Из цикла Человеческое
Прошло уже сорок дней, как Настасья похоронила супруга. А на сорок первый день в дверь её избы постучал Николай.
- Настасья, у меня к тебе разговор один есть, - сказал он не очень уверенным тоном.
- Какой ещё разговор? - неприветливо встретила соседа хозяйка.
Николая Настасья всегда недолюбливала, потому что характер у того был вспыльчивый и даже скандальный. Если бы не покойный муж, она бы этого соседа и на порог не пускала бы. Но муж Михаил его почему-то привечал. Покойный муж у неё вообще был слишком добрым человеком, и дружил в деревне со всеми соседями, независимо от их характера.
- Я вчера на сороковинах при всех не стал тебе этого предлагать, чтобы люди чего-нибудь не подумали нехорошего... - продолжил неуверенно говорить Николай.
- Чего это ты не стал предлагать? - насторожилась Настасья.
- Сейчас скажу... В общем, это... Надо будет Михаилу памятник на кладбище поставить...
- Без тебя знаю! - тут же вспыхнула хозяйка. - Мы уже с детьми всё про это обговорили. Тебе-то, вообще, какое дело до наших дел? Ты о своих делах думай, а в наши не лезь!
- Ты, Настасья, сразу-то не кипятись, - спокойно осадил её сосед. – Надгробный памятник теперь больших денег стоит. Очень больших. Я тут заходил на кладбище, узнавал.
- Ничего, мы не бедствуем. У меня сыновья в городе много зарабатывают. Мы и памятник поставим, и оградку металлическую справим. Всё как надо. И без твоих напоминаний.
- Да погоди ты! – Николай начинал злиться, потому что сказывался характер. - Дослушай хоть раз человека до конца. У твоих детей, наверное, деньги-то не лишние. Им, наверное, они нужны для других дел. И тебе тоже нужны. А я... Я хочу поставить Михаилу памятник на свои средства. Понятно тебе? Полностью на свои.
- Чего? - Настасья с подозрением уставилась на Николая. – Это с чего это вдруг такая щедрость?
- А с того. Я твоего мужа уважал, и поэтому хочу...
- Да мало ли что ты хочешь?! - чуть не в крик ударилась Настасья. - Тебе что, самому, что ли, деньги не нужны? Или ты подпольный олигарх? Вроде, за тобой такого люди не замечали. Так что, не смеши меня, Николай! У тебя жена есть. И если она узнаёт, что ты Михаилу памятник на свои деньги ставишь, она меня опосля со свету сживёт.
- Не сживёт! – Сосед чуть не топнул ногой. - Она уже в курсе моих планов. И полностью согласная.
- Ах, она согласная?! Зато я не согласная! Это мой муж, и значит я ему памятник должна ставить! И я поставлю! Понятно тебе? Всё, разговор окончен. Иди, давай, отсюда.
- Ты чего, Настасья, с ума сошла? - растерялся сосед. - Я же тебе помощь предлагаю. Безвозмездную. Ты чего творишь-то?
- Не нужна мне твоя помощь, говорю, - гордо ответила Настасья. - Я не нищенка, чтобы мне просто так помогать!
- Да что же ты за вредная баба такая?! – Николай даже зарычал от злости. - И как только с тобой Мишка всю жизнь прожил, с такой?! Ох, была бы ты моей женой, я бы из тебя давно всю дyрь вытряс!
- Ах, ты ещё и оскорблять меня удумал?! –Хозяйка переместилась ближе к печке, и сделала угрожающий вид. - Ну-ка, иди отсюда, пока цел! А не то я возьму ухват, и протяну тебе по хребтине!..
- Ладно, чёрт с тобой, я пойду, - гаркнул сосед, затем полез в карман, вытащил оттуда пачку денег и припечатал их к столу. - Но сначала - вот! Забирай эти деньги, и делай с ними что хочешь. Хоть в печь их бросай!
- Ты что сдурел, Николай? – Настасья, увидев тысячные купюры, страшно растерялась. - Ты чего это деньгами просто так швыряешься? Или у тебя, на самом деле, временное помешательство? Я ведь сейчас эти деньги-то возьму, и твоей жене передам. Пусть она тебя за эти твои благородные жесты сама отдубасит.
- А она их не возьмёт, эти деньги! Понятно?
- Да почему же она не возьмёт-то? Вы что, их украли, что ли? И хотите срочно от них избавиться?
- Ну, ты, Настасья, и... - Николай даже задохнулся от возмущения. - Эх, вынудила ты меня сказать тебе правду… Хоть я твоему Михаилу и обещал, что не скажу... Но теперь деваться некуда. Пусть он меня простит. В общем, я пришёл вернуть долг. Понятно тебе?
- Чего? Какой ещё долг?
- Обычный, денежный. Михаил мне лет десять назад очень сильно помог этими деньгами...
- Михаил? Тебе? Деньгами? – Настасья не верила своим ушам.
- Ну, да. Я ему их давно уже хотел вернуть, но он, почему-то, не брал. Говорил, мне деньги пока не нужны. А вот когда я помру, поможешь как-нибудь моей супруге. Можно даже не деньгами, а просто делом каким. Эх, Мишка-Мишка… Я ведь и сам уже не очень здоров. Вот вчера мне и подумалось, - а вдруг, когда тебе помощь денежная понадобиться, меня уже и самого на этом свете не будет. А долг за мной-то останется. Это же грех. Поэтому я и хотел Михаилу на эти деньги памятник поставить. На всю сумму. Решил, пока не поздно, оказать тебе такую вот помощь. Понимаешь теперь?
- Да что ты брешешь-то? – всё не верила ему Настасья. - Если бы Михаил дал кому-то в долг, он бы мне, наверное, сказал?
- Как бы не так, сказал бы он тебе. Да ты бы его за такие деньжищи со свету сжила бы ворчанием своим. Здесь же сорок тысяч, как ни как!
- Сколько?! - Настасья замерла и уставилась на деньги. - Как же это? А почему я не заметила, что денег в семье не хватает?
- Потому что твой Михаил работать умел как никто другой. Он же вон какой дом вам справил. И детей на ноги поставил, да в люди вывел. Золотой мужик был... Золотой...
- Но я бы не смогла не заметить... - всё бормотала Настасья. - Сорок тысяч по тем временам… Это же... С ума сойти - сколько... А он тебе взял, и просто так дал...
- Да он не только мне, он многим в деревне помогал, - вдруг признался Николай. - И всем так же вот запрещал тебе про это говорить.
- Да почему же запрещал-то он? - растерянно спросила женщина. - Почему? Я же, чай, была не чужая…
- Сама знаешь почему... - пожал плечами Николай. – Женщины, они не любят, когда мужья деньги в долг кому-то дают. Моя ведь - тоже такая же, как ты. Говорит - давать в долг легко, а вот забрать его обратно - непросто. И это верное замечание. Но Михаил, он был другой. Он всем говорил - отдашь этот долг моей супруге, когда меня не станет.
- Господи... - Настасья медленно опустилась на стул. - А я-то думаю, чего это мои соседи, с ума все посходили, что ли? Один дров мне на баню привез просто так, второй на днях землю под осень вспахал, и деньги брать отказался. А Иван Михайлов обещал комбикорм для курей десять мешков за просто так.
- Да, Настасья. Вот такой у тебя был муж. Так что, ты деньги эти куда хочешь пускай. А лучше, всё-таки, пусти их на памятник. Но… да, это ваше дело, семейное. Всё. Пойду я.
Николай шумно вздохнул, развернулся и побрёл к двери.
- Николай, ты это... - остановила его Настасья. – Ты прости меня, старую, за резкость. И... спасибо.
- Это не мне, это Михаилу твоему спасибо. Царство ему небесное. – Николай улыбнулся хозяйке и вышел из избы.
А Настасья ещё долго сидела за столом, перебирала оставленные деньги, и тяжко вздыхала…
Андрей Анисимов
Накануне нового года мужчина из семьи ушёл... Оставил жену и пятилетнюю дочь... Причиной послужила почти трехдневная ссора. Из-за пустяка.
Его жена с юности вела дневник, в котором фиксировала все свои впечатления. Дневник, как друг. И, конечно, опыт первой любви нашел на его страницах самое почетное место. Чувства, чувства и чувства. Пыл юного невинного сердца.
Ее муж, человек прямолинейный и отнюдь не мечтательный, знал о существовании заветной тетрадки. Но никогда ее не открывал. А тут – выпросил. И жена доверила – дала почитать.
Как будто молния ударила в сухое дерево! Мужчина, как говорится, вспыхнул. Посыпались на доверчивую женскую голову оскорбления. И обвинения, конечно, что она, его жена, лживая и развращенная натура. А он, честный мужчина, ошибся, женившись на ней.
Ссору только начни – не остановишь! Так и случилось. Ослепнув от ревности, обиды и злости, он хлопнул дверью и ушел. А жена осталась без денег перед новым годом: она не работала.
Когда взрослые «кусаются», то о детях, как правило, не думают. А зачем? Нас же чувства терзают!
Прошла неделя, наступило 31-е декабря. В доме ни ёлки, ни подарков, ни праздничного стола. Ни папы, конечно. Пятилетняя девочка ни о чем не спрашивала. Сидела себе в углу и игрушки перебирала. Дети догадливы и деликатны. В особенные случаи жизни они чувствуют, что у взрослого человека – драма. И помалкивают.
И вдруг дверной звонок. Женщина так разволновалась, что смогла надеть тапочек только на одну ногу. Рванула открывать. Думала, а вдруг – он?
А на площадке стояла ёлка уже на крестовине. Рядом большой пакет. В нем подарок ребенку, копченая колбаса, буженина, мандарины, конфеты и еще что-то. И конверт с пятью тысячами рублей. И никого! Дед Мороз, наверное.
Женщина разбирала подарки и плакала. Но жизнь есть жизнь. Ёлочку поставили на почетное место. Украсили. И сели праздновать. На душе легче стало.
Муж вернулся к Рождеству. Прощения попросил. Сказал, что погорячился. Что делать? Простила она его, хотя камушек на сердце остался. Знаете, иногда такие поступки не сразу забываешь.
И вот они разговорились о празднике. Жена рассказала о неожиданном сказочном подарке. Муж попросил показать пакет. Затем по комнате ходил – волновался.
Дедом Морозом оказался близкий ему человек, к которому он ушел после ссоры с женой. Который слушал его сбивчивый рассказ и головой в знак согласия кивал. Друг! Собрал продукты, купил елку, подарок ребенку. И тайком от собственной своей супруги отвез к двери брошенной женщины. Поставил на пол и позвонил.
Обидчивый мужчина получил двойной урок. Урок сердечности. Жил рядом с людьми и не понимал до конца, каковы они. Сердечная жизнь – дело сложное. И преданность сразу-то не разглядишь.
А прошлое иногда лучше не ворошить. Ушло и ушло.
Георгий Жаркой
В один не то чтобы прекрасный день Олина бабушка Элиза Матвеевна, пожилая энергичная и решительная дама слегка за 60, сказала:
— Оля! Я долго ждала, долго молчала, но мое терпение лопнуло. Ты когда-нибудь дашь мне спокойно помереть?!
Тоненькая брюнетка Оля, искусствовед, бабушку любила и потому очень удивилась, откуда столь странные вопросы.
— А оттуда, что ты меня в гроб раньше времени загонишь, — нелогично продолжила бабушка. — Ты когда замуж выйдешь?! Чтоб я могла упокоиться с умиротворенной душой! Тебе почти 27! Чтоб не мешать, я на все лето съехала на дачу к этой старой дуре Василевич. Три месяца по двадцать раз на дню сочувствовала ее геморрою. Что толку в моих страданьях — ты за это время даже не познакомилась ни с кем!
— Бабушка, когда и где мне знакомиться? Работа, испанский, диссертация. А в моем музее из холостых мужчин только Аркадий Палыч, ты же его видела.
— Да, Аркадий Палыч — это на безрыбье даже не рак, а полудохлая креветка, — мрачно согласилась бабушка.
А на следующий день позвонила старой дуре Василевич и выяснила, что василевичская внучка познакомилась со своим будущем мужем в ночном клубе.
По телевизору Элиза Матвеевна услыхала, что в ночной клуб вход с 21 до 24 для девушек и женщин бесплатный. Следующим вечером она туда и направилась, сообщив Оле, что идет прогуляться перед сном.
В считанные минуты разгромив охрану, пытавшуюся что-то слабо вякать о возрасте, добив их ехидной фразой — Плохо держите удар, любезные! — Элиза Матвеевна уселась (с помощью той же охраны) на высокий стул у барной стойки и строго оглядела окрестности.
— Ну и как вам у нас? — робко осведомился бармен, пододвинув ей высокий стакан. — Это за счет заведения. Безалкогольный.
— Бесперспективно, — припечатала Элиза Матвеевна, — порядочной девушке тут ловить нечего. Кстати, не разорились бы, если б плеснули ложку коньяку. А вон тот рыженький — у него что-то с тазобедренными суставами или сейчас так танцуют?
В тот вечер в клубе было нервно. Как на школьном собрании в присутствии родителей и директора по случаю застукивания все тем же директором группы семиклассников за распитием пива на спортплощадке.
До нового года Элиза Матвеевна посетила рок-концерт, выступление заунывного барда, файер-шоу, соревнование по экстремальному велоспорту, преферансный турнир и, уже от полного отчаянья, семинар молодых поэтов.
Закидывать наживку смысла не было — не дай бог, клюнет. Поэты ее доконали.
— В свое время я полгода выбрать не могла между твоим дедом и десятком других, не хуже деда. Даже у этой старой дуры Василевич был какой-никакой выбор. Хотя она все равно всю жизнь страстно пялилась на твоего деда. Но нынче молодые люди, Оленька, поразительно измельчали, не за кого взглядом зацепиться.
В марте Элиза Матвеевна, навестив старую дуру Василевич, решила заехать к Оле на работу. На подходе к музею поскользнулась и грохнулась. Хорошо — не на ступеньках. Какой-то военный бросился поднимать ее. Элиза Матвеевна проинспектировала себя на предмет отсутствия перелома шейки бедра, внимательно посмотрела на доброхота и сказала:
— Господин майор, вы, я вижу, танкист, мой покойный муж командовал танковым полком, скажите, господин майор, у вас найдется час свободного времени?
Майор, осознавший, что придется тащить бывшую мать-командиршу на себе до ее местожительства, проклял себя за неуместное проявление христианских чувств и обреченно кивнул.
— Прекрасно. Скажите, вы бывали в историческом музее? Нет? Напрасно. Очень советую. Только попросите, чтобы экскурсию провела Ольга Рашидовна, замечательный экскурсовод, не пожалеете.
Майор и сам толком не понял, какого черта он потащился в этот музей. Как загипнотизированный.
Недавно Элиза Матвеевна тихонько сказала спящему Митеньке:
- Вот ты, солнышко мое, медвежонок, пойдешь в школу, твой папа закончит военную академию, бабушке и умирать можно. А еще мама твоя докторскую допишет — я и уйду со спокойным сердцем. И сестричка тебе нужна, воробышек мой, что ж ты один расти будешь. Вот родится твоя сестричка, потом в школу пойдет, а потом… ну, потом мы еще посмотрим…
Наталья Волнистая
Другие статьи в литературном дневнике:
