вам, поэтам, приготовил…
— Гроб ты себе, часом, не приготовил? Готовильщик! Раз так, то ПУТЬ у тебя один:
надевай на шею крест! Три минуты тебе даю, потом начинаю убивать медленно,
и пусть меня даже посадят, а, может, потом оправдают и выпустят!
— А где его взять?
— Там, где иконки и свечки продаются, иди скорей. Пока я в здравом рассудке
ещё пребываю, не то «зеленеют» мои зрачки и белки мои «наливаются кровью»,
как подпрыгну сейчас, да, как клюну: оба зрачка, пробью одним залпом «Авроры»,
и матери, таким верну… незрячим!
— Галя-Галя, иду я, иду! Остынь, девочка!
— Это ты зараз у меня «остынешь»! Тут же прямо и «отпоёт» тебя священник!
— Какой крестик мне брать?
— Ты что, на базаре? «Почём дыни», ещё спроси!
— Золотой или серебряный? Галь, ну, да ладно тебе… хватит! Напугала так, что
«до смерти не забуду»! Я же не знал, что ты такая! Чумовая! Кому рассказать,
не поверят!
— «Галя» – это последнее, что ты произнёс «в миру живых»! А вам «вампирам»
надо надевать только одно серебро, знай! Дело не в цене!
— Понял! Я всё понял! Только не шуми! Смотри, к нам люди идут…
Ко мне подошли мои знакомые старушки, мы поцеловались с ними, и я сказала им,
что останусь на всю утреннюю службу: вскоре должна была начаться Божественная
Литургия!
Здоровяк увлёкся и проникся до такой степени, что стал, как малое дитя,
играть в блестящие божественные побрякушки. Он перебрал, словно красивые
игрушки, все кулоны с изображением святых. Потрогал, примерив на себя,
все нательные крестики, имевшиеся в церковной лавке, а так же, все иконки
пересмотрел, и маленькие, и большие, но потом купил два серебряных, резных,
давольно больших нательных креста, а так же, две средней величины иконы
«Богоявление». На этом запас его познаний завершился:
— Галюня! Смотри! Вот, что я купил: две иконы, будет нам с тобой на память!
Это же «Крещение Господне»! А я всегда купаюсь в проруби… Вот, ещё два
крестика: мне и тебе! Бери! Надевай!
— Он всегда на мне! Я его не снимаю никогда! Не снимала, и не сниму!
Теперь и ты никогда его не снимешь! Пошли со мной… бездарь окаянный!
— Куда? А как же «мой крест»? Я без креста теперь жить на свете не хочу!
— Вот, это, я понимаю! Какие дивные слова! Ладно, будет тебе нынче банкет!
Выпью с тобой, так и быть! Но, не за книжку свою, а за твой крест! Идём…
Переговорив со смотрительницей, стоявшей у иконы Пресвятой Богородицы
«Одигитрия», я подозвала к себе эту «добродушную скотину».
Здоровяк с трепетом подошёл к нам, держа на вытянутых руках, словно полотенце,
серебряный сверкающий крест на такой же сияющей серебряной цепочке. Всем
присутствующим было ясно видно, что он ждёт, дабы ему его надела, именно, я:
— Готов? Придётся тебе подняться со мной по этой лестнице! Икона-то смотри,
как высоко стоит! Грехи свои, как? Все чувствуешь? Отвечай, «как на духу»,
многих убил-ограбил? Говори, врёшь людям, небось? Всю правду! Выкладывай!
Насиловал? Смотри мне в глаза! А то, не подымешься! Эти ступени тебе «грязному»
не преодолеть! Лжесвидетельствовал? Напраслину возводил? Кайся!
— Галя, спаси меня! Больше не буду я ходить без креста! Клянусь!
— Ладно, «чудовище», идём за мной. След в след. Человека из тебя буду делать!
Домой вернёшься – мать родная не узнает! Сына ей верну, а не «безмозглую
детину»! Пошли. Всё. И в спину мне не дыши, а то могу выстрелить! Крестик свой,
давай. Сама надену его на тебя, остолопа, у «ОДИГИТРИИ».
— Бери, Галя, вот, он!
Мы поднялись по бархатной лестнице, каждая ступенька отражала свет позолоченного
резного поручня. К иконе, особо, никого не пропускали, доступ к святыне был
закрыт для прихожан «чисто условно».
Послушница приподняла бордовое бархатное перекрытие и пропустила нас двоих,
кивая головой, мол, давайте, ребята, это ваш «звёздный час»! Ступайте с БОГОМ!
Надеть на здоровяка крестик мне никак не удавалось, тот был слишком высок:
— Тебе надо нагнуться, «хряк», я не достаю до твоей шеи!
— Ниже не могу! Тут мало места! Ноги некуда девать и зад упирается,
опасаюсь, перила снесу!
— Ну, ты же и «бык»! В гробу теснее! Определённо! Может, присядешь на корточки
«баобаб московский»?
— Попробую! Нет, не получается!
— Остаётся одно!
— Что? Располовиниться?
— Не умничай: подойди вплотную к иконе и встать на колени! Давай! Быстро!
— Да! Получилось!
Я надела на него крестик и оставила одного исповедаться перед Образом
Православной Святыни, а сама отошла в сторону: таинство, как никак!
Спускался здоровяк один. Началась литургия. Он отыскал меня, стоящую у алтаря:
— Мне так легко стало! Спасибо тебе!
