То, чего нет на свете
А уж герой Достоевского из Наполеона получился бы потрясающий: он в мир Достоевского очень вписывается, со своей широтой, со своей величиной и со своим умом - хотя никак не со своим сюжетом. Прекрасный Подросток и неплохой Человек из подполья ("я подл, в корне подл" и т.п. просится в цитаты из последнего). В сущности, мир Достоевского романичен в лучшем смысле слова - нереально романичен, романтически романичен, страстно личен - у Толстого мир реален, и не более того. У Достоевского и Наполеона один жанр, у Толстого и Наполеона - противоположные. Главное, Наполеон в мир Достоевского вписывается со своей "двинутостью" - неотмирностью, какой-то коренной платонической тоской по тому, чего нет на свете - будь то великая азиатская империя или европейские соединенные штаты. Он и сам точно не знает, что - знает только, что мир не по нему, слишком мал, Европа - кротовая нора, и на Востоке человек - собака, люди все не такие, как надо - и попади он в античность, наверняка и там нашел бы, что - ну, не Плутарх. Как будто ему от жизни нужен был концентрат ее, такая ее плотность и полнота, которая тут была невозможна и которую имеет одна только фантазия. Как будто ему хотелось уплотнить жизнь до полноты собственных мыслей и сгустить ее до силы своей идеи. Как-то так получалось, что с ним было не страшно - не страшно умирать, и, возможно, не страшно жить - а это значит, что он восполнял в жизни людей недостаток ее смысла. Быть смыслом жизни такого числа народу - это как-никак что-то. Разрешает ли такое Бог, я не знаю. В каких-то стихах говорится, что Бог к нему приревновал - не знаю, ревнует ли Бог к кому-то, но если да, то это был самый подходящий случай. Он как бы говорил: я есть - и вам больше ничего не надо. Разумеется, не всем это подходило - для гвардии, то есть самых близких и вынутых из течения обыденной жизни людей, подходило идеально. Собственно, это и были его апостолы, его церковь, его "верные". Для людей мирных, влекущихся по кругам природным, мирским и личным и в осиянную звездным холодком судьбу императора не втянутым, волшебство было чем-то вроде еженедельного похода в церковь - приобщились, и обратно, к своим баранам. Для них Наполеон мостил дороги, копал каналы и строил монументы, то есть устраивал их жалкое земное существование, стараясь сделать его чуть менее жалким. Озаряя убогих светом просвещения и раздувая огоньки честолюбия. Такое ощущение, что он хотел вздернуть на дыбы всю Францию, как Петр - Россию. Не экономически (экономику он как раз умел поднимать адекватными мерами), не культурно (культуры хватало) - а скорее духовно. Как будто хотел вознести ее с ее двадцатью или сколькими миллионами французов в Плутарха или еще какого-нибудь Корнеля с Оссианом. Как будто хотел сделать Наполеонов из всех, кого видел - и страдал оттого, что не может. Как будто хотел выскочить в какое-то иное измерение, которое уж ему-то было доступно. Это не эгоизм - скорее, идеализм, да и не идеализм даже - какая-то реальность идеала: если я такой, почему вы не такие - а если вы не такие, то будете такими, как я хочу, ибо я сильнее и лучше - и, кстати, власть над вами моя. Хорошо все это или нет, я не знаю. Но во всем этом есть параллели с христианством - вне зависимости от того, насколько приемлемо или неприемлемо это звучит. Наполеон имел силу ходящего по земле абсолюта, реальной идеи, невесть как занесенной из Платонова царства в наш мир относительностей, и именно в силу конкретики его идеализма ему так ненавистны были "идеологи", то есть мыслители - о конкретном - абстрактные. Ответить на вопрос "Зачем ты послан был и кто тебя послал, добра иль зла ты верный был свершитель" он не смог бы - так как и добро, и зло мыслил конкретно - "в политике допустимо зло необходимое, все, что сверх того - преступление", а в жизни обыденной и не политической был опять же конкретно добр, в силу характера. Категории же добра и зла как таковые, думаю, его только раздражали в силу их конкретной непредставимости. Если Наполеон - идея, то идея, вылетевшая именно из Платона - но никак не из святого Августина. Взялся как-то читать Паскаля - и плюнул, одни тьмы да туманы, "раз темно - значит, умно". Да тут на одной троичности можно так увязнуть, что Боже упаси - во всяком случае, христианство - то, чего "умом не понять" и на что света Просвещения не пролить. Хотя, впрочем, может быть, стоило попытаться. Во всяком случае император, обломав себе мозги об Паскаля и прочие туманности, решил все-таки, что умереть ему следует в лоне апостольской и кафолической и т.п. - во всяком случае, для Франции так будет лучше. Смысла своей жизни он, видимо, не мог бы сформулировать, то есть сабстрагировать - но, как человек умный и конкретный, очень хорошо его чувствовал, и в чем конкретно этот смысл проявится сейчас и в дальнейшем. Будущего он не предвидел - просто очень хорошо улавливал логику своей судьбы. Сюжет. Миссию. Свое: Принеси то, не знаю что. Или, точнее, как у Зинаиды Гиппиус: мне нужно то, чего нет на свете. Чего нет на свете. Он и не знал, что, и на свете этого тоже не было. Тем не менее, из поиска этого чего-то кое-что на свете все же появилось. Что именно - выясняют, вот уже двести лет как выясняют, и никак не придут к одному мнению.
Наполеон в целом:
http://www.stihi.ru/2013/06/19/3027
http://www.stihi.ru/2013/06/19/3027
http://www.stihi.ru/2013/06/20/4502
http://www.stihi.ru/2013/06/22/4627
http://www.stihi.ru/2013/06/26/3203
http://www.stihi.ru/2013/06/29/3179
http://www.stihi.ru/2013/07/03/3079
http://www.stihi.ru/2013/07/13/5271
http://www.stihi.ru/2013/07/06/5030
http://www.stihi.ru/2013/07/17/3952
http://www.stihi.ru/2013/07/20/4535