Искусство этой ипостаси Балашова - Витвольф - создано для толкований. Есть много поэзии высочайшего качества, о которой попросту не очень интересно думать. А вот об образах Витвольфа не размышлять нельзя. Он - загадка, сфинкс русской языческой поэзии. Он же ее защитник. Свои воззрения на сказку Балашов выразил, споря со мной, абсурдны ли все эти лешие, домовые и прочая нечисть. Нет, они для него не абсурдны, они для него - свои, они для него рациональны!«Чужд ли, абсурден ли леший? "Иностранен" ли? Да нет; не более, чем наш сосед, не более, чем живущая через две улицы ведьма, пользующая травами и заговорами весь околоток; не более, чем колдун-ведьмак, с которым намедни преизрядно зелена вина выкушали на свадьбе старостовой дочки... Опасен, да, опасен старый ведьмак ("много знаешь, пропади!"); нашептал бы над чарою - так бы зубы в чарку и попадали после первого глотка… Да что с того? Кутний зуб и так намедни выхлестнули, когда на масляной дрались стенка на стенку женатые супротив холостяков. Знай, блюди обычай, да шустрей поворачивайся, - так и убытку не будет».
Его художественный строй интригует публику. Его смелость и навязывание мифу собственного взгляда на жизнь не может не восхищать. На то у него в сказках есть свое обоснование: «Ницшеанствующий культуртрегер, "прогрессор", русский добрый молодец, не задумываясь, ходит в чужой монастырь со своим уставом, навязывая нечистой силе свои культурные ценности. И Баба-Яга, уже, видимо, достаточно наученная предшествующими визитами русокудрых витязей, ещё бормоча себе под нос утешительное "конь - на обед, молодец - на ужин", отправляется хлопотать по хозяйству. И всё у неё найдётся, - и брашно, и питие по русскому вкусу, и даже русская банька, ибо не потерпит того, что противно его представлениям, русский нонконформист, путешествующий по своей надобности по неведомым дорожкам сказочного мира».
Читатели, зомбированные его сказочными образами, удивляются смелостью обуздания мифа, этим ницшеанством по-язычески, панибратством с нечистой силой. Витвольф
их не боится - они не являются для него олицетворением зла, они такие же, как мы, психология их та же, что и у нас. «Леший-то не зол, ему уважение надобно… Да и как ему не порадеть, - свой, чай, исконный, от веку на Руси они, древние дохристианские божества лесов, рек, полей, омутов и болотищ-дрягв». И сам автор представляет себя в своих стихах оборотнем-волком. Причина его превращения - любовь, чувство вполне человеческое, вернее, лучшее человеческое чувство:
Тихий звон кольчуги вдруг засеребрится -
По плечу похлопав латной рукавицей,
Встретят у порога терема резного:
- Знать, прошёл дорогу, коль вернулся снова!
А давненько не был здесь ты, друг сердешный!
Тут ходила небыль, что ты в поле спешен
Стрелочкой калёной, да тугим арканом
Стиснут и спелёнат, да в далёких странах
Замурован камнем - так, что не пробиться, -
Сквозь стальные ставни смотришь из темницы:
Не придут с Руси ли братья и дружина?
Мы исколесили за тобой, детина,
Уж дорог немало! А ты - вот он, нате!
Усмехнусь устало: - Подождите, братья…
Дайте оглядеться… Баньку истопите…
Чтоб утешить сердце, ковшик поднесите
Мёду, али сбитню… Аль чего покрепче…
Крылья поизбиты… Налетался кречет
По чужому небу, по густым туманам…
Где я только не был… Не был лишь желанным
Гостем у порога! Сталью лишь встречали.
Ну, да, слава Богу, позади печали…
Братину по кругу - и долой тревогу!
Расскажу вам, други, про свою дорогу…
Где был щит изрублен… По каким дубравам
Я валил изюбрей… Где я красил травы
Собственною кровью. И чужой, бывало…
И какою болью сердце разорвало.
…Ехал я лесами по земле муромы,
Глядь, а меж ветвями впереди - хоромы,
Под златою крышей. Думаю: "Узнаю,
Кто живёт здесь… Дай-ка, подойду поближе…
Сроду, почитай-ка, о таком не слышал!"
(Знал бы - ускакал бы, путь не разбирая!)
Постучал - впустили. Двор большой. Раздолье.
Лишь слегка смутили черепа на кольях…
На крыльце встречала девица… Красою -
Видел их немало! - не сравню с другою…
Подносила чарку, сладко говорила…
Стало сердцу жарко… Всё в очах поплыло…
Под руку вводила в горницу, в светлицу…
Всё, что с нами было, и теперь мне снится!
Утром же, проснувшись, поднял я десницу -
А в глаза мне лапа волчая когтится…
Девица смеётся: - Плата за усладу!
Волком выть придётся три годочка кряду!
Взвыл я тут невольно: - Я ль тебя обидел?!