— Что, значит, легко, в туалете был, что ли?
— Ну, что ты, такое говоришь? Я же ничего со вчерашнего дня не ел!
Какой туалет? Нечем, пока…
— Ладно, «индюк напыщенный», стой спокойно. Дай душе придти в себя.
Послушай, лучше, как певчие тропарь выводят, как стараются…
— Свечи, где, можно, поставить?
— «Ставить» ты будешь магарыч начальнику, а свечи в Соборе надо «затеплить»:
сначала подойди к Кресту Господню! Потом затепли у Пресвятой Богородицы!
Затем Всем Святым! Чукча нерусская! Имя-то своё помнишь, как звать тебя?
…я знала, что этим дело не закончится! И вечером я «получила нагоняй»
от рогатого за спасение души нашего здоровяка!
Поначалу всё было торжественно, празднично и даже благоговейно! А потом…
Здоровяка развезло, и он… запричитал! Видать, сатана не хотел отпускать его душу:
нечистый давно жаждал заполучить себе этого «тюху», любящего крепко выпить
«на дармовщину» и смачно пожрать «на халтай», а затем, сделать из него «мясника»
или «колбасника», дабы тот крутил-вертел из простого неопытного народа «фарш»
для него, отдавая бесам в пищу:
— Меня ещё никто никогда не ставил на колени! — зарыдал здоровяк с раздражением
в голосе, — как тебе это удалось, гадина?
— Разве ты позабыл? Я – «Благая Вестница Христа»! Меня так называют в ЦДЛ
наши пожилые поэты за то, что я много пишу стихов о БОГЕ!
Тут здоровяк заплакал, как ребёнок. Ему было и стыдно и горько осознавать
тот факт, что истинная сила была не подвластна теперь ему. Он обмяк и заныл.
Слёзы покатились по его красным, разгорячённым щекам, плечи затряслись
и он опустил свои колени прямо на паркет роскошной гостиницы:
— Ничего, Галочка, пусть он поплачет, такое случается. Ты, главное, не трогай
его до утра, пусть проспится, перепил человек, с кем не бывает: меры своей
не рассчитал, молод ещё, но это быстро проходит! — утешал меня мудрый и опытный
издатель, повидавший много народу на своём веку, который стал случайным
свидетелем происшествия.
— Я просто в Соборе надела на него крестик у «ОДИГИТРИИ», только и всего,
он крещён, но крестика сроду не носил! Пусть только попробует снять – руку ночью
отрежу… встанет утром, а штаны застегнуть нечем!— перевела я напряжение в шутку.
— Влюбился он в тебя, вот, его и ломает, так бы он давно крестик этот снял
и, причём, без особого труда. Я, таких олухов, знаю, они, эти головорезы,
ни перед чем не останавливаются никогда. А тут любовь! Она его исправит!
— Очень буду на это надеяться!
Тут до нас донеслишь пьяные всзлипы:
— Галя! Я же тебе совсем не нужен! Ты меня даже не возьмёшь к себе в дом
погостить, не то, что замуж за меня выйти! — орал, на паркет сморкаясь,
и горючими слезами обливаясь, «пьяный гиппопотам», но крестика не снял!
— Ты всё перепутал! Мы просто приехали сюда за моим тиражом, вовсе не свататься!
— О! А я, что говорил тебе, Галина! Ну, теперь ты сама видишь? — удостоверился
в своей правоте добрый пожилой издатель.
— Лишь бы ты БОГУ стал нужен! — сказала я здоровяку, как отрезала, — для меня,
такой, как ты – «непростительная роскошь»! — добавила я, окончательно поставив
жирную точку в наших дальнейших отношениях, и ушла к себе в спальню безповоротно.
Утром здоровяк, проснувшись, умывшись, сразу же влетел ко мне в комнату,
и попросил прощения: глаза его сияли. Видно, что он был по-настоящему счастлив:
— Галюнь! Всё! Твой тираж я загрузил. Денег издателю ввернул! Он, кажись,
остался доволен! Так что, пиши стихи ещё! Теперь, можно, ехать домой.
Машина стоит прямо у подъезда, поторопись, а то мне завтра на работу!
— Крестик на тебе, чудо-юдо? Не то, я не поеду с тобой… дикобраз, тут останусь!
— Спрашиваешь? А как же! Он теперь всегда будет при мне! Галюнь…
— Не при мне, а на мне! При тебе твой прибор должен только быть! Ну, что ещё?
— Спасибо тебе! За всё, что ты сделала для меня! Век не забуду!
— Да, что я, собственно, сделала, такого особенного? Просто надела на тебя
крестик! В церковь же без крестика не заходят, а если ты крещён в детстве,
то носи его теперь всегда.
— Понял!
— А теперь поехали, но прямо по пути зайдём снова в Собор! Попрощаться надо
с Богородицей, и взять на обратный ПУТЬ Благословение у Неё! Так поступают
все верующие, то есть, мы — православные христиане: у нас положено, на всякое
дело брать Благословение, и это «заруби себе на носу»! И всем своим лоботрясам
дома внушение сделай!
— Как приедем в столицу, сам лично проверю у всех наличие крестов на шее!
— То-то мне! Ты же русский! Этим всё сказано! Выполняй! Позорище!
* Х *
http://www.stihi.ru/2016/12/05/311
«У Церкви Белотелой»