Елена Грозовская, "Все ее мужчины", роман. Москва, "Художественная литература", 2015
Предыдущая часть: http://www.stihi.ru/2017/01/06/2218
"7 января 1920 г. Все еще в Орше, полдень того же дня.
...Итак, допустим, я не аристократка, а крестьянка. Крестьянский образ меня тоже не обрадовал. В сырых окошках мелькают деревни, унылые и серые. Крестьянские дома, разбросанные вдоль полотна железной дороги – черные, влажные избы, крытые почерневшей соломой, со слепыми темными окошками на фасаде. Иногда мелькнет в оконце чудо – золотая маковка храма на высоком холме.
Под стать домам их жители – неулыбчивые, неприветливые, изможденные тяжелым трудом. В мужиках, что по двое, по трое я наблюдала на станциях – угрюмая, мрачная, первобытная сила, настороженный, недружелюбный взгляд, каким смотрят в любом уголке мира на чужаков.
На крестьянских женщин жалко смотреть – исхудавшие до времени, усталые, с потухшими глазами, большими, потемневшими от работы руками. Бедняжки прячут их под фартуками или в карманах, стыдясь, как уродства. По сути, как и пятьдесят лет назад, женщины по-прежнему, крепостные.
Одна из них на полустанке, где наш огромный паровоз заправляли водой, подошла к окну, робко постучала и протянула белоснежный рушник, обвязанный волнами тонкого коклюшечного кружева. Я заметила худую шею еще молодой и красивой женщины. Тонкие руки, как в молитве, протягивали мне полотенце, в синих глазах были отчаянье и слезы.
– Даниэль Карлович, откройте скорее окно! – я лихорадочно искала в ридикюле единственную купюру в пять тысяч рублей - все мои небольшие деньги.
Дан опустил створку, и я, перегнувшись через окно, протянула деньги женщине. Крестьянка бережно сложила полотенце и удивленно спросила:
– Не много ли даешь, барыня?
Барыня! Меня точно варом окатило:
– Немного… бери…
– Я б не продавала… да ребёночек у меня хворый… Это ж еще моей бабушки на свадьбу…
– Оставь себе… И деньги возьми, возьми…
Женщина взяла, хотела что-то сказать, но резкий гудок разрезал морозный воздух и полетел над полем. Огромный, красный паровоз, обтекаемый сахарный леденец, длинный, как голова борзой собаки, с гордым названием “Zurich–Pullman № 3311” дернул состав, и дрожь пробежала по спальным и роскошным пульмановским вагонам. Паровоз дернул еще раз, и состав медленно и мощно тронулся.
Женщина испуганно бросилась к окну, протягивая рушник:
– Возьми, барыня!
Состав набирал скорость, а крестьянка все бежала, лёгкая, как снег, и крестила меня.
Господи! Неужели моя мать была такой! Сердце кровью обливается… Неужели?!
Не хочу!"
Продолжение: http://www.stihi.ru/2017/01/06/4863
6 января 2017г.