- Я тебя - легонько… Черепа-то видел?
- Ну, а как клыками - да тебе же в сердце?
Засмеялась: - Витязь, я, как ты, не смертна!
Холодно сказала: - Не проси. Без толку.
И три года бегал по лесам я волком…
Вот и не был с вами ни в пирах, ни в ратях…
Ну, так что там с баней? Да и ковшик, братья,
Надо бы наполнить… Проведу здесь с вами
Три денёчка полных! А потом - лесами
Проберусь обратно, в чародейский терем…
- Пропадёшь! - Да ладно… Я не суеверен!
Только снова с нею проведу хоть ночь-то…
А потом - пусть череп, пусть и в шкуру волчью!
Я её любовью сердце искалечил…
А от этой боли и волхвы не лечат.
В волчьей шкуре. 15-16 февраля 2003
http://www.stihi.ru/2003/02/15-890
Можно, конечно, ужасаться: "Что за странные волчьи превращения? Автор-то никак оборотень? Да и имя у него странное Витвольф... Волк по имени Виталий? А он вообще-то не кусается?" Он любит, он просто принял иное обличье, чтобы убедиться, что его любят, чтобы в образе оборотня напоминать о себе, чтобы вызывать страдание хотя бы в ночном сознании своей возлюбленной - в ее сновидениях.
По ночам появляюсь, как призрак, из снежной метели.
Меня тянет к тебе… как обычно… Всё так, как при жизни.
Но теперь я свободно вхожу сквозь закрытые двери.
Я плюю на приличья. По мне уже справили тризны.
Замирают собаки, хвосты поджимая по-волчьи,
И боятся скулить… Моё имя ты шепчешь… Во сне ли?
Окровавленной пастью касаюсь руки твоей молча.
Ни пространство, ни время теперь нас с тобой не разделят.
Не досталось мне света. Не будет мне даже покоя.
И в свинцовых глазах нет давно никаких отражений.
В забытьи мою шею обнимешь ты нежной рукою.
Как забавно, что нет при луне на стене моей тени…
Языком проведу я, припав на передние лапы,
Так шершаво и нежно с щеки твоей слёзы стирая…
Из-под тёмных ресниц продолжает всё капать и капать…
И о чём ты всё плачешь?!. Шучу. Я, конечно же, знаю.
Мне обратно пора… Завернусь в белый саван метели.
Ты не помнишь - однажды с тобой мы в снегу танцевали?
Бесконечным казался наш вальс из коротких забвений…
Снег ещё не растаял - но это ты помнишь едва ли…
Тебя мучают сны, но ведь днём ты боишься их помнить!
Ты две жизни живёшь - и простую, и дивными снами.
На рассвете со страхом к глазам ты подносишь ладони,
И не знаешь, откуда опять эта кровь под ногтями.
А меня уже кружит ночная январская стужа
По холодным дорогам в объятиях снежных метели.
Свист серебряных пуль, как печати заклятий, бесцелен.
Твоя страшная сказка, полуночным счастьем недужным
Я вернусь…
Ночная метель. 7 января 2003
http://www.stihi.ru/2003/01/07-383
Так неужели автор не боится собственной дремучей сказочности? Не пугается всех этих диких образов, приходящих невесть откуда и уводящих невесть в какие тайны психологии? УВ его представлении обыватель лишь вроде как оборотней побаивается: «Бережённого Бог бережёт. Вестимо, коли сей ведьмак в лесу шапку на пенёк положил, через неё перевернулся да волколаком оборотился, а ты ту шапку в избу забрал, - жди тогда, что оборотень за шапкой явится да начнёт у твоего порога зубищами клацать… Борони, Господи!»
Оторопь, в которую вгоняет нас Витвольф , ни с чем не сравнима. Это как при встрече с философской сказкой, в которой нет оценки событиям и не имеется конца - ни счастливого, ни трагического. Специфическая трагедийность мифических персонажей, замогильные метафоры, артистичные фокусы со временем, поэтика ослепления красотой - все это неизменно цепляет воображение. Слепота красива, ее вестницы - белые птицы с прекрасными голосами, ослепляя, - выклевывают глаза, но и дают ощущение хмельной красоты мира, его трогательной и пугливой красоты:
Ах, как пели белые мне птицы
В сумраке таинственных лесов!
Мыслимо ли было не забыться,
Захмелев от сладких голосов?!
Пели птицы, пели мне, слетая
Лёгкими пушинками на грудь;
На коврах седых лесного мха я
Лёг, не шевелясь, боясь спугнуть, -
Словом ли, нечуткостью движений, -
Сказочную, песенную быль…
Рассыпали птицы-ворожеи
По траве брильянтовую пыль.
Сжал бы я тяжёлую десницу -
Протекла бы каплями, как ртуть,
Меж перстов доверчивая птица…
Но нельзя же было обмануть
Нежность сказки, тёплое касанье
Лёгкого прозрачного крыла,
Песню, что за гранью мирозданья
Для меня лишь создана была…
______
Я очнулся - всюду серебрится
Белая холодная роса…
Выклевали, выклевали птицы,
Выклевали синие глаза.
