Национальный Эталон-проект
Галины Шелонниковой
"Мать-и-Мачеха..." -- в трёх томах:
первый том (март, 2012):
http://www.stihi.ru/2012/04/28/3076
второй том (декабрь, 2012):
http://www.stihi.ru/2012/12/30/3970
Том второй
Зарплата…
(лирический рассказ
из цикла прозы "Плюс... минус... лапоть...",
посвящённого строителям СССР)
Сегодня день зарплаты… Вроде бы ничего особенного?.. И работа на участке дорожного строительства -- будто обычная… Нет, ну… не то, чтобы обычная, обычным ничто не может быть на стройке, хоть у «субчика», хоть у «Генподрядчика» в любой час может что-то произойти: простой из-за дождя, ураганного ветра, из-за отсутствия срочного материала или, к примеру, кто-то обкушапся (что, кстати, нет так уж и редко) и тому подобное, ну да ладно -- причины разные важны… В общем, работа как работа… обычная. Короче, как всегда.
Грейдер ровняет шлак на земляном корыте, оставляя продольные гребни. Следом за ним женская бригада сбивает «гребешки» лопатами, правит обочину, забивая её шлаком. Прибившись к обочине, стоит застывший каток. Возле него чертыхается машинист: « … сволочь такая… » Кто для машиниста являлся «сволочью» даже и уточнять не нужно: первый раз, что ли, солярку не подвезли? И он бы чувствовал себя поспокойнее, но… На него наседала «бригадирка» Валентина:
-- Поругайся мне тут… поругайся… Поди, заявку мастеру не дал, -- хлёстко осадила она машиниста, обтёрла тряпочкой потное лицо, -- ты мне, Сенька, чёрта лысого не гони… все твои тёмные уголочки знаю…
-- Валюха, отвали-и, -- рявкнул тот в ответ, -- видишь, сам… страдаю-ю…
-- По чём ты страдаешь, козе понятно… да-а, Зинуль… -- (коза Зинка, которая была рядом, за обочиной, на выпасе, благодарно отозвалась) … -- во-о, и доказывать не надо… -- Валентина говорила с хрипотцой, не так громко, когда особой надобности не было. – А то смотри, молочком парным тебя и вылечим… и машинка твоя, твердолобая, сразу заведётся…
--- Ну-у, блин… ты меня с Зинкой… достала, -- машинист катка сплюнул в сердцах, -- адвокатши… Иди вы… обе...
Коза чуть двинулась в сторону на своё имя, но Валентина отмахнулась , мол, комплименты по мою душу. Когда можно было обходиться жестикуляций, Валентина изъяснялась руками, так как из-за рёва машин к концу смены она уже хрипела, сипела и говорила беззвучно. И сейчас вместо ответа Сеньке «бригадирка» объяснила руками, что именно она с ним сделает, если тот ещё раз её пошлёт… куда именно?! Оба знали куда. В насмешку машинист катка также прожестикулировал, изображая подобие геометрической формы, и опять уткнулся в мотор катка.
На диалог этот с ухмылкой поглядывали бордюрщики, работавшие неподалёку.
--- Гляди… пенёк-то… Валюху как подрезал, -- живо подключился к молчаливому диалогу Алексей Быков, -- не-е, ну-у хорош… сам -- метр с кепкой, а над женщиной-то как издевается? – С хитринкой покосился на Давыдкина, тот ломом приподнимал бордюр до отметки. -- Васёк, хоть для зарплаты улыбнись стоматологом…
--- Репка чёртова, -- отмахнулся Василий Давыдкин от напарника, продолжая править бордюр, -- и травишь, травишь… язык-то не отсох…
-- Если отсохнет и хрен с ним, не обижусь, -- легко парировал Быков, подтаскивая волоком очередной бордюр, -- лишь бы… архитектурная деталь фигуры… не отвалилась… О-о, по самое некуда… -- последние слова относились к плотной пригонке бордюров друг к другу.
-- Да-а, от такого дубка если что-то отвалится, то для участка -- бедствие, -- подыграл приятелю Давыдкин, зная своего напарника вдоль и поперёк. А именно: Алёха балагурил с утра, если (как он сам признавался) его Роза-мимоза была мила-светла всю ночь, а если (не приведи, господи, об этом и подумать страшно!) не могла из-за поросят и задницу от кровати отодрать (это же опять, как сам Алёха говорит) то… работал через не могу, ёрничал, задевая всех и вся… «Всех и вся» -- это, конечно, относилось только к женской бригаде , что и сама в долгу не оставалась, обещая тому "петушок или нарастить, или отрезать…" (это по ситуации). -- Ну -у, Бычок, можно и курнуть , щас всё равно Манька с деньгами примчится.
Бордюрщики знали, что назавтра «отец», как рабочие промеж себя называли начальника участка, заказал сто тонн асфальтобетонной смеси, а основание не совсем подготовлено. Ну и денёчек будет завтра?! Но… это завтра, а… сегодня…
Сегодня день зарплаты!.. Событие это словно растворено в весеннем воздухе. Оно угадывается в каком-то необъяснимом волнении, в лёгкой возбуждённости и, пожалуй, нетерпеливой радости каждого. Оживление заметно у всех в движениях, в интонациях голосов, отражено на лицах… Вот грейдерист высунулся из кабины, перекинулся шуткой с девчатами, что случается с ним крайне редко. А машинист катка уже балагурил с бригадиром женской бригады, пытаясь обхватить … талию… Правда, так и не обхватил: руки коротки для такой талии.
-- Сенька, чёрт чумазый, не подкатывайся… -- Валентина мягко разводила мужские полуобъятья.
«Что греха таить, коротышку-Сеньку … и того не хочется… отталкивать ,-- мысли Валентины заворковали, как голуби,-- что ни говори: хоть плохенький, а свой…» Но, правда, насчёт определения, что «свой…», Валентина, очевидно, успокаивала себя: дома-то кроме старухи-матери никто и не ждёт? А здесь, на участке… каждый мужик свой?! Конечно, свой! Ведь участок, как ни крути, и есть… дом родной… Пожалуй, даже ближе, чем дом родной.
-- Ох, какие мы… ох, ох… к Таиске сбегу, она тоже – метр с кепкой… не откажет!
-- Хоть к Таиске, хоть к Раиске… обнять-то толком не можешь, -- («… ревность с полмиллиметра, а жрёт… хлеще собаки…» -- куснула мыслишка Валентину ненавязчиво). – Вот Бычок прижмёт, так прижмёт… аж дух… захватывает.
-- Во-во, не для тебя ли Васька и романсы поёт? – Сенька,уже выписывая кренделя, подкрадывался к Таиске, к маленькой, шустренькой женщине.
-- Наш пострел кругом поспел, -- Таиска юрко вывернулась, -- ка-ак зве-здану-у… мало не покажется-я…
-- Вот бабы пошли, ни к какому берегу не пристроешься, -- бурчал Сенька, машинист катка, вплетаясь в небольшое звено механизаторов, что не спеша двигалось к бытовке. А спешить пока было незачем: кассир-то ещё не приехала.
Но, как говорится, ожидание зарплаты и есть сама зарплата, то есть её эквивалент: в ведомости не расписался, а ассигнациями так и веет в пространстве, так и веет, что… от бордюрщиков уже доносится песенка-небылица, которую участок давно выучил наизусть:
… у нашего Данилы
разыгралася скотина-а,
и коровы, и быки
рази-инули кадыки.
Утки – в дудки,
тараканы – в барабаны.
Коза – в синем сарафане,
во льняных штанах,
в шерстяных чулках.
Вол пляшет,
головой машет.
Журавли пошли плясать…
бух, бу-ух… Бух!
Алексей Быков прошёлся вприсядку вдоль бордюров. Дежурный автобус так пролетел мимо, что Алексей мячиком отлетел в сторону.
-- Вот, черт плешивый! Праздничный костюм замарал, -- беззлобно зашумел, стряхивая шлепки грязного снега.
-- Факт сшибёт, -- в тон ему подтвердил Давыдкин, напарник, длинноногий, худосочный, с плоским крупным лицом, на котором немного будто распластался нос. Постукивая тупым концом лома по бетонной поверхности бордюра, он вгонял его в земляной ящик -- аккурат до натянутой тонкой, но прочной верёвки-шнурка. – Порядочек, -- сказал он удовлетворённо и шагнул к следующему просевшему бордюру.
-- Гля, гля… к прорабской завернул, -- вскинув ладонь над глазами, не унимался Быков, --Васёк, а Васёк… может, копилку привезли? –Догадка напружинила его. Казалось, подтолкни чуть, и Алексей Быков прыжком очутится возле кассира. Приземистый, коренастый, напоминающий кряжистый дубок, он стоял и щюрился от пронзительного апрельского солнца. Продубленное непогодой лицо Быкова сейчас будто помолодело . Шмурыгнув носом, он краешком снятой рукавицы стряхнул слезу, выдавленную ветром, с уголка глаза. – Сигналит, Василий! Слышь, сигнали-ит… --совсем по-мальчишески закричал Быков. – Не-ет! Максимыч зазря грязью не обдаст… Чёрт хромой… -- и, продолжая щуриться кошачьими глазами, засуетился.
-- Отчаливый, Бычок… Очередь займёшь, -- рассудительно подтолкнул Давыдкин в нужное направление напарника, не поднимаясь с корточек и выглядывая вокруг себя шлак помельче, более удобный для подсыпки под бордюры.
