Леон Фелипе Словно ты...
«...Эта жизнь моя — камешек легкий, словно ты. Словно ты, перелетный, словно ты, попавший под ноги сирота проезжей дороги; словно ты, певучий клубочек, бубенец дорог и обочин; словно ты, пилигрим, пылинка, никогда не мостивший рынка, никогда не венчавший замка; словно ты, неприметный камень, неприглядный для светлых залов, непригодный для смертных камер... словно ты, искатель удачи, вольный камешек, прах бродячий... словно ты, что рожден, быть может, для пращи, пастухом несомой... легкий камешек придорожный, неприкаянный, невесомый».
Из эссе Дм.Быкова: "...В Испании я назвал бы гениального лирика Леона Фелипе, к которому Ахматова, прочитав «Дознание» в переводе Гелескула, на полном серьезе ревновала: «Это я должна была написать!» Он был, кстати, любимым поэтом другого сверхчеловека, тоже более или менее безразличного к окружающим, — Че Гевары. Фелипе мексиканского периода — после эмиграции — в этом смысле особенно показателен; презрение к жизни возведено у него в ту степень, когда собственное бытие вызывает лишь легкое, чуть брезгливое умиление, кажется случайностью, мелочью — думаю, Ахматова подписалась бы под одним из лучших его текстов":
http://felisata.livejournal.com/210382.html
ЛЕОН ФЕЛИПЕ
(Фелипе Камино Галисия де ла Роса, исп. Le;n Felipe, Felipe Camino Galicia de la Rosa) 1884-1968 — испанский поэт поколения 27 года.
Сын нотариуса. Фармацевт по образованию, исколесил Испанию как агент фармацевтических фирм и актер бродячего театра. Три года провел в тюрьме, осужденный за растрату, три года служил в Экваториальной Гвинее как администратор лечебных учреждений, вообще вел малоупорядоченный образ жизни, полный различных неожиданностей и приключений. В 1922 с рекомендательным письмом Альфонсо Рейеса приехал в Мексику, был гостеприимно принят в литературных кругах. Служил библиотекарем в Веракрусе, читал лекции по испанской словесности в Корнелльском университете.
Перед гражданской войной вернулся в Испанию, сражался в рядах республиканцев, в 1938 переехал в Мехико как атташе по культуре посольства Испанской республики.
Адаптировал для сцены несколько драм Шекспира (Макбет, Отелло), переводил других драматургов-елизаветинцев, а также Уитмена, к чьей поэтике во многом близки его собственные стихи.
* * *
Разберите стихи на слова.
Отбросьте бубенчики рифм;
Ритм и размер,
Даже мысли отбросьте.
Провейте слова на ветру.
Если всё же останется что-то,
Это
И будет поэзия.
* * *
Дайте мне только палку.
Я вам оставлю
Жезл судейский,
И скиптер.
И посох.
И трость.
Дайте мне только палку простую палку бродяги
И дорогу, идущую вдаль без конца.
ПРОЩЕНЬЯ
Я уже так стар,
Умерло столько людей, которых я обидел,
И я не могу их встретить
И попросить прощенья.
Я могу сделать только одно –
Встать на колени перед первым попавшимся нищим
И облобызать ему руку.
Нет, добрым я не был,
Я мог бы быть много лучше.
Должно быть, я слеплен из глины,
Которую плохо размяли.
У стольких людей мне надо просить прощения!
Но все они умерли.
У кого же просить мне прощения?
У этого нищего?
Неужели в Испании,
Да и во всём мире,
Не остался хотя бы один человек,
Который мог бы простить меня!
Память моя понемногу уходит,
Я забываю слова,
Я не могу их припомнить,
Я их теряю, теряю, теряю...
Но я хочу, чтобы последнее слово –
Самое клейкое, самое стойкое слово,
Которое вспомнится мне перед смертью, –
Было "простите".
“Словно ты…”
Эта жизнь моя -
камешек легкий,
словно
ты.
Словно ты,
перелетный,
словно ты,
попавший под ноги
сирота проезжей
дороги…
Словно ты,
певучий клубочек,
бубенец дорог
и обочин…
Словно ты,
что в день непогожий
затихал
в грязи бездорожий,
а потом
принимался снова
плакать искрами
в лад подковам…
Словно ты,
пилигрим,
пылинка,
никогда не мостивший рынка,
никогда не венчавший
замка…
Словно ты,
неприметный камень,
неприглядный для светлых залов,
непригодный для смертных
камер…
Словно ты,
искатель удачи,
вольный камешек,
прах бродячий…
Словно ты,
что рожден,
быть может,
для пращи,
пастухом несомой…
…легкий камешек
придорожный,
неприкаянный,
невесомый…
перевод А. Гелескула
Дознание
...И кто-то приказал мне: - Говори!
Припомни все. Припомни, что ты видел.
- Не знаю. Это было в темноте.
Толкают... Чьи-то локти и колени...
И непонятно - держат или валят.
Все происходит в темноте...
- Потом?
Рассказывай!
- ...Выходим из пролома
навстречу снам... И медленно крадемся
притихшими задворками кошмаров...
- Ты видел их? Какими они были?
- Не знаю... Словно траурные реки
в султанах черной пены... и плюмажах.
Нет, черные кладбищенские кони,
бегущие, бегущие с рыданьем...
- Рыданьем ли? Рыданьем или ржаньем?
- Кто знает... И вбегающие в море...
Одно я знаю точно - все кошмары
приводят к морю.
- К морю?
- К огромной раковине в горьких отголосках,
где эхо выкликает имена -
и все поочередно исчезают.
И ты идешь один... из тени в сон.
от сна - к рыданью,
из рыданья - в эхо...
И остается эхо.
- Лишь оно?
- Мне показалось: мир - одно лишь эхо,
а человек - какой-то всхлип...
- И все?
И это все? Какой-то всхлип - и только?
- В конце уже я слышал только всхлип.
- Но всхлип ли это был? Откуда шел он?
Быть может, это были пузыри?
Толчок трясины? Ветер над трясиной?
- Не знаю... Все свершалось в темноте!
Перевод А. Гелескула
* * *
Поэзия,
Души гордыня и печаль души,
Когда же будешь ты у каждого и всех... У всех,
У нищего и князя...
У всех...
Свободная от ритма и от слов.
* * *
Система, поэт, система,
Должна быть везде и во всем.
Сначала сочти ты камни,
А звезды сочтешь потом.
* * *
Не сердце твое
и не разум - нет,
слепили крылья тебе, поэт.
Подарили тебе их не боги,
не ковал их Гефест хромоногий.
Люди простые
руками рабочими
крылья к плечам твоим приторочили,
и в оперенье любви и мечты
в небо поэзии ринулся ты.
Перевод В. Столбова
* * *
Брат… С тобою твое добро —
лошадь, очаг, ружье.
Мой только древний голос земли,
все остальное — твое.
Ты оставляешь меня нагим
бродить по дорогам земным…
Но я оставляю тебя немым.
ты понимаешь?.. немым!
И как ты станешь седлать коня
и в поле точить косу
и как ты будешь сидеть у огня,
если песню я унесу?
Пер. А. Гелескула
Расскажите мне сон...
В этом городе я мимоходом.
Я чужой. И прошу об одном,
Меня усыпили сказкой...
а был я разбужен сном.
Расскажите,
разносчики сказок,
расскажите мне просто сон,
не мираж, не заклятье - сон,
не прошу я волшебных марев.
Расскажите мне просто хороший сон -
без сетей,
без цепей...
без кошмаров...
перевод А.Гелескула
Для моего старого друга дона Гильермо,
великого англичанина
– А кто он такой, дон Гильермо?
– Слушай! На свете есть только один дон Гильермо.
– Не понимаю.
– Англичане зовут его Вильямом Шекспиром.
– Какое чудное имя!
– Но я называю его дон Гильермо.
I. ГЛИНА
Мы много играли,
все мы много играли
на суровой арене Истории,
усыпанной трупами вместо песка,
у грубой и прочной стены, называемой Тайной.
Играючи, мы воздвигали великие монументы,
но веку дано было им меньше, чем хижине пастуха.
И все это мы сотворили из человечьего праха.
Прекрасный строительный материал, человеческий прах!
Каменщики и архитекторы! Как он хорош, человеческий прах!
Как легко превратить его в глину!
Благодаря ему у нас всегда есть пристанище.
Всегда, не правда ли, дон Гильермо?
На прахе Цезаря замешена глина,
которой замазаны щели,
протертые ветром
в стенах из необожженного кирпича
жалкой лачуги нищего.
II. СТАРОСТЬ, БЕЗУМИЕ И СМЕРТЬ
Мне восемьдесят лет, как королю Лиру.
Я стар, я безумен...
И вы должны простить меня.
Я знаю, что трагедия не может кончиться иначе
и что герой
не в силах совершить ничего иного,
как только вынести свои размягченные мозги на подносе
на общее осмеяние...
Но кто будет смеяться?
Кому подобает смеяться в трагедии?
Я сказал: я безумен,
я стар,
и мне восемьдесят лет, как королю Лиру...
(Оставьте Корделию плакать,
ибо так и должно оно быть.)
А трагедия не может длиться бесконечно.
И другого выхода нет...
Не правда ли, дон Гильермо, другого выхода нет?
Через какую другую щель мог бы выйти
герой? Старость... Безумие... Смерть.
Перевод с испанского Валерия Столбова
Другие статьи в литературном дневнике:
