Вселенная Фриппулья.
17 февраля исполнился год со дня кончины совершенно удивительного и абсолютно неповторимого для киевского культурного «ареала» человека – Федора Тетянича, известного в народе под именем Фриппульи. Ушла из жизни огромная творческая личность, подрывник всех устоев, человек, который своим творчеством не подпадает ни под одно определение или классификацию
Ниже я привожу статью и интервью, которое взял у Фриппульи корреспондент киевской газеты «День» Дмитрий ДЕСЯТЕРИК и которые были опубликованы в газете в пятницу, 5 марта 2004 г.
Я очень сожалею, что раньше не разместила этот материал, тем самым отдав дань памяти этому необычному человеку
Вот наступила весна, и захотелось сделать что-нибудь этакое... Созорничать как-то, выкинуть фортель, блеснуть нестандартной выходкой. В связи с чем мы и открываем новую рубрику под вполне весенним названием «По краю». Она будет выходить в первую пятницу месяца, иногда прерывая несомненно важные и серьезные «Мастер» и «Класс». В жанре «По краю» — тоже интервью-портреты неординарных личностей, в том числе и таких, которых принято называть маргиналами. «По краю», собственно, и переводится на латынь «ad marginem» — так принято называть заметки на полях философских, богословских и иных солидных трудов.
К столь крайним мерам нас подтолкнуло простое соображение: ведь на полях культуры существует много такого люда, который ни под одну известную науке категорию не подпадает, славы и признания не стяжает, да и ничего гениального, на первый взгляд, не делает. Но эти «полевые исследователи» всегда интересны, оригинальны и начисто выпадают из будничного уклада. А главное — они тестируют культуру на ее способность к изменениям, к диалогу, к умению осваивать новые территории. Ибо человек «края» само свое существование превращает в сплошное художественное произведение, в непрекращающийся спектакль, жить без которого было бы намного скучнее.
Вот без одного из таких людей весну в Киеве вообразить нельзя. Как только все начинает зеленеть и хорошеть, а изголодавшиеся по теплу горожане высыпают на улицу, где-нибудь на пестром Андреевском спуске появляется он — в невообразимом наряде, с длинным шлейфом, грохотом пустых жестянок и криками: «Фриппулья! Фриппулья!» Иногда он сооружает — прямо посреди Андреевского — чудаковатые «звездолеты» из подручных стекляшек и деревяшек. Без него не обходится ни одна авангардная акция в городе — будь то выставка, концерт, спектакль или даже научный семинар. Фриппулья появляется там, обряженный в своей невообразимой манере, и выглядит при этом органично — часто даже более авангардно, чем все вокруг.
Честно сказать, мысль о том, чтобы его проинтервьюировать, до недавнего времени не возникала. Как же? Ведь Фриппулья — это стихия, это часть городской природы, нечто наподобие майского цветения каштанов, а не человек из плоти и крови.
Тем не менее — он есть, носит имя Федор Тетянич, живет в загородном доме, превращенном в музей полевого искусства, а вблизи страшно похож на длиннобородого колдуна из детских сказок. Ну и говорит, конечно, такие вещи — почище любых заклинаний.
— Федор, как вы стали Фриппульей?
— В Художественном институте я ощутил тоску от того творчества, которым занимался. Неинтересны стали этюды, эскизы реалистические. Чего-то нового захотелось. Авангардная информация меня начиняла, абстракции, кубисты, сюрреалисты, Сальвадор Дали попадался. Однажды мне приснился сон, и я ощутил необходимость нарисовать картину «Страшный суд». А к тому времени я занимался формалистическими произведениями, и меня все время отлавливали в Художественном институте всякие смотрители, у меня были выговоры и порицания. Я почувствовал, что эта картина мне принесет большие неприятности, и, повинуясь внутреннему поползновению, начал ее рвать. Рвать, ломать, она была на жестком картоне. Я ее поломал в таком исступлении, и потом развернул какую-то бумагу, чтобы высыпать мусор. И в эту минуту случилось озарение: я увидел, что это карта флагов всех стран. Я почувствовал, что конец мира я уничтожил, а тут мир — целый, и все это вместе — произведение искусства, что это знак. И я начал смотреть на все предметы, вокруг меня стоящие, и понял, что это все — картина. Картина, которая что-то значит, о чем-то говорит. Я подошел к окну, смотрю на расположение домов — всё, мне открылись загадочные значения, я начал думать, изучать все это. С этого я вышел на инсталляции, перформансы. Дальше. Например, с самого начала всем нравилась живопись такая гладенькая, знаете, такая без мазков. А я начал домешивать туда песок, потом разные предметы. Потом все больше и больше, вплоть до того, что даже людей в краску обмазывал, к полотну приклеивал. А потом мне пришла в голову идея, и я взял и к полотну приклеил земной шар. Весь. Приклеил земной шар, понимаете? Ну как я это технически сделал, — уже другой разговор, но вот с тех пор земной шар, вся Вселенная — все это приклеено к моему полотну. И после этого дальше у меня начались философские изыскания — стихи начал писать, понял, что я — планета Земля, а Солнце — мой орган. Без Солнца как без сердца, я не могу жить, если оно погаснет, то я тоже умру. Я в этом плане ощущаю, что и планеты разные, и Вселенная — в них я вечно буду жить…
— Хорошо, а чем вы на жизнь зарабатывали?
— Монументальным искусством. У меня сделано много мозаик по всей Украине, и в России тоже. В частности, в 1980 году была Олимпиада всемирная там, и вот в Смоленске не успевали все это сделать... (Далее следует длинный рассказ о мытарствах киевского монументалиста в Черноземном регионе застойного периода, включающий в себя даже краткосрочное заключение, каковой рассказ мы за путаностью сюжета опускаем) ...Таким образом, меня оправдали. Да, много мозаик мной сделано, даже в Киеве их можно увидеть.
— И что было дальше?
— Дальше я пришел к такой системе: монументальное искусство объединил с архитектурой. В итоге получилась биотехносфера. Это сферическая конструкция, похожая на спутник планеты Земля, приспособленная для любых условий, и в ней живет человек, который при любых авариях остается живой. И одновременно — это модуль города будущего, жилая ячейка. Они между собой сообщаются, такие жилища-роботы, и через Интернет создают на планете Земля единый живой организм. При этом каждая сфера движется по той орбите, которая для этого организма нужна, вплоть до выхода на другие планеты, другие орбиты. Таким образом, от горизонтали я перехожу к вертикали, проектирую города будущего.
— А как вы решаете проблему отходов?
— Они должны уничтожаться с созданием из них произведений искусств. Притом желательно, чтобы люди начинали со своих квартир. Они эти ручейки мусора превращают в произведения искусства и всякие изобретения. Говорят же: хочешь изобретать — иди на свалку. Если этого не делать, человечество погибнет в отходах. Так у меня возник новый вид искусства. Я его называю «форматизм», от слова «формат», не «форма». Система очень интересная, но пока я ее не могу опубликовать, потому что она не запатентована. А если дальше двигаться — через Интернет снимаются на видео все существующие крупногабаритные отходы. И потом, если где- то на планете Земля надо что-то строить, готовые вещи подбираются, из них строятся здания, что угодно, их не надо переплавлять, только складировать на определенное время. Это колоссальная экономическая система, я все это на себе проверяю, потому что ни единой бумажки не выбрасываю. Меня можно внести в Книгу рекордов Гиннесса — по тому показателю, сколько человек отходов может произвести за свою жизнь. Ну, вот, кратко.
— А что такое Фриппулья?
— Это своего рода код, который не раскрывается. В нем заложена программа определенная. Есть там знаки Фриппулья, у каждого свой размер, цвет и т. д. Кроме того, знаки Зодиака на небе ночи появляются, а Фриппулья — знаки света, дня, бесконечности, которая в виде нас оживает, ощущает себя.
— Какое место в вашей Вселенной занимает Украина?
— Украина в этом плане ведет авангард. Кстати, если сложить карту Украины, то пересечение будет где-то в районе села Моринцы. То есть хата Шевченко — центр Украины. Я считаю, что там должна быть географическая столица страны… Есть вообще понятие геополитики. В ней Украина тоже занимает ключевое место. Я не с патриотических позиций говорю. Было же сказано: кто владеет Украиной, владеет миром. Есть такое понятие — и на нашей улице будет праздник. Вот и на нашем меридиане будет праздник. Ну так мы за наш меридиан... (Чокаемся).
— Федор, поведайте, что за образ вы создаете во время ваших уличных перформансов?
— Каждый из вас в определенный момент — какой-то перформанс. Можно что-то сказать, а можно сделать какой-то поступок, в котором все станет ясно без слов.
— А вы вообще человек какой эпохи?
— Во-первых, я не человек. Я чело бесконечности.
— То есть вы — вневременная категория?
— Время… Как говорится, часы — они и есть само время. Вот такой художник, как Малевич: он писал картину, потом ощутил в один момент, что сама картина, ее форма — четырехугольная, и это зафиксировал в «Черном квадрате». И вот в то время не могли понять, что он предлагает миру. Тем не менее он этот «Черный квадрат» отнес в Третьяковку, ему дали три рубля, а сейчас это произведение стоит миллионы. Сейчас меня здесь искусствоведы представляют, но мне, честно говоря, смешно, что они пишут и говорят.
— Вы часто говорите о бесконечности. А что это такое?
— Это я. Только через «я» человек может осознать все. Нет, ну вы посмотрите: эта сфера распадается на отдельные секции. Отдельная секция может быть самоходным стулом, может на колесах, как в гоночном автомобиле мчаться. Потом они соединены такими человекопроводами. Человек несется по этому минимальному объему-тоннелю, или в космосе, или под водой, или в городе. Если я пишу сейчас картины, они у меня в этой структуре, если я ставлю театр, он в этой структуре. У театров декорации ретро, древние, прошлый век. Меня это не интересует. Я подхожу к любому мусорнику, все вещи у меня моментально превращаются в эти сферы, мусорник исчезает, появляется произведение искусства. Америка покупает, например, очень дорого.
— А каково место природы в вашем городе будущего?
— Природу я воспринимаю как чистый холст. Планета Земля, сама почва, для меня как полотно, в котором любой памятник, любое сооружение — это мусор. И наоборот: любой мусор — это памятник. Вот вышел, окурок бросил — поставил памятник своему отношению. И в определенный момент мне хотелось увековечить на планете Земля какое-то здание. И мне явилось такое, как Миллениум в Лондоне. Там создали гигантское сооружение, купол, а потом мне в голову пришло — так зачем этот купол создавать, если на планете Земля он уже создан — само небо. Это оно и есть купол. И чем больше мы запаковываемся, надеваем все на себя, тем дальше удаляемся от природы, от первозданности нашей, и теряем ту же выносливость, теряем здоровье, начинаются болезни, лекарства всякие и начинается, может, даже неотвратимый процесс... Вот я вижу — поезда везут землю куда-то. Дальше, очевидно, ракеты будут везти землю на другие планеты. И здесь Земля делается непонятной такой, как краска, ценностью. Вот мое отношение к природе.
— У вас, насколько я знаю, есть загородный дом. Расскажите о нем.
— Это у меня галерея. По рисунку она напоминает сидящего человека. Я там выращиваю все, что мне надо. Там у меня стоят разные произведения искусства, я даже думаю создать своего рода акционерное общество, в котором все желающие получают биотехносферу и участочек возле нее с последующей приватизацией, и таким образом мы создаем город будущего. Там сейчас поэты собираются, делаем акции, нас приезжали снимать.
— Каждому мэтру положено находиться в какой-нибудь академии. Как с этим у вас?
— Есть Академия оригинальных наук и изобретений, а я там в этой академии — одно отделение. Отделение телологии. Мое бесконечное тело... И я через это тело, через это отделение, как через эту рюмку смотрю — рюмка всех вас одевает собой и всю бесконечность. Можно сказать — рюмка, а можно сказать, что это бесконечность. Таким образом мое отделение более главное, чем вся Академия. Я отсутствую, но, поскольку Академия еще не осознала эту информацию, она еще, как говорится, не знает, как реагировать, вообще не замечает, что с ней такое происходит, что это с ней делается…
— И последний вопрос. Хотели бы вы, чтобы в вашу честь воздвигли мавзолей?
— Это уже ваша идея. Я готов, чтобы мне там вечно продлевали жизнь каким-то образом, но только, чтобы ни в коем случае не забальзамировали еще живого…
Я уходил по бесконечно слякотному Киеву, а вслед мне неслось проникновенное и возвышенное: Куда мыслью не перенесусь — вершу бесконечности дело Повсюду мое вечный дом, Точнее, мое бесконечное тело Учись во всем себя увидеть, почувствовать, понять, В бесконечности есть только я...
Земной шар расцветал прямо на глазах, а небо отпускало длинную черную бороду, усыпанную звездами.
День. №40, пятница, 5 марта 2004
Другие статьи в литературном дневнике:
