Владимир Милов
Ничего, родная, ничего …
Я здоров, мой мерзкий быт отлажен
В жизни я боюсь лишь одного –
Слез твоих, все прочие неважно.
Едкий дым лежанки ест глаза,
Сердце ноет, от тоски пьянея,
Сумерек осенних бирюза
За окном сгущается, чернея.
День с лица земли уходит прочь,
Злые тени по стене крадутся,
Знаешь, мама, не люблю я ночь:
Я боюсь уснуть и не проснуться.
Словно птицы, сбились мысли в стаю,
Я молчу, но ты меня прости,
Чем тебя утешить – я не знаю,
Беспросветно слишком впереди.
Ничего…. Еще есть отчий кров,
Жизнь глупа, но если присмотреться:
Стоит жить, подбрось в лежанку дров,
Что-то сердцем не могу согреться.
Злобно ветер тучи в клочья рвет,
Как поэт стихи, что вышли плохо,
В жизни каждый крест судьбы несет
На свою незримую Голгофу.
Век благой сегодня для иуд,
Зубоскалят горе-человечки,
Но уже поэтов не везут
По морозцу в санках к Черной речке.
И не лезут нагло на рожон,
Отошла дуэли волокита
У убийц сегодня нет имен,
Что вернее яда травят бытом.
Но об этом вслух не говорят.
И, кусая гильзу папиросы,
Отвечаю бегло, невпопад
На твои нехитрые вопросы.
Как? Да что? Я трачусь на посулы,
Роюсь в груде умерших надежд,
Но улыбка мне вдруг сводит скулы,
Обнажая страшной правды брешь.
Воет ветер, крутит кленам руки
И искрит в обвисших проводах.
Мне страшнее не придумать муки –
Видеть слезы на твоих глазах.
1995 г.
