http://www.stihi.ru/2017/01/24/5861
* * *
— Стас, иди, «папа» вызывает!
«Папой» во все времена, почти во всех автопредприятиях зовётся начальник колонны. Что-то сродни общезнакомому «батяня-комбат». Дрючит он тебя, так ведь за дело, да у него вообще должность такая! Дрючит, но ведь уважает, если ты того заслуживаешь, и всегда помогает, когда по-настоящему нужно. И даже любит немного, по-своему. Не как начальник - начальникам любить не положено, а как-то по-отцовски… Оттого - «папа».
Обшарпанный стол, шкаф, потёртое кресло - зато вертящееся. Роскошь по тем далёким временам. Стены не слишком ровные, давным-давно выкрашенные в какой-то грязно-голубой цвет, и роскошный, чуть ли не в полстены яркий календарь «Совтрансавто» за спиной строгого хозяина кабинета.
— Ну, что скажешь, Лещинин? Снова скандалишь?
Он вздохнул, тоскливо глядя в серое весеннее небо за давно не мытым стеклом.
— Да не стой ты, садись… Подай тебе, значит, Сибирь на блюдечке с голубой каёмочкой! Иначе, мол, вообще никуда не поеду! А на Москву, на Владимир, на Калинин кто пойдёт? Что молчишь? Близко, да? Конечно, вы же там, в «гвардейской» бригаде, все дальнобойщики, волки, асы, без пяти минут ветераны! Мать вашу! Умник какой выискался! Конечно, я знаю - парочку раз на Свердловск, на Тюмень сходил, и можно вообще месяц не работать - зарплата выйдет побольше, чем у директора! Так ведь тебе ещё дальше подавай! За каким чёртом сдался тебе этот Сердобольск? А двадцать рейсов подряд на Кострому не хочешь? Очень хорошо мозги прочистит, когда на целый месяц к гаражу будешь, как верёвочкой привязанный!
Жадно затянувшись «Беломориной», хозяин кабинета пристально поглядел на строптивца, насквозь пробирая взглядом, но так и не смог прочитать, что творится в душе так внезапно изменившегося не в лучшую сторону «гвардейца».
— Тебе сколько лет, Стас? Тридцать есть?
— Двадцать девять. Через четыре дня.
— Так тебя сам бог не велел посылать сегодня далеко, раз день рождения скоро! Ладно, прекращай дурить. Забирай своё заявление, извинись перед Татьяной Сергеевной, и, давай, грузись на Горький с «Лакокраски».
— Нет, Михалыч. Не заберу. Решил уходить, значит, так надо.
— Да куда же ты пойдёшь, дубина стоеросовая?! — вновь вспылил «папа», на этот раз не по долгу службы, а по-настоящему. — На самосвал, что ли, сядешь - говно из коровника на поле возить? Да ты же дня прожить не сможешь без трассы! Уж поверь, я побольше твоего на свете прожил, знаю, что говорю! Я двенадцать лет в этом кресле сижу, а руки до сих пор по рулю тоскуют! Я с семьёй на юг каждый год на своих «Жигулях» езжу - зачем, думаешь? Море, что ли мне нужно? Или абрикосы долбанные? Да для меня весь отпуск - это первый и последний день поездки, когда снова на трассу выхожу, пускай и на простой легковушке! Подумай, Стас, крепко подумай!
— Подумал, Михалыч. Время было. Раз уж так всё сложилось, значит, на дальняк мне больше не ходить. Уволюсь, и уеду в Сердобольск. На поезде.
— Любовь, что ли? — догадался, наконец, Сергей Михайлович. — Сразу-то не мог сказать? А как же жена?
— Не знаю. Ничего не знаю… С женой всё сложно, а там…
— Ну, как знаешь. — Размашистая подпись наискосок пересекла помятый листок. — В делах сердечных я тебе не советчик. Машину передашь… Павлу передашь, Молчанову, пора и ему уже на новой поработать!
И он ушёл, понимая, что во многом прав рассерженный начальник, но всё же не в силах поступить иначе.
* * *
Продолжение следует
http://www.stihi.ru/2017/01/24/5922