Белые птицы, 5 октября 2003
http://www.stihi.ru/2003/10/07-1113
Белая холодная роса одна только и осталась из всех зрительных ощущений мира - Гомер от русской мифологии, Балашов понимает, что все это сотворилось высшими силами специально для него, сказочника. У создателя эпоса не может быть обычных глаз, ведь «главное глазами не увидишь», чутко одно лишь сердце, плененное красотой и любовью. Слепота соотносится с любовью и белизной, метелью и белыми птицами. Любовь-волк в центре белесого слепого мира.
Тень, темнота - неизбежный спутник слепоты - получает языковое соединение в паронимической цепочке метель - белые птицы- любовь - вой волка и интерпретируется поэтом как боль. Боль - единственное связующее звено между любовью, когтями волка, обжигающей метелью, и птицами, выклевывающими глаза .
Белёсой стаей листая небо,
Водя перстами по острой стали,
Они любили… Но были слепы:
Лёд раскололся, но не растаял.
"Зима забвений теплее лета", -
Последний лебедь печально пел им.
На солнце выцвело и стало бледным
Крыло, которое было белым.
Стекали ласково капли воска,
Плескались в миске наброски страсти
И становились рисунком Босха:
Любовью-волком с клыкастой пастью,
Всегда несытой, всегда отверстой;
Она за ними по красным метам
Стелилась тенью легко и дерзко,
Лизала кровь их и выла вслед им.
Крыло, которое было белым. 1 декабря 2003
http://www.stihi.ru/2003/12/01-141
Любовь становится оборотнем, когда есть боль, когда человек перестает быть человеком и в то же время обретает таинственную метельную связь между землей и небом. Цветовая композиция стихов Витвольфа - черное, белое и красное. Белый снег, белые птицы, белые волчьи клыки, лунный блик и черная тень, черная стая волков, темная ночь - время появления волка-оборотня, красное - кровь под ногтями, кровавый взгляд, следы когтей.
Прочь рванулась волчья стая,
Избегая поединка.
Меж тяжёлыми когтями
Я выкусываю льдинки,
Равнодушными глазами
Стаю волчью провожая…
Для меня она чужая.
Я следов не оставляю
Ни в сугробах, ни на льду -
Ни январском, ни весеннем.
Не отбрасываю тени.
И другой добычи жду.
Лихо мчатся чередою
Чьи-то свадебные тройки,
Колокольцы под дугою
Пляшут весело и бойко.
Ляжет на сердце тревога
Призраком вчерашней были…
Я метнусь через дорогу
Лунным бликом снежной пыли.
Поезд встал среди дороги.
Бьются лошади в испуге,
Пристяжные рвут постромки,
Коренные ломят дуги,
Дюжий кучер, бросив кнут,
Уцепился за хомут…
Не сдержать ему коня…
Тот ведь чувствует меня,
И гнедая шерсть седеет…
Люди - нет… Лишь у тебя
В жилах кровь похолодеет,
Застывая и любя
Запоздало и ненужно…
Колокольчиков поддужных
Не слыхать уже… печально…
Звон далёкий, погребальный,
Вдруг разнёсся в тишине
И в снегу растаял синем.
Не молитесь обо мне…
Просто острою осиной
Ты забыла сердце мне
Пригвоздить вчера у гроба.
И теперь мы знаем оба -
Сеет боль, беду и кровь
Равнодушно и устало
Наша пылкая любовь…
Та, что оборотнем стала.
Оборотень
http://www.stihi.ru/2003/01/07-298
Любовь стала оборотнем не случайно. Разумеется, было убийство, любовь просто не уходит. Ее возвращение снова и снова всегда мучительно. Звуковое сопровождение - лязг зубов, щелканье зубов. Снова и снова возвращает нас к образу волка. Волк-оборотень... Он как оборотная сторона любви свиреп и грозен. Он ждет расправы и сам является ее олицетворением. Волк - расправа - расплата. Основа этой цепочки - любовь - так же призрачна и бессмертна, как призрачен и бессмертен волк-оборотень, как призрачна и бессмертна дева, превратившая человека в волка.
Ну, погляди - уже и колья вбиты,
И окропили мёртвою водой, -
Любовь всё щёлкает зубами, не убита,
Рычит в гробу проклятая любовь,
И угрожает мутным и кровавым
Свирепым взглядом страшно отомстить…
Ждёт впереди расплата и расправа -
Любовь, она убийства не простит…
«Ты смотри...» Весна, 2003
http://www.stihi.ru/2003/06/10-1401
Образ волка -оборотня вводит нас в таинственный мир нашей души, о котором мы ничего не знаем. Потому стихи Витвольфа и будоражат наше воображение, потому они и причиняют необъяснимую боль.