Роберт Тучин
ЦИВИЛИЗАЦИЯ – НЕ В ЯЩИКЕ
Цивилизация – не в ящике,
В нём обескрыленный цинизм.
Нам демонстрируют в нём ящеры
Духовный эксгибиционизм.
Так, где ж она, цивилизация?
Где её звонкий меч и щит?
Всё чаще стало мне казаться:
Она на кладбище лежит.
* * *
АННАБЕЛЬ ЛИ
Я возвожу вас в ранг дворянства
За грациозность жеста, за
Неумолимость, постоянство,
За ваши мудрые глаза.
Как я хочу вам крикнуть: «Браво!»,
Забыв присутствие людей,
Когда походкой величавой
Идете улицей моей.
Когда ваш непокорный локон
Играет с ветром в поддавки,
Я думаю о том далеком –
О странной незнакомке Блока,
И сочиняю вам стихи.
И, может, поборовши робость,
Я б их прочел, безумец, вам,
Но между нами, знаю, пропасть,
И мне она не по зубам.
Нет даже незаметной нити,
Что как-то б связывала нас.
Но я шепчу вам: «Оглянитесь!»
Хотя бы раз, хотя бы раз!
А вы легко и безвозвратно
Как дым рассеялись вдали.
Но я шепчу вослед невнятно:
«Аннабель Ли, Аннабель Ли!»
Шепчу как гимн, как заклинанье
В безумном действии шаман.
И искажает мне сознанье
Нас возвышающий обман.
Когда опустит день ресницы,
Мою печаль не утолив,
Я задремлю. Мне будут сниться
Ваш локон, Блок, Аннабель Ли.
* * *
КОГДА ПОЭТ ЕСТЬ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ.
Поэзии не свойственна протезность,
Хотя калек в ней от ума – не счесть.
Оружие поэзии – протестность
Всему, что губит нравственность и честь.
Когда невзгоды целятся в висок
И над страной идет эксперимент,
Позорно зарываться нам в песок,
Как страус, ожидая перемен.
Аморфным быть, увы, подобно вате –
К погибели и к рабству путь один.
Отечеству опасен обыватель
Опасней во сто крат, чем гражданин.
И для поэта нет важнее теста,
Чем этот тест на смелости предмет.
Когда в поэте зреет гнев протеста,
Тогда поэт есть больше, чем поэт.
***
Красота – это вспышка сверхновой,
Стопроцентный, но сладкий ожог.
Не опишешь ни кистью, ни словом
Этот взрыв, эту боль, этот шок.
От неё на губах лихорадка
От неё в голове ураган.
Красота – это тайна, загадка
Я к её припадаю ногам.
Вон девчонка, мне вызов бросая,
По земле как богиня идёт…
Красота этот мир не спасает,
Красота этот мир создаёт.
* * *
В Е С Н А
Забросив сапожки, пальто, рукавички,
И улыбаясь лукаво, хитро,
Весна к нам врывается на электричках,
И пересаживается в метро.
Она так легко и смешно приодета,
Ей музыку пишут и Моцарт и Бах.
В руках у неё огонёк первоцвета
И яркий «Максфактор» на юных губах.
Куда она едет, куда она мчится,
Густым ароматом дурманя умы?
Пантера, тигрица, лисица, волчица,
Сбежавшая вдруг из капкана зимы.
И всё есть у ветреной этой богини,
Чтобы оступиться, сломаться, сгореть,
И взгляд опьяняющий, юбочка мини,
И пачка изысканных сигарет.
И вновь я повержен и сердце стучится
Как будто на Марс совершаю полёт.
Бери мою жизнь, пантера, волчица,
Я ждал этот миг целый год напролёт.
* * *
Н О Ч Н А Я З А Р И С О В К А
Как монета большая, медная,
Под неслышный вселенский джаз
Диск луны проплывает медленно –
Чёрной вечности жёлтый глаз.
И луну, обхватив за плечи,
Беспощадная, как Пилат,
Держит бездна – квадрат Малевича,
Увеличенный во сто крат.
Где-то там, между раем и адом,
Зажигается звёздный свет.
Значит, это кому-то надо,
Как однажды сказал поэт.
И сквозь время летят кометы,
Разрывая звёздную вязь.
Из гигантского арбалета
Их швыряет Господь, смеясь.
Тьма, с небесных вершин просачиваясь,
Свет дневной прогоняет прочь.
Это в тёмный костюм Версаче
Одевает планету ночь.
А луна, будто кот, уснула
У вселенной на обшлаге.
Наобум, не спеша, сутуло,
Напрягая косые скулы,
Ночь идёт на одной ноге,
Чтоб попасть на картину Ге.
* * *
В Р Е М Е Н А Г О Д А
Вновь весна, дойдя до точки,
В город вырвавшись с полей,
Как сосед носки на бочке,
Сушит белые платочки
На макушках тополей.
А за ней без пиетета,
Золотое сняв кольцо,
Новой страстью разогрето,
Умиленно смотрит лето
Рыжей осени в лицо.
Ей на встречу тянет руки,
Породниться хочет с ней,
Оставляя боль разлуки
Прежней пассии своей.
Но за все эксперименты,
Сердце, трогая до слёз,
Лето платит алименты
Грустью клёнов и берёз.
Красотой прощальной роща
Тихо сводит нас с ума.
Скоро всё испортит тёща –
Неприступная зима.
Вот уж будет где трезвона,
Разгуляется всерьёз.
У неё отряд ОМОНа –
Вихри, бури и мороз.
* * *
ДЕТИ ДВАДЦАТЬ ПЕРВОГО ВЕКА
Мы дети века двадцать первого,
Пожарного, взрывного, нервного.
Мы с пьедестала сняли Ленина
И празднуем де Ниро, Круза,
Маккартни, Джонса или Леннона,
Забыв Шаляпина, Карузо.
Мы дети века двадцать первого,
Коррупционного, фанерного.
Мы любим Аллу и Алсу,
И заграничную попсу.
И всё глотаем, не просеивая, –
От Кати Лель до Моисеева.
Мы дети века двадцать первого,
Маниакального, манерного.
Нам псевдо боги и богини
Раздели души до бикини.
Они слоны (а, может, моськи!),
Ворвавшиеся на подмостки,
Где судьбы бьются как посуда.
Вся наша жизнь – театр абсурда.
Мы дети века двадцать первого,
Кровавого, неимоверного.
Мы сняли с пьедестала Сталина.
И в состоянии гипноза
Нам показалось: всё исправлено,
Но в душах – прошлого заноза.
Мы дети века двадцать первого,
Спид;вого и адюльтерного.
Мы сбросили вождей – нам мало!
И чтоб не мучалась душа,
Мы свергли совесть с пьедестала,
Всё, что ни попадя, круша.
И с пафосом, в объятьях ложного,
Свою историю калечим.
Как царь, все ценности низложены –
Без них спокойнее и легче.
Мы дети века двадцать первого
С туберкулёзными кавернами,
Собранье нищих и калек.
Мы дети века очень скверного,
И не исправить нас, наверное,
Как, впрочем, не исправить век.
Другие статьи в литературном дневнике:
