Р. Рождественский
Давнее
А. Киреевой
Я, как блиндаж партизанский,
травою пророс.
Но, оглянувшись,
очень отчетливо вижу:
падают мальчики,
запнувшись за мину,
как за порог,
наткнувшись на очередь,
будто на ленточку финиша.
Падают мальчики,
руки раскинув просторно,
на чернозем,
от безделья и крови
жирный.
Падают мальчики,
на мягких ладонях которых —
такие прекрасные,
такие длинные
линии
жизни.
Дочке
Катька, Катышок, Катюха -
тоненькие пальчики.
Слушай,
человек-два-уха,
излиянья
папины.
Я хочу,
чтобы тебе
не казалось тайной,
почему отец
теперь
стал сентиментальным.
Чтобы все ты поняла -
не сейчас, так позже.
У тебя
свои дела
и свои заботы.
Занята ты долгий день
сном,
едою,
санками.
Там у вас,
в стране детей,
происходит всякое.
Там у вас,
в стране детей -
мощной и внушительной,-
много всяческих затей,
много разных жителей.
Есть такие -
отойди
и постой в сторонке.
Есть у вас
свои вожди
и свои пророки.
Есть -
совсем как у больших -
ябеды и нытики...
Парк
бесчисленных машин
выстроен по нитке.
Происходят там и тут
обсужденья грозные:
"Что
на третье
дадут:
компот
или мороженое?"
"Что нарисовал сосед?"
"Елку где поставят?.."
Хорошо, что вам газет -
взрослых -
не читают!..
Смотрите,
остановясь,
на крутую радугу...
Хорошо,
что не для вас
нервный голос радио!
Ожиданье новостей
страшных
и громадных...
Там у вас, в стране детей,
жизнь идет нормально.
Там -
ни слова про войну.
Там о ней -
ни слуха...
Я хочу
в твою страну,
человек-два-уха!
"Гитара ахала..."
Гитара ахала,
подрагивала,
тенькала,
звала негромко,
переспрашивала,
просила.
И эрудиты головой кивали:
«Техника!..»
Неэрудиты выражались проще:
«Сила!..»
А я надоедал:
«Играй, играй, наигрывай!
Играй, что хочешь.
Что угодно.
Что попало».
Из тучи вылупился дождь
такой наивный,
как будто в мире до него
дождей
не падало...
Играй, играй!..
Деревья тонут в странном лепете...
Играй, наигрывай!..
Оставь глаза открытыми.
На дальней речке
стартовали гуси-лебеди —
и вот, смотри, летят,
летят и машут крыльями...
Играй, играй!..
Сейчас в большом
нелегком городе
есть женщина
высокая, надменная.
Она, наверное,
перебирает горести,
как ты перебираешь струны.
Медленно...
Она все просит
написать ей что-то нежное.
А если я в ответ смеюсь —
не обижается.
Сейчас выходит за порог.
А рядом —
нет меня.
Я очень без нее устал.
Играй, пожалуйста.
Гитара ахала.
Брала аккорды трудные,
она грозила непонятною истомою.
И все,
кто рядом с ней сидели,
были струнами.
А я был —
как это ни странно —
самой тоненькой.
Другие статьи в литературном дневнике:
