Цитаты"Семь лет назад умер, а казалось, что совсем недавно, только что видели его, насупленного, шагающего к своему двору от реки, насупленного независимо был ли мешок полон рыбы или пуст. Или обкашивающего зады огорода, или курящего вечерами на лавочке у палисадника… Да, живо вспоминается, а вот — семь лет. Но если начать перебирать в голове события, то столько всего за это время произошло… Да не «столько», по сути, а одно: когда умирал Привалихин, деревня была крепкой, цветущей, забывшей об угрозе гибели, которая накатила в восьмидесятые, а потом отступила; теперь же обречена она, остались ей месяцы, в лучшем случае — год…" (Роман Сенчин "В чужую землю") Да, вот, СССР наш мистический приказал долго жить уже официально... Туда ему и дорога. Надо начинать новую жизнь. "Через десяток лет пообвалятся без ухода памятники, оградки, а потом зарастет все кустами, и сгинет кладбище с лица земли, как и не было". (Роман Сенчин "В чужую землю") * "Прошлым летом там, в бывшем райцентре, состоялось грустное торжество — «Прощание с селом» называлось. Вроде бы только с Кутаем прощались, но съехались туда многие и из окрестных деревушек, прибыли и те, кто жил в нынешнем райцентре — в городе Колпинске, в Енисейске, Лесосибирске, Красноярске, а то и еще дальше. Были выступления народных коллективов, речи руководства района, края, известных уроженцев. В сумерках полетели в небо ракеты салюта…" (Роман Сенчин "в чужую землю") * — С чистой лучше. Кедровочку — на десерт. — Разлива-ай! С разливанием возникли небольшие сложности. Точнее, произошла почти непременная, ритуальная дискуссия: — Да поставь, не держи на весу. — Как я ее поставлю? Повалится. — Поставь и держи. Нельзя на весу наливать. — Афанасий Иваныч, ты ж не старый еще, а приметы какие-то… — К водке уважительно надо — это не водичка проточная. Она и наказать может". (Роман Сенчин "В чужую землю") "— Эт точно, — вздохнул дядя Витя, — эт точно. Стольких она сюда уложила… Только, слышите, вот выпьем, и не шарахаться потом по деревне, чтоб догнаться. Добро? Завтра уж как следует вечером, а сегодня — не надо". (Роман Сенчин "В чужую землю") * * * * * * * * * * *** * * * Едва Екатерина Алексеевна услышала громкое исполнение стихотворения "Четыре" известного геолога Драверта, положенного Андреевым на свою собственную мелодию, как поняла, что муж получил очередной "пинок судьбы", как он называл крупные неприятности". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Она немедленно начала испытанное женское лечение: приготовила его любимые киевские котлеты, достала острый сыр и молдавский коньяк". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "-Да ничего особенного. Шёл наискосок через двор, где сейчас стройка около нашего института. Смотрю, стоит старая трёхтонка, "ЗИС", такая же, на каких я пробивался через монгольскую пустыню или корёжился по таёжным просекам. Стоит брошенная, с кабиной, заколоченной фанерой, упёршись радиатором в забор. Конечный тупик её службы. -Так, а дальше? -Разве не ясно, что и я скоро вот так же упрусь носом в забор?" (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") * Следователь рассмотрел книгу, "обличительные" документы и сказал: -Успокойтесь и поверьте моему опыту. Те, кто может платить такие деньги, умеют лучше писать шифровки. Следовательно, тут возникает мысль о провокации". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "-Видимо, это только начало, как бы не было прислано чего-нибудь похуже. Мы, конечно, постараемся оградить вас, если вы дадите разрешение осмотреть ваши бандероли, но ведь можно и пропустить что-нибудь с виду безобидное". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "-А что может быть похуже? -Ну, например, книга или письмо с отравой, рукопись, скреплённая так, что вы обязательно уколетесь, разнимая листки". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Да мало ли что сможет придумать дьявольская изобретательность! А что она у них дьявольская, это вы можете мне поверить. Поэтому будьте очень осторожны! Не доверяйте даже присланному от давнишних ваших коллег, ведь воспользоваться их адресами ничего не стоит". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Но чего добился ваш Гирин? Ничего! Философская декларация, извлечённая им из археолога, что она стоит? Мало ли кому как хочется думать. А всё из-за неверия в наши методы!" (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Ваш самонадеянный доктор сказал, что он ничего не боится, потому что, видите ли, он приказал забыть о себе. Смешно думать, что Дергази послушается". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "На прощание следователь напомнил Андрееву, что они с нетерпением ждут от него или Ивернева соображений, что могло интересовать шайку Дергази в материалах Ивернева-старшего". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Рассказав всё это жене, Андреев вернулся к началу. -Понимаешь, какая гадость! Пятнадцать тысяч! Вот мразь! И сумму-то покрупнее придумал, чтобы правдоподобнее было: клюнул, мол, старый дурак, не устоял... Теперь я понимаю, как чувствовали себя безвинно оклеветанные люди". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Профессор фыркнул, совсем как Рита, и махнул рукой, постепенно успокаиваясь. Рюмка коньяку и сигарета довершили дело. Ещё через несколько минут Андреев громко распевал цыганский романс". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") "Внезапно он оборвал пение и задумался. "Перерою всё ещё раз! Съезжу в Ленинград, к милейшей Евгении Сергеевне. Пусть покажет мне личный архив Максимилиана Фёдоровича"". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") * "Гирин, бывший в юности мотоциклистом, вспомнил былое". (Иван Ефремов "Лезвие бритвы") *** – Никак не пойму, открыт этот остров или ещё не открыт, – досадовал Суер. – На карте его нет, а старые матросы знают. Но отчего этот пилигрим печалится?" (Юрий Коваль "Суер Выер") * Из хижины, покрытой шифером, и вышел пилигрим". (Юрий Коваль "Суер Выер") *** * * Да, так относятся к Учителям, к сразу над нами стоящему иерархическому уровню. "Доживём до их лет и их опыта - ещё хуже их станем". "Поначалу я думал, что Феофаныч — это прозвище. Что-то в нём слышалось патриархальное, седое. И вот как раз старик с седой бородой, сутуловатый, ослабевший, но и мудрый, могущий подсказать, научить. Как его называть? Феофаныч — подходит лучше всего". (Роман Сенчин "Феофаныч") "Сейчас, спустя, двадцать лет, сложно уже в подробностях вспомнить, как именно мы с ним познакомились, о чём говорили. Осталось, как подробно он рассказывал мне о том, как делать перетирки с петроглифов — писаниц. Было это во время какого-то застолья, и Капелько наверняка хотелось поговорить, пошутить со своими учениками, которых давно не видел, а он объяснял мне, случайному в этой тесной компании человеку, как укреплять на скале микаленту («Ну, можно и папиросную бумагу, только осторожно, не порви»), как смачивать её, как растирать по микаленте сажу, как не запачкать, не испортить скалу…" (Роман Сенчин "Феофаныч") * * «— Знаю то место. Малые Ворота оно называется… И тропу ту знаю. В шестьдесят четвёртом, кажется, лазил там. Не слышал, до меня был кто, нет, и после… В хитром месте писаницы те… — А перетирки делали? — Сергея кольнуло некоторое разочарование, что они уже открыты, и ответ его слегка обрадовал: — Нет, материала с собой не было, а потом в экспедицию уехал, новое появилось… Сообщил этим, краеведам, а были, нет, не скажу… А писаницы там интересные…" (Роман Сенчин "Феофаныч") * — Нет,— волнуясь, отозвался Сергей. <…> — Не видел, значит? Н-да, трудно к нему подобраться — укромное место, опасное. То есть — тропа как бы уж кончилась, а может, нынче и совсем нет проходу… Я еле-еле, вот так вот,— Федотько шоркнул одной ладонью о другую,— прополз. А дальше, за выступом,— площадка ровнёхонькая и скала гладкая, ни зазубринки нет. И вот на ней-то… <…> И там как раз он и выбит, солнечный идол этот. По центру так вот как раз… Вот его-то надо бы… Там, значит, семь лучей, как копья, от его, от круга, и лицо — три глаза. И больше вокруг ничего нет, только он. Н-да… Я на той площадке ночевал, а утречком, как солнце-то глянуло, как ударило по этому…" (Роман Сенчин "Феофаныч") "— Сходи, если захочется,— посоветовал старик,— бумаги возьми". (Роман Сенчин "Феофаныч") * © Copyright: Агата Кристи 4, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