-- Я ведь чего тороплюсь. Поросёночка купить надо. В Дубне, слышал, за пятьдесят отдают… Недорого, скажу, берут… Туда смотаться мне надо.
-- У тебя же боров.
-- Был… да сплыл, -- насупился Быков, пряча лом за бордюрами, присыпал его шлаком. – Я в него, подлеца, не поверишь, одной картошки мешков десять вогнал, а он как был котёнком, так и остался. Свояк и то удивился, он, говорит, что у тебя… нервнобольной?
-- Ишь ты… в Дубну… за поросёночком, -- передразнил Давыдкин Алексея.-- Отпустит ли ещё Андреевна?
-- Да и как же она не отпустит?! – Неподдельное изумление застыло в глазах Быкова. – Маня Блоха вовсе отгул как-то брала… Свинья заболела… А ты говоришь, не отпустит? Не-е, Андреевна баба толковая… Жалко, что она – наш мастер, а то бы я её потискал… -- Быков окончательно спрятал лом и слегка толкнув Давыдкина: -- айда гроши получать!
Вслед за Алексеем Быковым потянулись бригадир под ручку с машинистом автогрейдера, женщины бригады. Один Давыдкин не торопился. Он вроде бы нехотя распрямился, оглядел сделанное с начала смены и недовольный подошёл к Лидии Андреевне, мастеру участка.
-- Вчера правили, сегодня правим… А завтра что? Ёк-макарёк, бордюров нет, «гуська» нет, на пузе всё тащим, -- Василий Давыдкин ещё раз оглянулся на выправленные бордюры. Ровная нитка их обрывалась на крутом склоне ремонтируемой автодороги. Конечно, сделано было немного. Выправка бордюров – работа трудоёмкая и малопроизводительная. И он раздражённо сказал, глядя в сторону: -- Остаётся с бабами асфальт разносить, -- и, несколько помолчав, спокойно добавил, -- так им, бабёнкам, тоже тяжело. Раз на раз не приходиться. То пятьдесят тонн асфальта под грейдер кладут, а то сто пятьдесят вручную растаскивают, – Скользнув взглядом по нивелиру, Давыдкин грубовато, пряча стеснение, предложил, -- давай, помогу. – Он сложил нивелир в корпус, щёлкнул замком, скрепил треногу. Затем пополам сложил рейку, закрепил её. Повесил на плечо треногу и нивелир, рейку – под мышку. – Полем пойдём… короче, --и, не дожидаясь согласия мастера, шагнул в сторону с обочины.
«Короче, так короче», -- согласилась мысленно Лидия Андреевна, стараясь ступать след вслед. Изредка Давыдкин щупал ногой обманчивый наст, шёл осторожно. Волочившаяся за ним рейка вскрывала ослепительную плотность в насте. А в звонкой солнечной тишине кружилось птичье разноголосье, то снижаясь, оглушая, то… снова устремлялось ввысь… Стаи кружили и кружили, расшивая белизну чёрным бисером.
-- Не к добру мечутся, -- сказала Лидия Андреевна.
-- Подморозит, -- отозвался Давыдкин.
… И птицы не ошиблись, и Вася оказался прав. Ветер разом как-то ошалел. Перегонял низкие свинцовые тучи… Завьюжило… Колючий снег то крутился подраненным волком, то отрывался от седого наста, угрожая крылатым вестникам весны. Они заметались, торопясь к лозинам. Раззвенелись галки, сгоняемые воронами с облюбованных веток. Птичий галдёж перекрывался посвистом начавшейся позёмки. Прижималось галчиное племя к стволам, прижималось неловко и сиротливо. И лозины словно накрылись ажурной шалью, прихваченной на груди неровно пришитыми «пуговицами»…
(продолжение следует)
Галина Шелонникова
Тула,
апрель 1986 года,
15 июня 2012 года
Примеч. авт. – первая публикация рассказа в большом сокращении состоялась в областной газете "Молодой коммунар" (1986, Тула), затем в расширенном варианте -- в книге «Зерно Духа – Центр Жизни…», которая является второй в л.-х. проекте Галины Шелонниковой «Антология «Новые Имена России» -- Тульский регион» (2003).
Информация о книге:http://www.stihi.ru/2012/12/02/2463
о проекте "Антология...": http://www.stihi.ru/2012/04/30/3633
Впервые рассказ "Зарплата" в полном объёме издан во втором томе "Мать-и-Мачехи..." Аннотация:http://www.stihi.ru/2012/12/25/2422
"Ложбинка" -- лирический рассказ: http://www.stihi.ru/2013/01/04/2056
Информация о Галине Щелонниковой:
http://www.stihi.ru/2012/02/17/1828