Цитаты
"Свирин всмотрелся в маму, в отца, перенёсшего несколько лет назад инсульт, и будто очнулся от долгого сна. Увидел, что это старые, обессилевшие и беззащитные люди.
Продолжавшийся четверть века период его поездок, чтоб с удовольствием покопаться на огороде, закончился". (Роман Сенчин "Очнулся")
***
***
"— Но они-то сами понимают, что наделали? — спросил Гэн Атал. — Вы виделись с учеными в биологических институтах?" (Иван Ефремов "Час Быка")
И светские, и Тибет наделали кромешный караул.
"Хрустальную воду впереди подернуло рябью. Сначала землянам показалось, что всплыли переплетенные водоросли. Но из неопределенной массы поднялась целая чаща извивающихся щупалец сине-зеленого цвета. Они вздымались на высоту до четырех метров над поверхностью моря, поворачиваясь и махая во все стороны расплющенными красными концами". (Иван Ефремов "Час Быка")
"Судно сделало крутой поворот, землян бросило на стену каюты, а левая «сигара» поплавка поднялась над водой. Двигатели заревели, и за поднявшимся валом чудовище исчезло". (Иван Ефремов "Час Быка")
"— Мы не причалим прямо к городу, — пояснил своим пассажирам второй тормансианин, — у пристани очень глубоко и могут напасть лимаи. Никто еще не встречал их так близко от города. В стороне есть отмель, куда лимаи зайти не могут, и мы причалим. Придется только сделать большой обход пешком". (Иван Ефремов "Час Быка")
"Под судном всплыл из глубины склон отмели. Водители разрешили пассажирам выбраться на палубу. В тяжелом, неподвижном воздухе ощущался привкус окиси азота. Как будто безжизненные химические процессы преобладали в здешней природе. Удивительно ровное дно зеленого цвета оказалось уплотненным илом. За кормой расплывались огромные клубы взбаламученного осадка". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"— Когда мы должны вернуться? — отрывисто спросил рулевой.
— Не нужно, — сказал Тор, и оба морехода вздохнули с неприкрытым облегчением. — Мы пойдем в глубь страны и перевалим через хребет в направлении экватора, чтобы выйти на равнину Мен-Зин, — продолжал астрофизик, сверяясь с картой, — туда пришлют самолет.
— И мы осмотрим самый большой мертвый город хвостового полушария Кин-Нан-Тэ, — добавила Тивиса". (Иван Ефремов "Час Быка")
"— Кин-Нан-Тэ! — воскликнул рулевой и умолк.
Товарищ подтолкнул его, одновременно кланяясь землянам и желая «пути змея: непреклонного и неотступного»". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Покинутый город Чендин-Тот встретил их удручающим однообразием домов, школ, бывших мест развлечений и больниц, которое характерно было для поспешного и небрежного строительства эпохи «взрыва» населения. Странная манера перемешивать в скученных кварталах здания разного назначения обрекала на безотрадную стесненность детей, больных и пожилых людей, сдавливала грохочущий транспорт в узких каналообразных улицах. Все это Тивиса и Тор наблюдали в «живых» городах". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"В невзрачных параллелепипедах построек с одинаковыми проемами окон не было ничего таинственного, что обычно привлекает в покинутых городах. Земляне торопились пересечь унылые, покрытые пылью улицы. Застывшие в душном воздухе искривленные скелеты деревьев рассыпались при малейшем прикосновении". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"— Где ты, Тор? — громко позвала Тивиса, входя следом.
— Ш-ш-ш! Уходи отсюда, здание еле держится.
— Что ты нашел интересного в этой пыльной комнате?" (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"За городом простиралась голая равнина, полого поднимавшаяся к горам". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"— Смотрите, мы идем через кладбище! — воскликнул инженер броневой защиты, показывая на бесконечное поле неприметных холмиков. Кое-где, нарушая однообразие, высились остатки ограды, плиты цемента вместо надгробий". (Иван Ефремов "Час Быка")
Кладбище
Осенне-серый меркнет день.
Вуалью синей сходит тень.
Среди могил, где все — обман,
вздыхая, стелится туман.
Береза желтый лист стряхнет.
В часовне огонек блеснет.
Часовня заперта. С тоской
там ходит житель гробовой.
И в стекла красные глядит,
и в стекла красные стучит.
Умерший друг, сойди ко мне:
мы помечтаем при луне,
пока не станет холодна
кроваво-красная луна.
В часовне житель гробовой
к стеклу прижался головой…
Кроваво-красная луна
уже печальна и бледна…
Андрей Белый
"— Вы удивляетесь, Гэн? — сказал Тор Лик. — Впрочем, вы ведь только что из садов Цоам. Вокруг каждого большого города на десятки километров простираются подобные кладбища " (Иван Ефремов "Час Быка")
"Гигантские кладбища Торманса — одно из красноречивых доказательств фосфорной катастрофы, происшедшей на планете". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Когда же земляне устроились на отдых у росшего близ дороги дерева, на свет фонаря слетелись какие-то полупрозрачные насекомые. Земляне на всякий случай включили воздушный обдув из воротников скафандров. Тивиса медленно потянула воздух расширенными ноздрями и сказала:
— Великое дело — внушение. Патроны продува заряжены воздухом Земли, и, хотя я знаю, что это всего лишь атомарная смесь, абсолютно лишенная запаха и вкуса, мне чудится в здешней духоте ароматный ветер северных озер… Там я работала до экспедиции.
— Здесь любой вентилятор покажется северным ветром, по контрасту с духотой и пылью, — буркнул Тор Лик, извлекая охладительную подушку и пристраиваясь к боку СДФ". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Полусуточная ночь Торманса тянулась слишком долго, чтобы земляне могли позволить себе дожидаться рассвета. Первым проснулся Гэн Атал, одолеваемый страшными снами. Ему мерещились гигантские тени, суетившиеся поодаль, неопределенные фигуры, кравшиеся вдоль наклонного частокола камней, красные клубы дыма в зияющих черных пропастях". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда — все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум — крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
И.Бродский
*
"— Мне снилось что-то плохое, тревожное. Здесь, на Тормансе, мне часто тяжело по ночам, особенно перед рассветом.
— Час Быка, два часа ночи, — заметил Гэн Атал. — Так называли в древности наиболее томительное для человека время незадолго до рассвета, когда властвуют демоны зла и смерти. Монголы Центральной Азии определяли так: Час Быка кончается, когда лошади укладываются перед утром на землю". (Иван Ефремов "Час Быка")
"— Ничего странного, — подал голос астрофизик. — Вполне закономерное чувство, сложившееся из физиологии организма еще с первобытных времен и особого состояния атмосферы перед рассветом". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Красно-золотой СДФ Гэна выдвинулся вперед. Высоко поднятая на гибком стержне лампа осветила дорогу. Дико заметались черные тени в промоинах и впадинах, совсем как во сне Гэн Атала". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"В наплывах темноты вверху на мгновение появлялись одинокие огоньки звезд. Справа, едва намечая правильный купол дальней горы, немощно светил спутник Торманса". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Незаметно земляне достигли перевала. И снова оголенная пустыня…" (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Где-то под склоном шумела речка, а за ней, на низких холмах, росла чаща гигантских деревьев". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"За полосой мха снова пошла сухая каменистая почва, прикрытая в лесной полосе толстым слоем отмерших листьев и ветвей. Под ногами идущих полусгнивший покров превращался в коричневый прах — вероятно, веками некому было топтать эти обветшалые остатки". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"— Интересно, кто здесь обитал в те времена? — спросил Гэн Атал, пиная истлевшую массу листьев и плодов, взрывая темную пыль. — Вряд ли кто-либо мог прокормиться тут, внизу!" (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Словно откликаясь на ее жест, высокий, как свисток, вопль прорезал безмолвие леса, заставив людей замереть от неожиданности. Где-то далеко послышался ответный вопль, похожий на визг многооборотной алмазной пилы.
— Ага! — весело воскликнул Гэн Атал. — Не все вымерло тут, за Зеркальным морем! Не все съели тормансиане!
— Если действует фактор СА, там вряд ли осталось что-либо путное, — поморщился Тор Лик. — Этот визг не вызывает у меня симпатии.
Земляне долго стояли, прислушиваясь и настроив фотоглаз СДФ на слабое освещение. Но гигантский лес, казалось, хранил в себе не больше жизни, чем кубики едва державшихся домов Чендин-Тота". (Иван Ефремов "Час Быка")
*
"Тор Лик попробовал связаться со звездолетом посредством отраженного луча, но безуспешно. Мощности СДФ не хватало для создания своего волновода, а без него столь дальняя связь требовала знания атмосферных условий". (Иван Ефремов "Час Быка")
Так вот я и не общалась со светскими.
*
"Восьмигранные, многоэтажные, чуть суживающиеся кверху башни с пышными орнаментами, выступами и балконами сверкали пестротой облицовки с повторяющимися изображениями пугающе искривленных лиц между извилинами все тех же змей или стилизованных розеток из дисковидных цветов Торманса". (Иван Ефремов "Час Быка")
***
***
"Занимаясь правкой своего нового романа, заметил, что о детстве и отрочестве героя, во многом - по времени рождения, месту жизни лет до двадцати - совпадающего со мной самим, я написал куда теплее и ярче чем о его взрослом существовании. я прямо упивался его детскими впечатлениями, играми, вообще той атмосферой конца 70х - первой половины 80х". (Роман Сенчин "По поводу и без")
Просто человеку при рождении достаётся какое-то количество жизненной Силы, оттого всё так ярко в детстве. Постепенно жизнь эту Силу гробит, выматывает. Советские, кстати, совсем этим вопросом и этой темой не занимались.
Новый заряд Силы во взрослом состоянии даёт человеку любовь.
*
Я не ныряю в своё детство, оно было кошмарным по ощущениям и эмоциям. Но были трансляции Серебряного века, стихи - в то время я увлекалась именно РАННЕЙ Цветаевой, её сильной, глубокой, страстной любовной лирикой - так вот, стихи той же не совсем-совсем ранней Цветаевой, а Цветаевой послереволюционной Москвы. Это был цветаевский расцвет. я купалась в её лирики. Эти трансляции постреволюционной московской Цветаевой - одно из самых сильных, непосредственных, светлых впечатлений моей жизни. В те трансляции я и ныряю, забывая, что позже Цветаева помешалась. Может быть, я, ныряя в эти трансляции, воскрешаю в потустороннем духе Марины чувства и состояния, бывшие в ней в постреволюционной Москве. (Как говорил Ходасевич о постреволюционной Москве - естественно пересказываю далеко не дословно - жрать было нечего, топить нечем, жить невозможно. Но нигде и никогда люди не отдавали столько времени и сил поэзии. Поэзию слушали заполночь, поэтические сборники переписывали в рукописных списках.)
Помню куртки из пахучей кожи
И цинготный запах изо ртов...
А, ей-Богу, были мы похожи
На хороших, честных моряков.
Голодали, мерзли - а боролись.
И к чему ж ты повернул назад?
То ли бы мы пробрались на полюс,
То ли бы пошли погреться в ад.
Ну, и съели б одного, другого:
Кто бы это видел сквозь туман?
А теперь, как вспомнишь, - злое слово
Хочется сказать: "Эх, капитан!"
Повернули - да осволочились.
Нанялись работать на купца.
Даже и не очень откормились -
Только так, поприбыли с лица.
Выползли на берег, точно крабы.
Разве так пристало моряку?
Потрошим вот, как на кухне бабы,
Глупую, вонючую треску.
А купец-то нами помыкает
(Плох сурок, коли попал в капкан),
И тебя не больно уважает,
И на нас плюет. Эх, капитан!
Самому тебе одно осталось:
Греть бока да разводить котят.
Поглядишь - такая, право, жалось.
И к чему ж ты повернул назад?
В.Ф.Ходасевич
"Конечно, во все периоды русские писатели уделяли теме детства и отрочества большое внимание. Вернее, посвящали им много страниц своих произведений, а то и отдельные произведения. Но наше поколение буквально утонуло в омуте своего - именно своего - детства. И уже взрослые, а то и приближающиеся к старости люди, мы пишем о современной жизни зачастую держась, крепко держась за своё детство.
Например, с нашим взрослым героем что-то происходит, и он тут же ныряет..." (Роман Сенчин "По поводу и без")
"Я хоть и родился и вырос в Сибири, в повести и рассказы Михаила Тарковского вхожу с трудом. Да, сложно, находясь в городской среде, сразу погрузиться в другой мир, иную речь. Но, погрузившись, начинаю испытывать огромное удовольствие от чтения". (Роман Сенчин "По поводу и без")
"Вообще литературный язык и язык художественной литературы - разные вещи. Но довольно долго в советское время их пытались соединить. Безжалостно вытравляли диалектизмы, провинциализмы, областные слова из художественных текстов". (Роман Сенчин "По поводу и без")
*
Другие статьи в литературном дневнике:
