Рецензия на «Эмигрантские стихи об эмиграции и ностальгии обзор» (Александр Мельник)

Александр, спасибо Вам, конечно, за добровольно проделанный немалый труд, - здесь мне захотелось съязвить и задать вопрос: может быть, именно из-за усталости Вы не сумели понять стихи Зива и Gost'a и найти сбивчивость, эклектику и туманность там, где их и в помине нет?, - но я не стану язвить, а просто спрошу: неужели и вправду не поняли? Тогда просто жаль.

Алана Эзер   12.08.2004     Заявить о нарушении
Приведу оба текста - перечитайте их вдумчиво:

Всеядность нынешняя зла
Мы плоть от плоти - мы евреи
И век наш волк
И мы у цели
И имя теплое ей – кровь.

Как камни равно напоить,
Не строя вере монументы
Заполнит тишину крещендо
От тонких пальцев нервных рук
И не шоссе, а виадук
И риск срывающихся жалок
Утеха - снега покрывало
И выбор - пища щенных сук.

Мы всепрощением горды
Для нас не выбиты скрижали
Их донести сейчас - едва ли
Мы от рождения - старики
И грустью - травлены зрачки.

От слабых мальчиков – народ
Он жаждет разве утверждения
От горя боль и с болью песнь
Итак от века сотворения.

Как жить во имя пустоты?
Лелеять миг субъектевизма
И услаждаться атавизмом
Ненужной больше доброты.

Какой нерадостный удел
При нашей склонности объять все
Свои же вывернуть запястья
На жертвенные алтари.

Мы кормим мир
Ему – с руки...

(Gost)


Что ностальгия? — Милое кино.
Мы слишком снисходительны к поправкам
Своей судьбы. — Те семеро по лавкам
Твоих обид — уж выросли давно.

Чужбина жизни — всюду хороша.
На новизну любой пропащий падок.
В расчете на мирской живопорядок
Не долго покобенится душа.

Чужбина жизни — это спор и спорт,
Физически усвоившийся диспут,
Особенно, когда в ночи зависнут
На файле моря — этот спящий порт,

Жующий время, или пальм анклав,
В твою судьбу умышленно запав
С чужих программ, — не только врос, но вырос.
Не так уж страшен, как малюют, вирус.
Не сразу попадешь рукой в рукав,

Чтоб выбежать на пляж. И сам Создатель —
Что, не игрок? Что, не творец? Не кстати ль
Меняется на пробу комсостав
Не только у веществ — и у понятий,
И у пространств, повылезших из патин
Тех геометрий, где в разгар симпатий
Все схлопнулось и спятило стремглав, —
Окуклилось — и больше не видать их!

Меняется и сам исходный нрав,
В чужих отавах клеверу нарвав,
Облюбовав инакие полати.
А кто готов, лукав, не отблукав,
Построить мир в константах отсебятин?

Кто не менялся, в ужасе коряв,
В болоте гибели кто не мастачил гати,
В проклятиях себя порастеряв? —
Не всем едать медвежину с рогати.
Меняется методика облав,
Условья дружб и способы объятий,
Как сны купав, как ногти у дитяти,
Как голоса у птиц, как запахи у трав
Как слух у памяти, что всю перелопатил,
Тех семерых с той лавки жизнь прождав.

И, к морю удивительно попав,
Бежал средь пальм, среди подручных спален,
Как бы дисплеем, тусклым от испарин,
И, если был слегка не материален,
То, Господи, совсем не для забав, —
Весь мир наш явно экспериментален.

И знал Предупредительный Минздрав
В одной из глав, подписанных для братий,
Что горек мед, что тесен бред бурятий,
А сон аркадий в пятнах от поддатий,
Что южной ночи темен ледостав,

Где, хаоса дежурный соискатель,
Все выясняет одинокий катер,
За волноломом прыгать подустав,
Вселенский собирательный устав —

Как будто есть он, — выложат на скатерть
И, с нами же позавтракать спеша,
Века, себя от мук распотроша,
Прижмутся к нам с надеждой приласкать их. —
Чужбина жизни всюду хороша.

А катер ходит к бездне в кореша,
Маячит, появляется, не канет,
Как будто там незримое таранит,
Как будто к миру бегает за шкаф
И, локти суши вдоль борта прижав,
Невидимо проходит через грани,
Где опыт боли в каждом миллиграмме
И в каждом миллилитре — жгучий сплав.

Мышкует на мерцающем экране,
Где кроме нас никто не плыл заране,
Хотя давно свое откозыряв,
Еще зыряне зырили — заря ли?
Иль ночь кромешная, где наш посильный штраф —

Входить на пляж, одевшись потеплее
В чужбину жизни — как рукой в рукав,
И гневно слушать — так ли уж картав
Тот гул ночной, та тьма, тот отсвет с нею,
Где катер наш, утенком по Диснею, —
Всю злую пищу носом расклевав,
Толпится в одиночестве, коснея,
Где зренье вжав в пространство потеснее,
Что стынет в отсветах пустых морских застав,
Земную жизнь почти что скоротав,
Все думать вслух — успею ли, успею? —
Курсорить по дежурному дисплею.

А там шумит, шумит оно без прав,
Все волны хаотично растеряв.

(Михаил Зив)

А теперь прокомментируйте мне, Алана, одну лишь вторую строфу стиха Gost, так чтобы я не только понял, о чём речь, но чтобы поверил при этом, что это - поэзия:

Как камни равно напоить,
Не строя вере монументы
Заполнит тишину крещендо
От тонких пальцев нервных рук
И не шоссе, а виадук
И риск срывающихся жалок
Утеха - снега покрывало
И выбор - пища щенных сук.

Или хотя бы несколько строчек Михаила Зива:

А кто готов, лукав, не отблукав,
Построить мир в константах отсебятин?

или

А катер ходит к бездне в кореша

или объясните мне, бывшему сибиряку, что такое "медвежина с рогати"? Медвежатина с рогатины?

Не меня надо жалеть.

Александр Мельник   13.08.2004 17:56   Заявить о нарушении

Перейти на страницу произведения
Перейти к списку рецензий на это произведение
Перейти к списку рецензий, полученных автором Александр Мельник
Перейти к списку рецензий, написанных автором Алана Эзер
Перейти к списку рецензий по разделу за 12.08.2004