1 МАРТА НА СТРАНИЦЕ http://stihi.ru/2010/02/28/8585 ОТКРЫВАЕТСЯ ОТБОРОЧНЫЙ ТУР ДВЕНАДЦАТОГО (МАРТОВСКОГО) ЦИКЛА БОЛЬШОГО ЛИТЕРАТУРНОГО КОНКУРСА СТИХИ.РУ
За трёхвековую историю русской поэзии, что по историческим меркам совсем немного, стихи вошли в сознание настолько крепко, что стали фактором самоидентификации россиян, неразрывно, как элемент национальной культуры, проникли в подсознание и сопровождают нас на всех уровнях как личного, так и общественного бытия. Эта наукообразная фраза понадобилась мне для того, чтобы как-то объяснить массовый характер стихописания. Пишут все, всегда, по поводу и без. Не беря в расчёт, что литературному ремеслу надо учиться, как и всякому другому. Собственно, Стихирь и есть прямая иллюстрацию к этому тезису. Много неотрефлектированных текстов, неточных словоупотреблений и неверно построенных образов.
Например, в неплохом стихотворении Дарьи Алексеевой «Шагал осенью», которое немного не дотянуло до призового места, встречаю: «Простые дары обжигают мне кисть…» – кисть можно обжечь, если сунуть руку в кипяток, а дары обычно принимают в ладони, вся кисть пострадать при этом не должна… Картинка расползается. При этом, есть удачные отсылки: «Ты Бэллочка, белочка, Бейля, летун...» – это мандельштамовская Саломея-соломинка, или просто хорошо найденное: «Без страха сношу поцелуи беды – / Подходит, хасидская, черноголовая...» – поцелуи беды выглядят несколько наигранно, а то, что сама беда хасидская и черноголовая, точно отражает и приметы времени и подлинность переживания этого времени нашим сознанием.
Или другой пример – Галина Рымбу «Под луною ходит соломенная вдова». Красивые, страшные и зачаровывающие образы:
под луною ходит соломенная вдова –
соломенная игла в голове,
соломенные слова,
череда совокуплений,
тайных привязанностей – лето!
–
с мокрым шаром в руке –
к реке, высокой травой прикрывая тело,
осокою переспелой.
но только визжит тетива в камышах.
и дышать –
страшно.
а другая водит соломенного пса,
в городе, где река, мерцающие леса,
в чёрном городе, где по субботам
идут дожди из спермы и пота,
где карие льдины плывут по реке,
и чайки огромные тихо вонзаются в реку,
где человек – человеку
передаёт изо рта в рот,
из живота в живот –
тайну передаёт –
чашу и камень.
и кипит вода под больной луной,
и хрипит вода, ледяной речной
страшный бог обретает тело.
и уносится в небо соломенный пёс,
мёртвый лучник захлёбывается от слёз,
и покой обретает Лета.
это меланхолический инцест,
две сестры, влажный рот и сновидный лес,
тёмный брат обвивает камень.
и хохочут над берегами,
и в чужой берлоге, слипаясь в тенях,
бесконечно рожают
меня.
Здесь экзистенция настолько увлекла автора, что за словесной игрой, за поиском красного словца, не нашлось места реальности, нет мостика, лишь шаткие мостки из паранойи инобытия к подлинной подоплёке лирического события. Но само это событие скрыто от нас, скрыто настолько хорошо, что начинаешь сомневаться – а было ли оно? Хотя многое сказано интересно, хочется вернуться и вникнуть, но проникновение в текст, извлечение смыслов (неосмысленное переживание не выводит нас в духовно-смысловую область) становятся нерешаемой задачей. Остаётся признать, что все находки этого стихотворения осуществлены ради игры, ради поддержания некой символистической эстетики, при том, что символы эти остались герметичными, не поддаются расшифровке и, возможно, для самого автора не много значат. Единственной зацепкой остаётся тютчевский шевелящийся хаос, который он просит не будить. Эта ворожба неосмысленно направлена против Тютчева.
Разобранные стихи отнюдь не худшие, иначе я вообще не стал бы о них говорить, но пора перейти к моим номинантам.
ЕВГЕНИЙ ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ «Петрович и Тьма». http://stihi.ru/2003/03/14-844
Наиболее яркое из представленных на конкурс произведений. Выброс адреналина способствует запоминаемости текста, кроме того, способ записи – антистиховой – делает эти стихи выходящими из ряда, хотя такая форма не нова, из близких нам по времени ав-торов можно вспомнить Бориса Рыжего, Дмитрия Быкова и ряд других, делавших то же самое и весьма талантливо. По поводу таланта и у Евгения Петропавловского всё в порядке. Но, думается мне, сделать данную форму, которая остаётся не более чем художественным приёмом, основным принципом оформления стихотворения нельзя. При повторении читательский интерес неизбежно утратится, необходимо вернуться к освящённому традицией способу записи. Это важно ещё и потому, что от графического оформления текста зависит интонация его прочтения. Интонация стихотворения закрепляется на письме асемантическими (внесмысловыми) паузами в конце каждого стиха, там, где должна проявлять себя рифма. От этого никуда не денешься, и подобные эксперименты с прозаическим написанием стихов только усиливают значение интонационного членения текста. Данное стихотворение было бы совсем хорошо, если бы автору удалось избежать ненужного физиологизма, я имею в виду описание процесса тошноты и рвоты у Петровича. Хватило бы: «Ты нюхни, браток, бензину: сблюнешь душу – полегчает!». Но в целом, моделирование полуидиотского сознания и пьяного бреда выполнено убедительно. И то, что даже бог, плывя на туче, щерит лик зеленорыло, неизбежно приводит Петровича в ад. Не только за убийство бабы Раи или за самоубийство, но за утрату души, которую он-таки «сблюнул» когда-то давным-давно, и сам не заметил как.
МАРИЯ МАРКОВА "О тихом и простом..." http://www.stihi.ru/2009/01/02/733
Действительно простое и одновременно весьма умелое стихотворение. Это та простота, к которой приходишь долго и мучительно, как Пастернак, впадающий в неё как в ересь. В этих простых строчках интонации Окуджавы: «прислушиваюсь я, / как в коридоре века / шумят мои друзья / и пьют за имярека...», и кушнеровские интонации : «Нет ничего нежней, / чем этот звон воздушный / о краткой жизни дней, / о вечности грядущей», и собственная интонация автора, которому больно самому от этого простого. Короткая строка с двухстопным размером достаточно трудна для версификации. Но это обстоятельство, про-тиворечащее заявленной простоте, в то же время делает авторскую речь недвусмыслен-ной, прозрачной и смыслоёмкой. Я только разобрался бы со знаками препинания в третьей строфе, кажется, точка в середине строфы должна быть заменена на запятую. Но в целом – здесь нет фальшивых нот, нет заигрывания и романтической позы – и звон и воровство здесь слышимы и зримы…
ВЛАДИМИР МЯЛИН «С чего начать? С туманов и дождей…» http://www.stihi.ru/2010/02/09/7924
Стихотворение наиболее удачно в концовке: «С потёр-тых лет, которых не вернуть, / С ратина, «Шипра», реквизита, хлама ... // И пусть тогда темно, как в сундуке, / И пусть промозгло, горячо и сыро – / И старый дворик с фонарём в руке / Не помнит сцен из Данте и Шекспира ...». О чём это? О содержании души человеческой, в которой «жарче и темней, чем в просмолённой бочке Диогена…». Трёхдольный размер после четырёхстопного ямба, который русским свыше дан, наиболее распространён, особенно, в современной поэзии. Здесь автор не оригинален, но этого и не требуется, поскольку есть подлинность переживания, заметьте – не искренность, мало что решающая в стихах, но подлинность, т. е. адекватность состояний ума и души лирического героя и выражения этих состояний в тексте. Удивителен дворик с фонарём в руке, который одним этим фонарём отсылает нас к театральной традиции, но в то же время не помнит о своих корнях… Душа забывчива и переменчива, опора ей – дух, та самая поруганная духовность, которую ещё помнит сцена, некая экзистенциальная сцена, на которую всходили Данте и Шекспир, которая теперь запустела и перестала быть вместилищем духа, его ристалищем, если угодно. Где духу проявить себя, когда сцена лжёт и драма обманула? Я осторожен в отношении авангардистских заскоков в стихах, поскольку установка на принципиальную новизну порождает массу концепций, а стихи становятся лишь иллюстрацией к ним, и помимо концепций самостоятельной художественной ценности не имеют. Может быть, как художественные казусы в истории искусства. Здесь милая моему сердцу традиция позволяет сказать нечто важное и насущное, не отвлекая взгляд на модные кунштюки и выпендрёж.
КОНЬ В ПАЛЬТО "Живая и мертвая" http://stihi.ru/2003/08/14-561
Первая строка вызывает настороженность неверным управлением – маленький кошка, тем более, что я так и не нашёл дальнейшего подтверждения или оправдания этого приёма. Минус автору. А дальше возникает настоящий разговор о сочетании мёртвого и живого в человеке. Разговор важный, со своей экзистенцией. Впрочем, дальше констатаций автор не идёт. Он только коснулся горячей проблемы – сосуществования внутри человека живого интереса, поиска, проживания наощупь и наобум, и омертвевших и омертвляющих всё привычек, стереотипов, самой плоти, окостеневающей, теряющей гибкость и способность реагировать на жизнь. А, между прочим, это 5 строф, 20 строк – по поэтическим меркам огромное пространство для выражения чувства и мысли. Сонету хватает и 14-ти. И тем не менее, я включаю это стихотворение в список моих номинантов, полагая, что если автор добрался до этой темы, то, возможно, не оставит её и скажет что-то более глубокое и важное в другом стихотворении. Тем более, что версификация на уровне и технических сложностей не предвидится.
ДМИТРИЙ ТАМБОВЦЕВ "Нищий" http://www.stihi.ru/2009/12/29/7542
Приведу это стихотворение полностью, тем более, что оно не слишком длинное:
Холодает. Холодает. Вечер тих. Безбожен. Лют.
Кто без цели голодает, тех в здоровье не берут.
Из хорошей в прошлом кружки выпадают медяки.
Жизнь прошла как ночь с подружкой. И другую не моги.
Леденеют звонко губы на холодном на ветру.
Тех, кто был сегодня грубый я из памяти сотру.
Звонкий никель тоже годен, и полушка по рублю.
Я отчаянно свободен. Только хлеба не куплю.
Я владею целым миром. Я дышу через него.
Моя ниточка пунктиром. И не стоит ничего.
Архетипические темы: одиночество, негарантированность бытия, смерть, заглядывающая через плечо и приценивающаяся к твоему быстротечному телу… Просторечное косноязычие: «не моги…», или «был сегодня грубый…», вместо – был сегодня груб, странным образом здесь уместно, по крайней мере, не разрушает доверия к тексту. Стиховая свобода, дополнительно продекларированная: «Я отчаянно свободен…», напоминающая одновременно и стремление всего живого к свободе, произволу, и непременный выход из состояния свободы в смерть. В предельном своём значении свобода тождественна смерти, поскольку избавляет нас от несвободы выбора, приводя к невыбору, к желанию остановиться и ни в коем случае не выбирать что-либо одно, поскольку выбрать сразу всё невозможно, в силу нашей физической ограниченности. И леденеющие звонко губы, при некоторой сомнительности этого образа, тоже направляют мысль и чувство к осознанию смерти, окостенелости, твёрдости, свойственной неживой материи. И тогда возможно владение целым миром, поскольку живое растворяется в неживом, тепло в холоде, но одновременно, это живое теряет свою личностную идентификацию, становясь безличным ничем. Потому и не стоит ничего. Стихотворение ещё симпатично мне потому, что в 12 строках показан весь экзистенциальный ужас, при этом автор счастливо избежал многословия – налицо действие закона экономии художественных средств, о котором, к сожалению, многие и не слышали.
Я отметил бы ещё стихи таких авторов, как
ВЛ.ЧУГАЕВ «Слепое кино», http://stihi.ru/2006/02/06-682
СЕРГЕЙ ФАТТАХОВ «к чему вдаваться в мелкие детали…», http://www.stihi.ru/2008/09/07/3534
БЕЛЕНКО «Впадаю в детство», http://stihi.ru/2010/01/05/4695
НЕ ПОХОЖА НА РИЗ УИЗЕРСПУН «стать мотыльком», http://www.stihi.ru/2009/08/22/3798
АНАСТАСИЯ СКОРИКОВА «Сместилось что-то в этом мире…», http://www.stihi.ru/2009/12/06/7632
Я готов добавить к этому списку ещё полдесятка более-менее удачных текстов, но по условиям конкурса не могу номинировать более 10 участников, поэтому остановлюсь на этом. Скажу ещё, что никого из номинированных мною авторов я лично не знаю и ни с кем из них не общался, кроме Скориковой, но именно поэтому и не вклю-чил её стихотворение в первую пятёрку, дабы не быть уличённым в предвзятости. Разбирать тексты второй пятёрки не стану, основные мотивы моего выбора достаточно проиллюстрированы при разборе текстов первой.